Семилетка поиска - Мария Арбатова

Елена не была осознанной феминисткой, но, суммируя увиденные километры сцен из отечественной семейной жизни, понимала, что все это скоро рухнет, рванет и засыплет мужское хамство, как Помпеи пеплом. И отлично чувствовала, что в ее бунте против Караванова отражен весь список прегрешений противоположного пола перед ней, но считала это справедливым, потому как Караванов и в прошлых браках наследил по самое некуда.

К столику подошла директриса крупнейшей западной компании с надписью «Асоль» на прозрачном пиджаке. Она расцеловалась с Еленой и Джулькой.

– Вам как-то с имечком повезло, – заметил Никита.

– А это клубное имя моей собаки. Вон видите, слева у окна сидит красавица лабрадориха! Моя девочка сладкая! Я заранее знала про имена и их предупредила. Видите ли, не хочется в прессе звучать с лейблом «Шавка», – засмеялась она. – Кстати, горничная – хохлушка из села, отказывается мою красавицу по имени звать. Так и зовет ее «собака». Говорит, когда поп ее крестит, тогда и буду по имени называть…

– Кстати, крестины собак вполне могут стать неплохим бизнесом, – заметил Фафик.

– Не богохульствуй! – одернула его Джулька.

– Я давно хотела поговорить с вашим мужем о вариантах сотрудничества, – сказала Асоль, садясь напротив Никиты. – Скажите, господин Караванов, в следующем году ваша фирма собиралась начать вопросы курирования страхования тоже…

– Это не тот Юрий Милославский, – перебила Елена, видя, что Никита просто пошел пятнами от неожиданности.

– Не поняла? – с вопросительной интонацией сказала Асоль. – Мне казалось, что мы в прошлом году обменивались визитками. Или вы уже больше не работаете в той фирме?

– Караванов больше не работает моим мужем, а это Никита, – помогла Елена.

– О! Простите ради бога! У меня такая плохая память на лица! – извинилась Асоль.

На самом деле это означало: «Извините, Елена, вы известная журналистка, но вашего мужа мне запомнить не удалось, у него не тот пост. Но информация о его фирме мне была нужна именно с уровня его компетентности».

На центральной сцене уже торжественно награждали. Как обычно, было непонятно, кто награждает кого и за что, но дорогие часы, портсигары и подсвечники органично переходили из рук в руки. Пафос награждения несколько снимали суетящиеся клоуны и погавкивающие собаки.

– Ваша газета будет писать о Пол Поте? – чтобы замять неловкость, спросила Асоль Елену.

– Что именно?

– Премьер-министр Камбоджи решил увековечить его имя, присвоив поселению, где он жил, звание исторического района!

– На мой взгляд, ничего страшного, – включился Фафик. – Мы же не переименовали Ульяновск и половину улиц Ленина оставили. После кончины Пол Пота хижины его и его окружения были уничтожены. А у нас Мавзолей не тронут и Ленин не похоронен…

– А Сталин похоронен! И не надо делать вид, что Ленин – это наш Пол Пот! – возмутилась Джулька.

– Ну, там другой дискурс, там власти собираются возродить память о «красных кхмерах», восстанавливать хижину Пол Пота, место его кремации на костре из старых покрышек и водить туда туристов! – возмутилась Асоль.

– Если это принесет доход стране, почему бы нет? – зевая, спросил Фафик.

– Конечно, там центр пыток в Туол Сленге такие бабки на туристах делает! – вспомнила Асоль.

– А как насчет неуважения к тысячам замученных в концлагерях и на принудительных работах? – удивилась Джулька.

Елена молчала как набравшая в рот воды. Ее участие в дискуссии в очередной раз подчеркивало нелепость присутствия Никиты, не способного поддержать болтовню. И после накладки с Асоль на лице у него было написано детское: «Я хочу домой, потому что здесь никто со мной не играет…»

Под утро вышли из клуба, обдаренные и обцелованные. В гардеробе дали огромные пакеты с собачьим кормом.

– Намучилась ты со мной, – скривился Никита, слегка протрезвев и садясь за руль. – Переделывать дорого, а выбросить жалко…

– С чего ты взял? – фальшиво улыбнулась Елена.

– Ты, правда, считаешь меня бревном? – спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Ну, что ты говоришь… Просто ты еще не наглотался этих социальных фрагментов и не щебечешь на их языке…

– Нет, ну эта мне особенно понравилась, сука Асоль! Пришла, положила грудь на стол и даже не посмотрела: муж, не муж…

– Акула бизнеса высокого полета. Ей некогда людей в лицо запоминать.

– Лен, как говорил Карлсон: «Я же лучше собаки…»

– Лучше!

– Тогда поехали цветы покупать.

– Какие цветы ночью в декабре? У тебя же нет денег!

– Плохо ты меня знаешь, если думаешь, что если я собрался заниматься сексом на цветах с любимой женщиной, то я не сделаю этого ночью в декабре…

– Надеюсь, это будут не розы с шипами? – взмолилась Елена.

Цветы действительно были куплены. Стоили они целое состояние. Но… Остапа несло… Он вывалил все букеты на Еленину постель, добавил в организм виски, зажег свечу, и началось… И зимние, почти пластмассовые цветы истошно запахли от соприкосновения с телами. И показалось, что действие происходит где-то в джунглях, куда они попали не по своей воле и вряд ли теперь выберутся когда-нибудь в безопасное место.

Елену всегда изумляло, что, прочитав тонны книг, написав килограммы статей и позиционируя себя жесткой интеллектуалкой, она наиболее органично ощущала себя все-таки в постели… где можно было думать и слышать всем телом. И как стереотипы ни пытались с юности ограничить эту ее свободу: что она то слишком молодая, то слишком замужняя, то слишком старая, то слишком занятая… эта свобода практически не поддавалась коррозии, словно была впечатана в нее при рождении.

И каких бы социальных успехов она ни добивалась, как бы ни ценила себя в качестве матери, жены и подруги, только в постели понимала, ради чего пришла на этот свет… и вот сейчас, на голландских цветах, купленных Никитой на последние деньги, она словно заново рождалась, словно выползала из обломков прошлого брака, заряжалась как солнечная батарея… но, изнемогая от наслаждения и нежности к Никите, все равно отчетливо понимала, что это только секс. Великолепный, щедрый и праздничный, но, как ни вставай на цыпочки, как ни тянись и пыжься, он все равно не конвертируется в любовь… и фиг его знает почему…

И вдруг вспомнила про триста долларов, заплаченных за вечер. И захохотала про себя… Столько кайфа всего за триста долларов…

* * *

…Проснулась часов в двенадцать. Голова покруживалась. Почувствовала себя начинкой сложносочиненного пирога: на простыне слоем лежали цветы, на них Елена, сверху слоями два одеяла. Никиты не было, она только помнила, как, уходя, сказал: