Том 3. Письма и дневники - Иван Васильевич Киреевский

выздоровлении. Примечаниями на первый раз надобно будет ограничиться только самыми необходимыми и короткими, и в предисловии должно будет также удержаться в пределах необходимости, потому что иначе, если поступать совестливо и отчетливо, это задержало бы издание на несколько лет. Пушкин также обещает написать предисловие. При первом издании, по моему мнению, ограничиться аккуратностью в материальном отношении; второе же, и — (Бог даст!) учетверенное издание можно уже будет пустить в виде, его драгоценности приличном, потому что к тому времени можно будет приготовиться. Как ты об этом думаешь? Что до меня касается, то я, по удачном (Бог даст) окончании первого издания, совершенно решился заняться этим делом не на шутку, потому что оно входит существенно в главную идею всех моих и мыслей, и занятий, и желаний. Для этого начинаю себе выписывать разные материалы по этой части. Где я буду летом 1834 — еще неизвестно, я чувствую, что мое здоровье расстроено с самого возвращения из-за границы, и мне, чтоб не остаться инвалидом, надобно лечиться серьезно. Поэтому, смотря по приговору докторов, я, вероятно, поеду на какие-нибудь воды, либо на Кавказ, либо в Германию. В первом случае я все буду среди песен, во втором буду иметь больше средств заняться хорошенько славянскими языками. Кроме славянских, легко доступных, я решился также заняться и скандинавскими, которые, как я недавно еще больше убедился, осветят мне, при небольшом и нетяжелом труде, многие недоступные от мрака места русской истории и особенно мифологии. Они будут также иметь существенную важность и для продолжения песенного и для начатия сказочного собрания. По желанном же исцелении от недугов и возвращении надеюсь осуществить одно из любимых моих мечтаний: поеду бродить по России. Тогда уже можно будет издать 2-е издание на славу!

Но об этом речь впереди. Теперь покуда о настоящем издании. Изданием, по моему мнению, лучше поспешить, как потому, что такая книга чем скорее выйдет, тем лучше, так и по вероятному моему отъезду летом. Смирдин берется печатать песни на свой счет и потом, выручив свою сумму, продавать по комиссии. Хоть и мудрено рассчитывать на барыши, потому что, вероятно, не очень многочисленная публика оценит такую книгу, по крайней мере это предложение уже совершенно обеспечивает от убытка. Но в таком случае надобно печатать в Петербурге, нельзя смотреть так тщательно за исправностью издания и досадно будет, что этот перл русской словесности выкатится не из Москвы, что также имеет свою важность. По нашим расчетам, если пустить книгу, в которой будет по крайней мере четыре больших тома по 25 или даже по 20 рублей, то 250, а может быть, даже и 200 экземпляров (смотря по бумаге и шрифту) вполне окупят издание; следовательно, если печатать и на свой счет, то с довольной вероятностью можно надеяться, что убытка не будет. К тому ж, может быть, и очень вероятно, что Смирдин согласится и купить издание, уже в Москве напечатанное. И так остается решить вопрос: где, сколько экземпляров, в каком формате и в каком порядке печатать? А всех этих вопросов я без тебя решать не могу: тебе гораздо больше меня приличествует решать их, потому что и первая часть собрания, и большое количество, и лучший цвет песен принадлежит тебе. Хочешь издавать вместе и на заглавном листке написать: изданное Н. Языковым и П. Киреевским? Как ты об этом думаешь? Решай все эти вопросы, пиши, как мне действовать и вести переговоры, — и тогда уже можно будет приступить к решительным мерам. Я покуда буду хлопотать о переписывании, сличать, приводить в порядок и писать к тебе о результатах, из того произойти имеющих.

Вот покуда все главнейшее о песнях.

Деньги, присланные Максимовичу, я получил, но он еще не взял их, потому что хочет еще справиться у цензоров, позволят ли печатать гомеопатический лечебник. Он боится, чтоб не запретили его, потому что цензора испуганы недавним строгим выговором за телеграфские статьи об «Истории» Вальтера Скотта.

«Самозванец» Хомякова уже отпечатан, но еще не выпускается потому, что Хомяков еще не возвратился из Крыма, а без себя не хотел выпустить в свет.

Жуковский, говорят, написал столько нового, что выйдет целый том; все это уже купил у него Смирдин.

Вот покуда все новости, какие вспомнил. До следующего раза. И так исписал целую тетрадь! Крепко тебя обнимаю.

Весь и вечно твой П. Киреевский.

Все наши тебя лобызают, всякий по-своему. Папенька не возвратился еще из деревни.

33. Н. М. Языкову

Ноябрь 1833 года

<…> Пользуясь благосклонностью судьбы, которая наконец позволила мне принять положение несколько повертикальнее и перейти с постели на гениальнейшее и полезнейшее для рода человеческого произведение Вольтера[882], спешу отправить к тебе несколько строк об деле, об котором и брат к тебе хочет нынче писать, да боюсь, чтоб не опоздал на почту, а известие вдвойне не беда. Дело в том, что Гермес привел нас в напрасную тревогу: он сказал, что сдает бразды правления еще 15 августа, а между тем они и теперь еще в руках его. Он отставки еще не получил и, может быть, не так еще скоро получит. Итак, адрес, и чин, и фамилия его преемника еще не совсем достоверны, а покуда действуют и адрес, и чин, и фамилия Гермесов. Брат заставил написать в Межевую канцелярию форму просьбы, которая к тебе и отправляется, а ты, подписавши ее, пришлешь к нам, и будет она последней бумагой, которую подпишет еще Гермес, а между тем еще мало ли какие явления произойти могут.

Письмо твое к Максимовичу получено и раскрыто было им у нас вчера. Наконец ты разразился творением аллопатическим! И одержал победу над овладевшей было тобой гомеопатической производительностью. Помогай же тебе Бог, и да присоединится к победе и полное одоление, которое обозначится произведением 2000 стихов в годовой срок. Да снизойдет на тебя плодоносие Рахили[883] или той ее соперницы[884], о которой было как-то недавно писано в газетах! Я получил от тебя объявления на 300 рублей ассигнациями, а письма, которое, вероятно, при деньгах, еще не получал. Предполагаю, что это те деньги, о которых ты пишешь к Максимовичу. Досадно будет, если принесение письма не подоспеет нынче к ответу. Об законах Иван[885], вероятно, пишет.

Адреса Петерсонова я и сам не знаю хорошенько, потому что он с отъезду еще ни разу не писал, но, вероятно, можно адресовать в канцелярию Воронцова, потому что он служит при ней. Мудрено, что ты