Избави нас от зла - Холланд Том

Не все погибло…

Возможно, думал он, что эта поэма мистера Мильтона, во второй раз возникшая на перекрестке его жизни, направит его и снова укажет путь, который он должен выбрать.

Он сел, как только мистер Мильтон перестал перебирать пальцами страницы рукописи, словно это были струны лиры, и начал нараспев читать по памяти вступление к своей поэме. Роберт слушал, сначала с сомнением, потом с благоговейным трепетом, подавленный грандиозностью замысла. Казалось, поэт действительно, как и заявил, поставил перед собой амбициозную задачу достичь высот Небес, проникнуть в огненную бездну ада. Речь в поэме шла о тех глубинах преисподней, где пребывает Сатана, куда этот Богом проклятый змий пал вместе со всем своим мятежным воинством, куда был сброшен с Небес после ужасного разгрома, где его взору впервые предстали зловещие языки пламени вечной кары. Но смятение и тревога мятежного ангела были, казалось, проникнуты гордостью и несли на себе печать неизбывной ненависти. Роберт напряженно вслушивался в слова неторопливого повествования и вдруг ощутил внезапное пробуждение ужаса, как только мистер Мильтон начал читать первые строки речи Сатаны, бросающего вызов Вельзевулу, поверженному, как и он, навсегда потерявшему былое положение и проклятому:

Ты ль предо мною? О, как низко пал…[10]

Прочитав эти строки, мистер Мильтон сделал паузу, и Роберту показалось, что его незрячие глаза наблюдают за ним. Поэт передохнул и продолжил чтение. Его голос снова наполнил помещение вызовом и болью Первого во Зле. Наконец прозвучали слова, которые Роберт уже знал:

…И проиграли бой. Что из того?

Роберт напрягся и почти подпрыгнул на стуле.

Не все погибло…

Он уже стоял в полный рост.

Мистер Мильтон замолчал, потом внезапно нахмурился.

— Ловелас? — прошептал он словно в замешательстве.

— Вы удивили меня, сэр, — сказал Роберт. — Я никогда не думал, что Сатана… то есть… что Сатана мог бы говорить так смело и решительно.

Выражение лица поэта стало еще более хмурым, и он склонил голову, словно прислушиваясь к какому-то далекому звуку.

— Зло, — неторопливо заговорил он, — всегда более опасно, Ловелас, когда оно начинает светиться тлеющими угольками догорающей морали.

Он сделал паузу, и в то же мгновение помещение, казалось, сковал ледяной холод наступившего молчания. Мистер Мильтон медленно опустил рукопись своей поэмы на пол.

— Ваша книга, сэр, — прошептал он. — Давайте покопаемся в ее письменах. Думаю, очень хорошо позволить ночному ветерку освежить наши лица после погружения в пучины ада.

Он поднялся на ноги, и мистер Обри быстро подошел к нему, чтобы предложить руку. Они вместе вышли в сад. Роберт последовал за ними. После него из комнаты вышли и все остальные гости. Мистер Обри уже склонился к земле, чтобы разровнять площадку. Он взял протянутую ему Робертом книгу и нацарапал на сырой земле знаки одной из ее строк. Мистер Мильтон провел по ним кончиком пальца, после чего нахмурил лоб, явно озадаченный, а потом покачал головой.

— Я не могу это прочитать, — пробормотал он, потом нащупал руки мистера Обри и взял у него рукопись. — Где, вы говорили, была обнаружена эта книга?

Роберт взглянул на мистера Обри, потом пробормотал:

— Я подозреваю, что она написана одним евреем.

Он помолчал и некоторое время пристально вглядывался в лицо мистера Мильтона, потом взял его за руки и прошептал:

— Поэтому, сэр, я надеялся, что вы сможете ее прочитать.

Какое-то мгновение мистер Мильтон стоял не шелохнувшись, потом поднял руки к лицу Роберта и стал ощупывать его.

— Я, сэр? — переспросил он подчеркнуто медленно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да, вы, — ответил Роберт.

Он помолчал, потом тоже прикоснулся пальцами к лицу мистера Мильтона и добавил:

— Потому что в конце концов именно вы научили меня читать по-еврейски… И еще… многому другому.

Мистер Мильтон шевельнулся, потом на мгновение замер и внезапно расхохотался, но не так мрачно, как прежде, а заливистым, едва ли не захлебывающимся, радостным смехом. И Роберт увидел покатившиеся по его щекам одинокие серебристые слезинки.

— Это вы? — прошептал старик ставшим хриплым голосом. — Правда вы? Магистр хитрости[11], который явился ко мне во времена самых тоскливых глубин моей ночи… Вы тот, кого я потерял, казалось, навсегда?

Он снова засмеялся и замахал руками, привлекая внимание друзей.

— Этот мальчик был для меня в те времена, когда все казалось невыразимой словами кромешной тьмой, когда не было надежды, что когда-нибудь наступит день… Он был для меня светом, обещанием надежды. Но у меня так никогда и не появилось возможности… дать ему знать…

Его голос умолк, он сделал глубокий вдох и крепко вцепился в книгу. Кончики его пальцев стали шевелиться там, внутри книги, между страницами. В тот же миг он вскрикнул. Этот крик был таким неожиданным, таким ужасным, что все вокруг замерли словно парализованные. Мистер Мильтон медленно раскрыл книгу. Он, казалось, читал ее, а потом внезапно уронил и сам грузно осел на землю.

Друзья мгновенно обступили его, но Роберт отодвинул их в сторону, опустился на колени перед этим слепым человеком и поддержал его, обняв за плечи. Голова мистера Мильтона моталась из стороны в сторону, он тер глаза, словно пытаясь очистить их от какого-то ужасного видения.

— О, берегитесь, — пробормотал он. — Берегитесь!

Он стал яростно вертеться то в одну, то в другую сторону, хватая воздух руками, а потом нащупал лицо Роберта и снова стал изучать его пальцами.

— Берегитесь, ибо древняя Тьма уже ждет, она голодна и жаждет воцариться в своих старых владениях, истребить саму природу жизни и все сущее.

— Возьмите, сэр, — шепнул мистер Обри Роберту на ухо. — Возможно, это его успокоит.

Он протянул Роберту стакан с вином, и тот поднес его к губам мистера Мильтона. Старик судорожно отхлебнул, расплескав вино, потом передернул плечами и позволил отвести себя в дом. Опустившись в кресло, он жестом попросил гостей оставить его одного. Но Роберт не ушел. Он снова опустился на колени возле поэта.

— Что вы видели, сэр? — спросил он шепотом. — Я знаю, что произошло. Вы прочитали эти таинственные знаки.

Мистер Мильтон не стал отрицать, но выражение его лица оставалось холодным как мрамор.

— Я видел, — ответил он, медленно произнося слова, — мальчика в небольшой комнате. Это были вы, а комната была моей. Вы подходили к письменному столу. На нем стопкой лежали страницы моей поэмы, моего «Потерянного рая». Вы взяли верхнюю страницу, вы читали ее, произнесли вслух строки речи Сатаны, те самые строки, которые нынче вечером вас напугали.

— А потом, сэр? Там было что-то еще, что заставило вас вскрикнуть.

— Действительно было, — согласился мистер Мильтон, обреченно улыбнувшись. — Когда вы закончили чтение, видение стало меняться.

— И что же стало происходить? — настойчиво проговорил сквозь зубы Роберт. — Что эта книга вам показывала?

— По-прежнему вас. Но изменившегося. О, как изменившегося.

— Как?

Мистер Мильтон затряс головой.

— Вы были… так же миловидны… Вы, прежний, были подобны отмеченному красотой Господа златокудрому ангелу со светлым лицом. Но теперь у вас были манеры кавалера, а взгляды, которые вы бросали по сторонам, были искажены ужасной чувственностью, злобой и ненавистью, завистью и разочарованием. Вы по-прежнему выглядели ангелом, но ангелом падшим, навсегда отринутым от радостей рая. Стали таким, каким мог выглядеть сам Сатана, князь мятежников. И у меня зрела уверенность, что вы, кто был когда-то сама доброта, превратились в изверга. Меня переполнил страх, и я выронил книгу, показавшую мне такие вещи. Я не смог больше вынести эту разворачивающуюся перед моим взором картину.