Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

Он громко позвал:

— Ровер!

Я ничуть бы не удивился, окажись пес Юлая одноглазым, но природа не терпит искусственных вариантов.

— Вот он, мой пират, — ласково выговорил циклоп.

Я оторопел.

Гигантский пес, уродливая помесь бульдога и, возможно, овчарки, молча встал в открытых дверях. В отличие от хозяина в жестокой борьбе за существование он сохранил оба глаза, и оба они были налиты такой ледяной злобой, что я поежился. От ненависти они даже серебрились, отливали нехорошей чернью.

“Господи! Господи! Господи! Господи!”

— Скажи ему, пусть отвернется.

Юлай был доволен произведенным эффектом.

— Это Эл, — представил он меня псу. — Эл — спокойный парень, мы с ним подружимся. Но если в голове у него что‑нибудь повернется, спусти с него шкуру.

Челюсти Ровера нервно дрогнули.

— Но если Эл спокоен, если не пытается войти в бункер связи, — добродушно закончил циклоп, — трогать его не надо. Места тут всем хватит. Иди!

Пес не издал ни звука.

Он просто исчез.

— Неплохой парень, правда? Только стрелять не умеет, — похвастался Юлай. — Старайся не забывать о нем. С палкой или с камнем в руке шансов у тебя против Ровера нет.

— За каким чертом меня сюда притащили?

— Ты всегда такой торопливый?

— Всегда, — ответил я хмуро.

— Ох, не лучшее качество. — Юлай с любопытством обозрел меня своим смеющимся глазом. — Куда тебе торопиться? Ты же в отпуске. Не следовало тебе, Эл, путаться у нас под ногами. Это кое–кого рассердило.

— Кого, к примеру?

Юлай ухмыльнулся.

Его плоское лицо озарилось улыбкой.

Час ранний, злобный пес, бледные лица, за спиной — горная дорога, бессонная ночь, а поздний гость несет чепуху. Впрочем, смешно ему стало вовсе не из сочувствия. Он тут же посуровел:

— Я тебе вот что скажу, Эл. У меня всего один глаз, но это не значит, что я ничего не вижу. И я никогда не лгу. Мы, например, никого не убиваем. Если я говорю — никого, значит, так оно и есть. А если я говорю, что отсюда нельзя бежать, это тоже так.

— Но почему? — вырвалось у меня.

— Да потому что ты дерьмо, Эл. А у каждого дерьма свое место.

— Но почему я непременно дерьмо?

— По определению, Эл. Доказательств тут не требуется. Пари держу, что и недели не пройдет, как ты начнешь расставлять ловушки хорошим парням Роверу и Юлаю. Это же у тебя на лбу написано. У таких, как ты, сучья выучка, вы не можете не кусаться. Черт тебя знает, может, ты даже сумеешь меня пристукнуть, у тебя на это дело талант, но если такое и произойдет, тебе отсюда не выйти. Дело не в Ровере и не в замках. Так что заруби себе на носу, что лучше жить рядом с живым Юлаем, чем медленно помирать рядом с его трупом.

Он помолчал.

Потом неторопливо извлек из кармана отобранные у меня документы.

Толстым пальцем отодвинул в сторону список, полученный от доктора Хэссопа:

— Давно это у тебя?

— Со вчерашнего утра.

— Почтой получил?

— Почтой.

Юлай улыбнулся.

Слепой глаз и плоское лицо не портили его.

В нем чувствовалось столько энергии, что уродом он быть не мог. В конце концов, даже Гомер не считал циклопов уродами. Так, особая форма жизни.

— Надеюсь, список тебя развлек?

Я пожал плечами. Юлай сбивал меня с толку.

— Успел обдумать его?

— Не хватает информации.

— Да ну? — не поверил он и улыбнулся. — Это хорошо, что ты говоришь правду. Теперь для размышлений у тебя будет много времени.

И снова улыбнулся:

— Хочешь, сыграем в одну игру?

— Какую еще игру?

Мой взгляд его не смутил.

Он сунул волосатую, как у Ровера, лапу в карман и извлек оттуда еще одну бумажку, аккуратно сложенную вчетверо:

— Держи. Это я сам сочинил.

— Что это?

— А ты посмотри.

Единственный глаз циклопа так и сверкал:

— Ровер!

Повинуясь зову, пес бесшумно встал на пороге. Густая серая шерсть на загривке стояла дыбом.

— Сядь, Ровер, и проконтролируй ситуацию. Если наш друг Эл захочет что‑то сделать по–своему, задай ему соответствующую трепку. А ты, Эл, разверни листок и прочти вслух то, что на нем написано.

— А зачем нам пес?

— Он должен знать о тебе все, в том числе и голос. Он должен узнавать тебя и по голосу, и по походке, и по запаху.

Я взглянул на Юлая: не сумасшедший ли он?

— Читай!

Я взглянул на столбец имен.

Линди.

Хоуэр.

С. Хоуэр.

Хоуэр–Тарт.

Саути…

— Это что? Театральные псевдонимы?

— Не шути, Эл. Эти люди не имеют никакого отношения к театру. Их объединяет одно — все они умерли. Кто там еще в списке?

— Некая Лотти…

Что‑то сбивало меня с толку.

— У этой Лотти была фамилия?

— Наверняка, — совсем уже сухо объяснил Юлай. — Правда, я не смог ее выяснить, времени не хватило. Она была манекенщицей. Да что я рассказываю? Ты должен помнить ее.

“Я даже пугаться стал с опозданием. — Слова Пана преследовали меня. — Поворот за спиной, а меня как кипятком обжигает”. Я действительно вспомнил маленькую манекенщицу. Я знал ее по Бэрдокку. Правда, не слышал, чтобы она умерла… А Линди и Хоуэры… Я вспомнил их. Занятный народец, так и лезли под пули… В Бэрдокке тогда было погано. Совсем там было поганое местечко, правда, в дорогих ароматах. И там со мной был Джек Берримен.

— Занятно? — спросил Юлай. — Читай дальше.

Стенверт.

Белли.

Мейсон.

— Эти‑то кто такие?

— Не помнишь? Мейсона не помнишь?

— Не помню.

Юлай и Ровер, наклонив лобастые головы, с подозрением и с нехорошим интересом вглядывались в меня.

— Фирма “Счет”. Теперь вспомнил? Там были заложники.

— Их захватил не я. Их застрелил Лендел!

— Вольно тебе вешать трупы на этого безумца. Перестрелку спровоцировал ты.

— Я был вынужден это сделать.

— А так и бывает. А труп он и есть труп, — ухмыльнулся Юлай. — Я ведь тебя ни в чем не корю.

— Этак ты и Лендела на меня запишешь.

— А ты как думал? На тебя он и записан.

— Он тоже умер? — удивился я.

— Пока жив. Но лучше бы умер.

4

“Господи! Господи! Господи! Господи!”

5

Керби.

Галлахер.

Моэт.

Ким Хон.

Сеттон.

Лайбрери.

Возможно, эти люди имели отношение к санитарной инспекции Итаки. Скорее всего так оно и было, потому что их имена стояли рядом с именем доктора Фула.