Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девять Гибискус хотелось сломать что-нибудь, а лучше пристрелить. Иметь цель, чтобы направить на нее всю огневую мощь «Грузика для колеса», поджечь что-нибудь. Ничто больше не имело смысла. Она поняла Каураан. Поняла, как вызвать доверие у врага, как придать своим преданным солдатам силу – это она всегда понимала. Но вот она тут, парализованная, и ее мертвый кадет лежит подле мертвого инородца в холодильной камере аутопсии. За ними вся мощь Флота, вся мощь Тейкскалаана, весь ее опыт и тяжело давшееся терпение… но Пчелиный Рой улетел на этом шаттле, побери его звезды, он приземлится в жару пустыни и будет задавать инородцам вопросы. Это изначально придумала она, но теперь ей хотелось забрать свою идею назад. Если бы только возврат идеи означал, что придется делать нечто такое, чем можно занять людей. Чем-то, кроме ожидания смерти в огненных вспышках, когда их застигнут врасплох вражеские корабли, внезапно появившиеся из черной космической пустоты.
Она могла подарить им эту планетарную систему. Она могла в любой момент отдать такой приказ и потерять по половине каждого легиона на пути туда, а потом уничтожить целиком живую планету, полную мыслящих существ, после чего эта война будет продолжаться вечно. Но это была бы война, в которой есть цели. Война, которой она отдастся всем своим существом, но, прежде чем умереть, она, Девять Гибискус, станет историей, песней.
Она подумала, сойдет ли ей с рук, если она случайно пристрелит Шестнадцать Мунрайз. Может быть, и не сойдет, пока у нее не будет оправдания.
– Сколько времени вы собираетесь им дать? – спросила Шестнадцать Мунрайз, и Девять Гибискус с сожалением отметила, что этот вопрос не потянет на оправдание в военно-полевом суде и в месте приведения приговора в исполнение. Этот же вопрос хотели задать ей и все остальные, кто находился на мостике. Два Пена, погруженная в рассматривание голографических проекций коммуникационных сетей Флота на облачной приставке, Восемнадцать Резец с его порхающими руками, колдующий над интерфейсами движения и навигации, с голодным для любого предложения лицом.
– Два часа, – ответила Девять Гибискус. – Или больше, если Пчелиный Рой пришлет сигнал «все в порядке». А он пришлет.
– Вы ему так доверяете, – сказала Шестнадцать Мунрайз. Девять Гибискус вдруг обнаружила в себе полное безразличие к тому, что другая женщина пытается найти подход, информацию, способы подорвать и уничтожить ее власть. Теперь это не имело никакого значения.
– Мы служили вместе на протяжении всей его и моей карьеры, – сказала она. – Конечно, я ему доверяю. А вы бы не доверяли?
Она не сомневалась, что с ней навсегда останутся звуки его искаженного голоса, когда он говорил с ней по интеркому медчасти. Тщательный подбор слов. Как он назвал ее «Мальва» и «моя дорогая», потому что был почти стопроцентно уверен, что умрет, а потому протоколом в какой-то его части можно было пренебречь. Он всю свою жизнь старался быть идеальным тейкскалаанцем, идеальным солдатом Флота, но в отношениях он таким не был.
– Доверяла бы, – удивленно сказала Шестнадцать Мунрайз и вздохнула. Призрачный звук, дыхание, как кусок льда, запутавшийся в пологе внутри разбитого «Осколка», куда проник вакуум. – Он исключительно храбр. «Его вены будут излучать звездный свет и сиять, как светлячки в жертвенной чаше».
Это была «Песня возрождения №1». Старейшая, та самая, которая поднялась над землей вместе с Тейкскалааном, – или почти. Первое поколение в космосе при первом императоре. Песня возрождения, которую никогда не связывали с конкретным автором, да и с чего бы? Это была песня о том, что значит быть тейкскалаанцем.
Девять Гибискус чувствовала, что ею манипулируют, беззастенчиво манипулируют, но ее это устраивало.
– Да, он такой, – сказала она. – Поэтому я и отпустила его туда с уполномоченным. Он заслуживает шанса спросить у этих существ, почему они чуть не убили его и за что и входило ли это в их планы.
Звук, который произвела Шестнадцать Мунрайз, не был словом.
– Его, но не остальных наших убитых? Остальных моих убитых, всех наших на Пелоа-2?
– Он единственный имеет такую возможность.
Она не знала, везение это или неудача.
– Я хочу верить в вас, мой яотлек, – сказала Шестнадцать Мунрайз. – Правда, хочу. Но здесь задействованы силы, с которыми не совладать ни вам, ни мне.
– Что же это за силы, капитан Флота? – спросила Девять Гибискус, ожидая в ответ что-нибудь параноидальное. Такими уж они были в Третьей Ладони, даже отставники, которые оказались потом в командном составе. Паранойя никак не сочеталась с этой разновидностью честности, с разновидностью просьбы разрешить обратиться за помощью…
На этот раз звук, произведенный ртом Шестнадцать Мунрайз, назывался вздохом. Шум, вырвавшийся против воли, звук, издаваемый человеком, готовящимся сказать правду. Черт побери, но ведь она была из Третьей Ладони, да? Девять Гибискус не могла ей доверять, даже если она окажется права. Даже если она изложит свой анализ на языке, который Девять Гибискус считала единственно возможным между подчиненным и командиром, языке взаимозащиты в виде формулы: «Я готов умереть за тебя» и «Я никогда не попрошу тебя умереть, если только у меня не останется иного выхода».
– Это силы, которые убедили министерство информации взять представителя иностранного правительства на ведущиеся в ходе первичного контакта переговоры о прекращении огня. Силы, которые вынудили Ее Великолепие императора побудить министра Девять Тягу к досрочной отставке. Любая сила, которая хочет, чтобы мы завязли в этой войне, а не выиграли ее.
Девять Гибискус повернулась к ней. Она приняла решение. Она еще не знала, что это за решение, знала только, что приняла его.
– Вы хотите продолжить этот разговор приватным образом, капитан Флота?
Она старалась говорить мягким голосом, когда обратилась к одному из своих солдат, – таким же голосом она говорила с Восемнадцать Резцом, когда тот принес ей известие, что они обнаружили местонахождение планетарной системы врага. Это было предложение: «Вы хотите, чтобы я поверила вам? Чтобы защитила вас?»
Шестнадцать Мунрайз отказалась.
– Нет, яотлек, – сказала она, оставив всякую вежливость. – Я могу сказать все это здесь, на мостике. В министерстве есть фракции – и, насколько мне известно, вы в курсе этого, – которые предпочли бы, чтобы вы дошли до изнеможения в этой войне на изнурение, а не начинали войну, которую вы можете выиграть. Эти фракции объединены теми, кто хотел бы, чтобы министерство приросло силой, имело тот престиж, который был у нас до несчастного происшествия с Один Молнией. Вы ведь знаете, где находилась министр Три Азимут, прежде чем получила свой нынешний пост?
– В Накхаре, – сказала Девять Гибискус и замолчала. Она, конечно, знала Накхар. Конечно, она знала, как Три Азимут привела Накхар к покорности, знала о ее тщательном и деструктивном насилии, примененном к повстанческим фракциям, знала о том, как Три Азимут внедряла своих людей в эти фракции, а потом позволяла им разрушать эти ячейки до полной ненужности любой ценой, вплоть до разоблачения самих себя. Девять Гибискус сама делала что-то подобное в Каураане…
Ей вдруг пришло в голову, что новый министр войны, может быть, не любит Шестнадцать Мунрайз и Третью
