Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова

как могло бы быть и как, по всей вероятности, было», – писал исследователь собрания пьес Шекспира 1619 года. Этими его словами я хотела бы начать рассказ о том, как была разгадана тайна портрета Шекспира из Первого Фолио – первого полного собрания его пьес.

Конец столетия, конец тысячелетия. Это – магические слова, они возбуждают воображение, ум, духовную энергию, назначают временные пределы творческому усилию. За столетний отрезок времени ушли в вечность поколения исследователей, свято верящих в стратфордианца Уильяма Шакспера, актера, ростовщика и откупщика. Роберт Грин, забулдыга и пьяница и вместе блестящий драматург, писал об актерах собратьям по перу перед самой смертью в 1592 году: «Я знаю, самый недобропорядочный из вас никогда не станет давать деньги в рост, а самый добренький из них (актеров) никогда не станет сердобольной сиделкой». Со столетием окончилось и время находок документальных свидетельств. Держа в дрожащих руках клочок бумаги с неуверенной подписью Шакспера, исследователи и радовались, и сокрушались – все открытия только усиливали непривлекательность лишенного мифологических украшений образа. Шакспер менял в Лондоне квартиры, скрываясь от налогов, охотно давал деньги в рост, судился с должниками-соседями, спекулировал землей и домами. Словом, жил вопреки завету: нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Мы, к счастью, еще не совсем перепутали Бога и мамону и согласны с Грином: интеллигент никогда не станет ростовщиком, а стяжатель – сестрой милосердия. И не разделяем точки зрения С. Шенбаума, самого, пожалуй, крупного американского шекспироведа второй половины XX века, который видел в финансовых спекуляциях Шакспера здоровую заботу о благосостоянии семьи. Извечная проблема добра и зла.

Новое поколение шекспироведов без умиления держит в руках документы, свидетельствующие о деловой хватке Уилла Шакспера. Радость открытия больше не застит глаза. А последние достижения в области психологии творчества, новое видение интеллектуального состояния эпохи, да и старые литературоведческие истины (лирический герой произведения, резонер) настоятельно требуют переосмысления накопленных данных во всех областях шекспироведения. Примером нового подхода может служить прекрасно изданная книга историка и литературоведа Джона Митчела «Кто написал Шекспира?». В ней автор рассказывает без ерничания и ругани о главных претендентах на авторство Шекспира: Шакспере, Бэконе, графах Оксфорде, Дарби, Ратленде,поэте Кристофоре Марло – и сравнивает их шансы. Меньше всего шансов у Шакспера, у остальных приблизительно поровну. Касается он и групповой версии и приводит любопытную таблицу, рассмотрев тринадцать групп возможных участников шекспировской мистификации, коих в общей сложности тридцать семь. Частотность появления главных претендентов по группам следующая: Бэкон – восемь раз; сэр Уолтер Рэли, ученый, путешественник и писатель – шесть раз; Марло и Ратленд – по пять раз каждый; Оксфорд и Шакспер – по четыре раза.

Сэр Уолтер Рэли отпадает сразу – не те интересы, характер, стиль. Марло умер в 1593 году, до появления почти всех шекспировских пьес. И чтобы доказать его авторство, надо проделать головокружительную умственную эквилибристику. Таким образом, абсолютных фаворитов двое – Бэкон и Ратленд. В итоге Митчел приходит к заключению: «Загадка Шекспира так сложна и запутана, полна стольких ключей, ведущих в никуда, так головоломна, что невольно приходишь к выводу, загадка эта – результат чьих-то сознательных усилий… Елизаветинский век ощущался современниками как эпоха великих перемен. В воображении рисовался новый мировой порядок, основанный на идеальном, научном и философском мировоззрении, и брезжила надежда на его приход… Поэты и ученые были в плену у этих представлений, среди них – Шекспир, автор 36 пьес, вошедших в Первое Фолио. В то время был только один человек, чья образованность, воображение, хитроумие и занимаемое положение могли бы породить миф идеального государственного устройства и организовать ему поддержку единомышленников. Этим человеком был Фрэнсис Бэкон. Он полагал своей миссией создание всеобъемлющего кода знаний и мудрости, который стал бы руководящим принципом просвещенного общественного строя… Но Бэкон не был единственным идеалистом… Много голосов слышно в поэзии Шекспира. Они могли принадлежать Оксфорду, Дарби, Ратленду, словом, любому знатному кандидату в Шекспиры. Но центром всех тайн и загадок был Фрэнсис Бэкон. Он был связан родством или дружбой со всеми претендентами: Оксфорд женился на его племяннице, Дарби на дочери Оксфорда. Ратленд в юности был его подопечным… Но существовало еще одно лицо, принимавшее участие в создании Шекспира, – актер Уилл Шакспер. Он тоже человек-загадка… исполнил свою роль, вернулся домой и тихо умер. Бэкон и другие посвященные организовали стратфордский мемориал, а Первое Фолио как бы увековечило одно из условий затеи: единственный автор шекспировских пьес – веселый старый актер Уилл Шакспер… Это всего лишь одна из версий. Существует много других, иногда очень привлекательных, созданных первоклассными учеными и мифотворцами, и нет никаких доказательств их правоты или заблуждения. Единственно честный ответ тем, кто жаждет узнать о Шекспире правду, звучит, по-моему, так: это идеально задуманный секрет, затягивающий, как наркотик, но заниматься им стоит». Приведенная пространная цитата – последнее слово нового европейского шекспироведения на сегодняшний день.

Начало бэконианской ереси положил преподобный Джеймс Уилмот (1726-1808) еще в конце XVIII века. Он был преподавателем Оксфорда, своим человеком в лондонских литературных кругах, знал д-ра Джонсона и Стерна, многих политических деятелей. В пятьдесят пять лет ушел в отставку и поселился в родном Варвикшире, получив приход в небольшом городке неподалеку от Стратфорда. Свободное время он проводил за чтением Шекспира и Бэкона. Его часто навещали лондонские друзья, любители просвещенных бесед на лоне природы. Один лондонский издатель предложил ему написать биографию Шекспира, и Уилмот занялся сбором документов, преданий и вообще любых следов великого драматурга, жившего полтора века назад. Он объездил все окрестности Стратфорда, перерыл все архивы, говорил со стариками и в конце концов выяснил, что Шакспер никогда не учился в школе, никогда не был на дружеской ноге ни с кем из местной знати и слыл чем-то вроде местного шута. Уилмот не нашел ни одной книги, принадлежащей Шаксперу, ни одной рукописи, ни одного письма. Он прекратил поиски, в большом смущении вернулся домой и опять принялся за чтение Шекспира и Бэкона. И вот тут он нашел много любопытного. Произведения Шекспира были оплодотворены мыслями Бэкона. В них оказалось множество бэконовских выражений и любимых словечек. У них было одинаковое видение исторического процесса, любимым образом было «колесо Фортуны». И к 1785 году Уилмот приходит к убеждению, что Шекспиром на самом деле был Фрэнсис Бэкон. Свое открытие он публиковать не стал, но охотно делился мыслями и находками с собеседниками. А года за два до смерти вдруг пригласил к себе своего дворецкого и местного учителя, дал им ключи и велел сжечь во дворе перед домом