Том 3. Письма и дневники - Иван Васильевич Киреевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9 мая
Вторник
Поздравляю тебя с днем твоего Ангела. Да здравствуешь ты, да процветаешь и да будет тебе суждено роком ли, судьбой ли или собственным твоим умением найти стих о твоем патроне и тебе и ему во славу!
Я начал было, как ты видел, писать еще 3 мая, да опоздал, а теперь также пишу на распутии, потому что сегодня отправляюсь в Архангельское, где мы на нынешнее лето наняли флигель и куда все наши, кроме меня и брата, уже переправились в субботу. Я переправляюсь сегодня, а брат опять остается в Москве по-прежнему.
Надеюсь и нынешним летом не удариться лицом в грязь, не отстать от тебя и от Александра Михайловича[834], далеко меня опередивших и пристыдивших, и возвратиться с обильной жатвой песен, особенно же стихов и сказок. Пришли, пожалуйста, стихи, у тебя находящиеся! Я их спишу и немедленно возвращу с приложением всех у меня имеющихся и впредь иметься имеющих. Варианты для нас обоих необходимы; осенью же ты авось либо наконец опять приедешь к нам в Москву, и тогда мы, уже с богатым собранием материалов, вместе потолкуем, кому, как и на каком основании приступить к изданию. Не правда ли, что ты осенью приедешь?
Нынешним летом около нас будет пусто и безлюдно, особенно это будет чувствительно брату, в Москве остающемуся; все разъезжаются в различные стороны: Свербеевы дней через пять уезжают в Петербург, а оттуда отправляются 3 июля на пароходе за границу, где Катерина Александровна[835] будет сначала пить эмсские воды, а потом пользоваться воздухом южной зимы. Они там хотят пробыть около полутора года. Хомяков на все лето уезжает в Крым, Баратынский в деревню.
Однако пора кончать. Покуда прощай.
Весь и вечно твой П. Киреевский.
Именной список стрелков, участвовавших в торжественном стрелковом состязании, происходившем 15 апреля 1833 г. в Москве на Кузнецком мосту, в доме Хомякова:
князь Сергей Голицын[836],
князь Михаил Голицын[837],
Боборыкин[838],
Хомяков,
князь Александр Мещерский[839],
Валуев[840],
Шереметев[841],
Киреевский 1-й[842],
Киреевский 2-й[843],
Козлов[844],
Князь Козловский[845],
Гедеонов[846],
Талызин[847],
князь Щербаков 1-й[848],
князь Щербаков 2-й[849],
Лодомирский[850],
Густав Фе[851]
Рахманов[852],
князь Вяземский (выигравший ружье на торжественном стрелецком состязании, бывшем в зале Кистеровского пансиона 17 марта 1833).
В награду победителям назначены были три приза, состоявшие из трех серебряных кубков различной величины. Каждому стрелку назначено было сделать по пяти выстрелов в 15 шагов, и чьи пять выстрелов были лучшие, те и признавались победителями.
Первый приз взял Боборыкин.
Второй приз взял Киреевский 2-й.
Третий приз взял Хомяков.
По разыгрании помянутых трех призов согласились разыграть еще один приз, состоящий также из серебряного кубка. Стрелки были те же, и хотя их число уменьшилось 6-ю, но все лучшие остались налицо.
Приз взял Киреевский 1-й.
28. Н. М. Языкову
7 июня 1833 года
Москва
<…> Обнимаю и благодарю тебя за полученный мною экземпляр! Только он пришел сюда с другим товарищем и без письменного путеводителя, а потому я и не знаю, кому сей другой назначен. Я почти уверен, что этот путеводитель не явился не за недостатком существования, а по неисправности почты; тем больше что от тебя, вопреки твоему благочестивому обыкновению и моей сладчайшей привычке, не было известия уже около двух месяцев; боюсь, что и мои многие письма до тебя не достигли. Особенно боюсь за посылку от Хвостова и Иакинфа. Напиши, пожалуйста, получил ли ты их?
Мы теперь пребываем в Архангельском, а в Москву явлюсь я только на один день, чтобы посмотреть, если удастся, на обряд, довольно необыкновенный. Ты, верно, еще будучи в Москве, слышал об одном Норове, который, как говорят, обманул князя Гагарина тысяч на двести[853]. Вследствие подозрений, почти очевидных, и за недостатком актуальных доказательств, этот Норов сегодня должен с колокольным звоном и в торжественной процессии идти в Казанский собор и решить дело страшной присягой Василия Великого. Вот какие чудеса у нас делаются!..
Получил ли ты письмо от Петерсона, которое он хотел отправить еще в прошедшую середу? И писал ли он к тебе интересные подробности своих приключений? Его дело, слава Богу, кончилось славно и обошлось без экзамена, потому что он уже получил место секретаря при Воронцове[854], а через год приобретет, верно, и чин. Теперь он стал молодец молодцом: бодр, весел и ходит гоголем. У нас нового, кроме сказанного, нет покуда ничего, если выключить то, что мы со дня на день ожидаем сюда из Одессы молодых. Я уже писал к тебе, что моя кузина Азбукина[855] еще прошедшей осенью уехала в Одессу, а теперь она там вышла замуж за одного американца Вельса и едет в Москву, вероятно, проездом в Америку.
Однако пора кончить. До следующей речи!
Покуда прощай! Обнимаю тебя крепко-накрепко!
Весь и вечно твой П. Киреевский.
Забыл было самую интересную новость: писал ли тебе брат, что Погодин женится? Каково? Его невеста какая-то девица Вагнер[856], очень, как говорят, образованная и хорошенькая девушка.
29. Н. М. Языкову
17 июля 1833 года
Воронки
<…> Наикрепчайше тебя обнимаю и благодарю за сообщение песен! Вы там собрали такие сокровища, каких я даже и не ожидал. Мы не только можем гордиться богатством и величием нашей народной поэзии перед всеми другими народами, но, может быть, даже и самой Испании в этом не уступим, несмотря на то что там все благоприятствовало сохранению народных преданий, а у нас какая-то странная судьба беспрестанно старалася их изгладить из памяти, особенно в последние 150 лет, разрушивших, может быть, не меньше воспоминаний, нежели самое татарское нашествие. Эта проклятая чаадаевщина, которая в своем бессмысленном самопоклонении ругается над могилами отцов и силится истребить
