В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - Александр Русов

Пальцы игрока стремительно движутся. Глаза неотрывно следят за экраном. Правая нога давит на педаль. Камера модельера-оператора стремительно взмывает вверх и оказывается на уровне седьмого этажа, откуда вся внутренность квартиры видна как на ладони — включая колючий кактус на низком, очень низком кухонном подоконнике.

Вот крупным планом распахнутая створка. Вот женщина в раме окна глотает сырой холодный воздух. Вот к ней сзади подходит мужчина. Нервическое лицо в очках перекошено. Он кладет руку ей на плечо, она резко оборачивается, теряет равновесие, вываливается из окна.

«Stop».

Пальцы замерли. Игра приостановлена. Изображение застыло. Распростертое в свободном падении тело.

«Off».

Экран снова чист и тускл. Александр Григорьевич что-то записывает. Александр Григорьевич задает новую программу, снова пытается набрать Кл.-333. Машина жалобно попискивает. Экран искрит. Александр Григорьевич Фан давит на педали, берет аккорды, набирает ГБ4ПД14, нажимает кнопки «Set», «Move», «Memory off», «Play». На экране возникает общий вид городской больницы. На экране возникает холл отделения кризисных состояний. В холле идет занятие аутотренингом. В креслах, расслабившись, сидят больные.

ДБ7р27. «Move».

На экране миниатюрная женщина воспаряет над креслом, где только что сидела. Ее возносит, и она кружится в бесплотном воздухе, будто фигуристка на льду.

9?7-ЪОо%

…Лицо Кустова 1-го крупным планом. Очки. Веки приспущены. Сомнамбулическое состояние. Но вот его левая рука вздрагивает, он отрывается от кресла, повисает в воздухе, подлетает совсем близко к скрытой камере…

Фан делает пометку в блокноте. Фан переписывает в блокнот индекс, вспыхнувший на нижних строчках экрана.

…Аутотренинг закончен. Кустов 1-й разговаривает с миниатюрной фигуристкой. Интересно о чем?..

Пометка в блокноте: «Проверить! Смоделировать!»

…Стоят разговаривают…

Фан решает чуть сдвинуть рычажок на панели, изменить ракурс, чтобы видеть его лицо.

…Подходит третий, в тренировочном костюме, становится спиной к телевизору, загораживает весь экран…

Рычажок передвинут до упора. Обойти третьего не удается. По-прежнему загораживает. Сплошная спина.

…Лиц не видно…

Убрать!

Александр Григорьевич в волнении кусает губы. Александр Григорьевич в азарте игры нажимает красную кнопку «Moving off». Когда же уберется из поля зрения этот субъект?!.

…Человек в тренировочном костюме выходит из кадра…

Наконец-то!

…Человек в тренировочном костюме через открытую дверь выходит в коридор…

Кустова не видно. ДБ7р27. Вернуть изображение Кустова не удается.

Фан в раздражении. Нажимает кнопку «Play off».

…Человек в тренировочном костюме бросается к окну на лестничной площадке, рвет на себя оконную раму…

Как опять найти Кустова? Где он сейчас? Как его вычислить? Как снова набрать? Фан сбит с толку. Его палец забылся на кнопке «Play off».

…Человек в тренировочном костюме вскакивает на подоконник, выпрыгивает из окна…

И тотчас начинает мигать цепочка зеленых индикаторов на панели. Изображение меркнет. На экране дисплея возникает надпись:

«Хлысталов Б. Н. 46. Учтено… Согласовано… Зарегистрировано… БЮРО ПРОВЕРКИ»

Развертку перекашивает. Развертка сама восстанавливается. Фан в недоумении смотрит на экран. Фан хмурится. Качает головой. Он допустил ошибку. Забыл нажать блокирующую клавишу «Preserve». Досадная оплошность. Одной человеческой жизни как не бывало. Жизни не жалко — стыдно перед собой. Страдает профессиональная гордость. И что это с ним такое творится в последнее время?

Агент Фан выключает дисплей. Агент Фан отключает большой компьютер. Агент Фан пытается вспомнить. «Хлысталов, Хлысталов…» Нет, пожалуй, в отделении Петросяна он не встречал такого…

Центр управления находится под угрозой упорядочения штатного расписания. Центр Управления находится под угрозой сокращения штатов. Угроза нависла давно — теперь она стала реальностью. Только и разговоров везде, что о деле Кустовых, хотя дело Кустовых — лишь маленькое звено в цепи подобных, начиная с получивших широкую огласку дел Эдипа, Эгиста, Клитемнестры, Медеи, Ниобы, многоликого Януса, обоих Голядкиных и миллионов других, безымянных. Однако верховные инстанции Центра понимают, что если в ближайшее же время не удастся овладеть ситуацией, приостановить неконтролируемую путаницу, межродственные преступления, таинственные исчезновения, многочисленные извращения и недозволенные превращения, затрагивающие основы Основ, то на Земле вновь воцарится хаос, как до сотворения мира, каналы связи с Астралом будут окончательно засорены, а сама постоянная, жизненно важная для человечества связь необратимо нарушена, что повлечет за собой неизбежное вымирание рода людского или гибель его в результате катастрофы и — как следствие этого — ликвидацию Центра Управления, которому попросту нечем станет управлять. И если случится так, что Астрал, находящийся под протекторатом Вольвы, перестанет служить промежуточным резервуаром дефицитной жизненной энергии, перестанет быть совершенной системой, надежно амортизирующей всякого рода критические ситуации на Земле и в окружающем космосе, тысячи агентов и руководящих работников Центра в одночасье лишатся своих рабочих мест, а вместе с ними — привычных привилегий, персональных жетонов, неограниченного права беспрепятственных перемещений, бесплатного проезда в любом виде наземного транспорта.

Дело Кустовых стало своего рода эталонным и показательным для Центра. Вынесение по нему обоснованного, справедливого, нестандартного решения позволило бы не только восстановить ряд магистральных каналов связи, устранить ощутимую часть все увеличивающихся помех, но и наглядно продемонстрировать способность Центра самостоятельно и квалифицированно решать сложные задачи, выдвигаемые современностью. Злые языки Вольвы утверждают даже, что дело Кустовых было специально инспирировано для поднятия престижа дряхлеющего учреждения.

Что касается отделения кризисных состояний, то его медицинский персонал в злополучный день трагической гибели Хлысталова с самого утра слился в порыве солидарности, взял повышенные обязательства, встал на трудовую вахту, как бы предчувствуя нависшую опасность. Профессор Петросян в конфликтной ситуации с главврачом больницы и сопровождающими его лицами бескомпромиссно выступил в защиту интересов больных, разрешив под свою ответственность продолжать занятия аутотренингом в холле — на дорогом ковре, в дефицитных креслах. Мурзаханов — Китаец появился утром в своей буддийской пагоде на час раньше, чтобы успеть дополнительно принять двух пациентов, срочно нуждавшихся в иглоукалывании, в том числе писателя Усова. Сильно простуженная Нина Ивановна Пшеничная, невзирая на недомогание, не пошла на прием к врачу, а мужественно приступила к исполнению своих служебных обязанностей. Даже многочисленные неодушевленные приборы, несмотря на резкие скачки напряжения в сети и отсутствие соответствующих стабилизирующих устройств, не выходили, как это часто случалось раньше, из строя, готовые скорее погибнуть на боевом посту, нежели спокойно отлеживаться месяцами в тыловой ремонтной мастерской.

Нелепая смерть больного Хлысталова еще больше сплотила коллектив отделения, привыкший, в силу специфики своей работы, иметь дело со всевозможными вредными влияниями и веяниями не всегда даже понятного, научно объяснимого происхождения. Впоследствии Нина Ивановна самокритично и чистосердечно призналась, что ее замечание Хлысталову относительно того, что он не умеет расслабляться, было абсолютно непедагогичным и излишне категоричным: в тот день на краткий миг ему как раз это удалось. Он готов был даже взлететь, но возникший в воображении Нины Ивановны образ мальчика с пальчик, пролезающего сквозь прутья зарешеченного окна, почему-то насторожил ее, поэтому она не дала ему разрешения на самостоятельный взлет. И надо же было случиться, чтобы дверь на лестницу оказалась открыта и на пути больного возникло другое окно — без решетки!

Нина Ивановна казнила себя. Несчастный случай, уверяла она на планерке, произошел по ее вине. Она жестоко подавила в Хлысталове естественное для любого человека желание взлететь.

— Оставьте, уважаемая, — пытался успокоить ее Грант Мовсесович Петросян. — При чем здесь вы?

Но она продолжала твердить, как безумная:

— Нужно было его отпустить!..

— Вы слишком впечатлительны, — заметил на это профессор Петросян, переходя к другому вопросу.

Действительно, Нина Ивановна была неповинна в смерти Хлысталова. Как и Центр Управления — в целом. Виновата была случайность. Отдельная неточность. Неувязка с открытой дверью. Частичный недостаток в координации действий отдельных сотрудников Центра, который распорядился жизнью Хлысталова непреднамеренно, руководствуясь самыми благими намерениями, отыскивая единственный путь истины в глухом лесу заблуждений. Виноват был только агент из комнаты на девятнадцатом или сто девятнадцатом этаже, забывший вовремя нажать одну и отпустить другую кнопку, но и его вина была слишком незначительной, чтобы кому-нибудь из руководства пришло в голову назначить специальное разбирательство по этому небольшому вопросу.