Рыбы не знают своих детей - Юозас Пожера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем открылась дверь избы Билиндене, и группа мужчин вывалилась во двор, а за ними и старая Кунигенене. Мужчины не сели в повозку, а пешком направились прямо к хутору Ангелочка.
— Теперь этого начнут трясти, на самом ли деле одалживал деньги, — вздохнул старый Кунигенас.
А его женушка, подоткнув длинный подол юбки, напрямик неслась к лесничеству, и так резво неслась, что со стороны никто не сказал бы, что эта женщина уже давненько разменяла седьмой десяток. Запыхавшись и раскрасневшись, она влетела в лесничество и испугалась, увидев такую толпу мужиков, глазеющих на нее. Махнула своему, чтоб подошел, и что-то шепнула на ухо. Старый Кунигенас даже отпрянул, словно его укусили за ухо.
— Что случилось? — спросил Винцас.
Кунигенасы переглянулись, потом старик велел своей:
— Рассказывай!
— Заем собирают… Билиндене, чтоб ее черти, всей деревне такую свинью подложила, даже слов нет…
— Что же она?..
— Этот толстяк, что с портфелем, будто ксендз на колядках, уселся за стол, достал свои бумаги и завздыхал: тяжело, мол, после войны властям на ноги встать, фабрики, города, мол, заново надо отстраивать, вот им и приходится у людей колядовать…
— Ну и что?
— Помолчи, — одернула своего старика Кунигенене. — Посетовал, повздыхал и так красиво просит: не могли бы вы помочь сотенкой-другой?
— Новыми?
— А ты думал? Червонцы теперь что керенки — стены да сундуки можешь оклеивать…
— А Билиндене что?
— Эта баламутка только — шлеп! — на стол целую тысячу и говорит: как мне власть, так и я власти. Она мне не жалеет, и мне для нее не жалко. Ну, у толстяка даже глаза на лоб полезли, что такую дурищу нашел. Деньги в портфель, а перед ней на столе бумаги цветные рассыпал и говорит: ребята, если уж вдова нас так принимает да сочувствует нам, то мы ее всем, как святой образ, будем показывать. Чтоб ее черти, говорю…
Мужчины улыбнулись, но не очень-то весело. А старая Кунигенене ткнула своего в бок:
— Что же стоишь? Собирались в лес по дрова, так иди, запрягай, ехать пора.
Наверно, многие последовали бы их примеру, лишь бы поскорей повесить замок на дверь избы. А тогда лови, если хочешь, со своими займами… Но ведь здесь в основном собрались лесники, рабочие из разбросанных по лесу хуторов и деревушек, жалованье все они получали в лесничестве, поэтому Винцас и поторопился сказать:
— Не разбегайтесь… От власти никуда не спрячешься. Только мне лишние хлопоты: оставят облигации в лесничестве, и придется из вашего жалованья высчитывать. А теперь можете и поторговаться, каждый за себя постоять.
Стасис улыбнулся: хитер братец, ничего не скажешь. Одним выстрелом двух зайцев убил: и перед властью добрый, и перед лесными чист — мол, не я эти облигации распространяю.
Тем временем все местные сидели дома, потому что один парень Чибираса на повозке облетел деревушку, предупреждая, чтобы никто никуда не исчезал, если не хочет навлечь на себя беду. Старого Кунигенаса он застал запрягающим лошадь. Мужчины в окно лесничества видели, как кузнец размахивал руками, но потом успокоился и отвел лошадь обратно в хлев.
Время уже было к обеду, когда с подпиской на заем нагрянули и к Стасису. Они с Агне как раз собирались есть, когда в сенях раздался топот, кто-то на всякий случай постучался в дверь, и тут же вошел в избу Чибирас с автоматом, а за ним и толстяк с желтым портфелем. Увидев этого человека, Стасис вдруг обрадовался: он узнал, что за гостя привел Чибирас. Тот тоже наверняка узнал, не мог не узнать, но был сдержан, даже руки не протянул.
— Не ждали гостей? — спросил, снимая шапку, а Стасис про себя повторял слова, которые гость должен был произнести. И не ошибся, потому что тут же услышал: — Теперь такие времена, когда лучший гость тот, который проходит мимо… Разве не так?
— Хороший гость — счастье дом у, — ответил Стасис, скрывая волнение, которое, казалось, мог заметить любой, посмотрев на него повнимательнее.
— Как фамилия, хозяин?
— Шална. Стасис Шална.
— Что ни изба — все Шална, — пошутил гость и тут же серьезно спросил: — Рядом родственники живут?
— Брат, — ответил Стасис и поинтересовался: — Не проголодались? Мы тут как раз обедать собрались, так просим к столу.
— Если честно, хорошо было бы… Мы такие гости, что не каждый к столу пригласит. Может, и вы одумаетесь, узнав, что мы по поводу займа нагрянули, — полушутя-полусерьезно сказал гость, а Чибирас добавил:
— Что правда, то правда — не везде нас с распростертыми объятиями встречают.
— Вы присаживайтесь, — засуетился Стасис и обернулся к жене: — Сбегай, Агне, принеси бутылочку.
Гость в свою очередь повернулся к Чибирасу и, роясь в бумажнике, сказал:
— Сам говорил, что знаешь, где достать… Некрасиво так, с пустыми руками. Будь добр, поищи. А ребята пускай на дворе подождут, пока мы тут с хозяином потолкуем.
И едва только Чибирас, а за ним и Агне вышли, гость крепко пожал руку Стасису и спросил:
— Как дела?
— Неплохо, товарищ майор…
— Докладывай, пока одни. Покороче, только суть.
Стасис начал с аптекарши в Вильнюсе. Назвал адрес, сказал, что именно этим надо воспользоваться, потому что туда наверняка сходятся многие ниточки. Потом коротко рассказал о Шиповнике, о своей клятве и несколькими словами описал, как выглядит этот сарай изнутри: надо бы по какому-нибудь поводу обойти сараи лесных деревушек и установить, кто там опекает Шиповника.
— Повод найдем… Хотя бы перепись скота или противопожарный осмотр. Дальше?
Стасис рассказал о той ночи, когда ждали Костаса Жаренаса, о женщине и девочке, описал место, где они закиданы хворостом и ветвями. Потом попросил, чтобы немедленно предупредили Жаренаса, так как каждая ночь может оказаться роковой.
— Со сколькими встречался из банды?
— С четырьмя.
— Фамилии знаешь?
— Только одного. Других не успел.
— Жена истинное положение знает?
— Нет. Никто не знает. Ни жена, ни брат. Они, кажется, подозревают, что я на самом деле связался с бандой.
— Тем лучше. Теперь твоя задача — любым способом завоевать их доверие и узнать не только, где они скрываются, но и где бункер вожаков, выяснить всех связных, чтобы потом одним ударом уничтожить все гнездо. Было бы идеально главарей взять живыми. Понял?
— Понял.
— Если придется оставить дом и уйти в лес — не раздумывай. О семье и родственниках мы позаботимся. В худшем случае инсценируем арест и перевезем в безопасное место. Понял?
— Понял.
— Связь отныне придется поддерживать чаще. Хоть раз в месяц. Сумеешь?
— Думаю, да.
— Какой предлагаешь способ?
Стасис немного подумал и сказал:
— Вы сегодня проезжали через мостик километра за два от деревни. Помните?
— Мостик через Версме?
— Да.
— Помню.
— Я положу под ним консервную банку с запиской.
— Договорились… Наши люди каждую неделю там же будут оставлять указания для тебя. Все?
— Хочу обратиться по одному вопросу.
— Слушаю.
— Боюсь, что, желая проверить мою благонадежность, они потребуют убить Жаренаса. Однажды мы уже ходили — к счастью, не застали дома.
— Жаренаса мы предупредим.
— Хорошо. Но они найдут другую жертву… Как поступать в таком случае?
— Стрелять или нет?
— Да.
Гость долго смотрел ему в глаза, думал, а потом сказал:
— Отвечу вопросом на вопрос. Представь, что мы поменялись местами, и не ты меня, а я тебя спросил. Что бы ты посоветовал?
Стасис ошеломленно смотрел в серые глаза гостя, словно желая прочесть в них истинный ответ. Так они смотрели друг на друга, пока в сенях не раздались шаги.
— Понял? — спросил гость.
— Понял, — вздохнул Стасис.
— Держись, брат…
Агне вытащила из-под платка бутылку и поставила на середину стола, нарезала хлеб, вчерашний отварной окорок, принесла огурцов. Пока расставляла тарелки, вернулся и Чибирас. С пустыми руками. Возвращая деньги, сказал:
— Есть у чертей, но не дают. Говорят, где ты после пасхи найдешь у литовца самогонки? Врут, гады!
— Может, и нет, — сказал гость. — Вот хозяйка нашла бутылочку, хватит. Зови ребят, перекусим и пойдем дальше.
Пока ребята заходили в избу, гость обратился к Стасису, словно продолжая прерванный разговор:
— Меньше не выходит. Все лесники подписали по четыреста. Так и вам надо бы. Брат на семьсот выкупил, а вам только на четыреста.
— Брат — лесничий. У него и зарплата другая.
— Говорю, все лесники на четыреста… Наконец, это ведь заем. Не пропадет. Пройдет некоторое время, и государство возвратит.
— После смерти овсом, — грустно улыбнулся Стасис, выкладывая на стол четыре сотенных. Взяв облигации, повертел в руках и отдал Агне.