Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

Отец Павел, приметив нашу ревность к уединению, решил от себя сделать нам подарок: он выделил для нас микроавтобус прямиком на монастырское подворье в Каире, увязав нашу поездку с какими-то своими делами. Часов шесть мы мчались по пустыне, когда вдруг увидели вдали гигантский корабль, медленно движущийся среди песков.

— Суэцкий канал! — указал на него водитель-араб. — А вон там — пирамиды!

Далеко, на самом краю пустыни, тремя туманными конусами вздымались удивительные сооружения, о которых я читал еще в детстве. По мере того как мы приближались, они росли на глазах. На въезде в город наша машина свернула куда-то в бок, в ужасающе грязные кварталы, на которые было жутко смотреть. Еще немного поплутав, мы въехали в маленький дворик с аллеей из полузасохших пальм. Старик в полосатой пижаме и домашних тапочках повел нас устраиваться в небольшую комнату с высокими окнами и москитной сеткой, которая нисколько не мешала москитам жалить нас всю ночь. В помещении стоял застарелый запах пыли и запущенности.

Вечерело… Мы поднялись на плоскую крышу подворья: было жарко и душно, как обычно. Убывающий овал луны прятался за высокими тускло-пепельными облаками. С высоких минаретов вопили в радиорупоры пронзительными голосами муэдзины — наступило время вечернего намаза. Возле лица надоедливо жужжали москиты, заставив нас поскорей убраться в комнату.

Утром, пыльным и суматошным, отыскав метро, мы поехали к святым мощам апостола Марка, находившимся в одном из храмов старого города. Огромное современное здание в форме базилики заставило нас онеметь от изумления: таких величественных церковных сооружений я еще не видел. Двери были открыты и мы вошли внутрь. В зале, размером с хороший стадион, стояли бесчисленные ряды кресел. Перед ними, на большом помосте, возвышалось длинное узкое сооружение, покрытое красной тканью.

— Должно быть, это гробница с мощами апостола Марка! — предположил я и благоговейно поцеловал край странного сооружения.

Лишь потом я увидел за ним ряд стульев и понял, что это всего-навсего длинный стол для заседаний, покрытый до пола красной материей.

— Ну вот тебе и раз, к столу приложился! Пусть же это поклонение тоже примет от меня святой апостол!.. — исправил я свою ошибку.

Мой друг рассмеялся:

— Впервые вижу, батюшка, как из благоговения прикладываются к столу заседаний! Храм же с другой стороны, там должны быть и мощи, предполагаю…

Действительно, вход в храм оказался с другого конца этого здания. Копты, потомки древних египтян, оставляя обувь у двери, входили внутрь, набожно скрестив на груди руки. Внутри стоял богато драпированный тканью престол, высотой по пояс. Приложив к нему склоненные головы, верующие копты углубленно и сосредоточенно молились.

— Здесь, батюшка, самое место, чтобы прикладываться! — иеромонах слегка подтолкнул меня вперед.

Почтив мощи апостола Марка поклонами и лобызанием, мы уселись в углу на коврик, как остальные паломники, и достали четки. Было очень тихо и очень благодатно…

В Иерусалиме в ПасхуСады мимозой пахнут,Притворы переполненыИ свечи приготовлены,И сотрясает зданиеЛюдское ожидание,Когда придел откроетсяИ Патриарх помолится,Чтоб Дух Святой излилсяНа тех, кто Им крестился…

Ты родил меня в этот мир, Господи, и я возжелал красот, дабы усладилась ими душа моя. Словно грянувший гром с ясного неба услышал я тихий и кроткий глас Твой в юности моей, повелевающий мне спасаться от этого мира. И столько любви, нежности и ласки звучало в небесном голосе Твоем, что оставил я эту землю и весь этот мир и всем сердцем прилепился к Тебе, Иисусе! Для чего же Ты тогда укрыл меня голубым покровом небес и под ноги постелил цветы луговые? Для того, чтобы постиг я, неразумный, что весь окружающий меня мир — словно цвет вишневый для духа моего: созреет он и цвет ему уже не нужен, а нужно лишь одно — единение с Тобою, Единый и преблагой Господи! И чтобы не трепетал я, робкий, отрекаясь от мира сего, сказал Ты: «Мужайтесь! Я победил мир». С Тобою, Боже, и мы, дети Твои, устремляемся на эту великую победу — победу духа над плотью, победу свободы духовной над рабством помышлений, победу света Божественной мудрости над тьмою неведения земного. Ей, гряди, Господи Иисусе!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Христе мой, сердце души моей, лишь в Тебе вижу, каким я должен стать и каким я не стал, ибо не в Тебя устремлял я взор свой, зеркало души моей, а в мир сей, подобие тьмы и сущая тьма, несмотря на то, что сияет в нем светило земное. Люди тешат себя доводами, говоря друг другу: «Жизнь прекрасна!» Какая жизнь, возлюбленные мои? Та, которая пожирает саму себя, превращая все в тление? Нет, иная жизнь прекрасна — та, которая благодатна и живет Богом и в Боге! Вот такую жизнь не устает восхвалять сердце мое и еще более Подателя этой жизни — Тебя, Господи. Ведь солнце духа моего — Ты, Христе, и миллионы солнц не сравнятся с беспредельным светом благодати Твоей! В Тебе одном я вижу, как в отражении, изъяны своей души и сердца моего, потому плачу и каюсь и прихожу к любви не плоти и чувств, а к любви Небесной, благодатной и благотворной, в которой обнимает дух мой каждого человека и каждую былинку. А глядя в мир, полностью забываю о том, что я есть источник греха, и порицаю всех, и негодую, и ропщу, видя беззакония мира сего, поистине — комедию греха, как сказал один из блаженных Твоих. Господи, прошу у Тебя мужества понести видение уродливого облика оземленившейся в грехах души моей и слез благодати, чтобы очиститься от грехов, дабы узреть в Тебе свой прекрасный изначальный образ, в котором Ты сотворил меня и которым надлежит мне стать, чтобы уподобиться Тебе через священное созерцание, Сладчайший и Возлюбленный Иисусе!

После недолгих поисков нам удалось отыскать в Каирском пригороде Зейтун Коптскую Церковь Матери Божией, где произошло явление Пресвятой Богородицы во время правления президента Насера. Дева Мария являлась над куполом храма преимущественно ночью в образе сияющей фигуры с младенцем на руках. По бокам, подобно светящимся голубям, реяли Ангелы. Явление происходило в течение месяца при собрании трехсоттысячной толпы, в которой находилось много журналистов и фоторепортеров. Во время явлений совершались исцеления и распространялось Небесное благоухание.

С волнением мы вошли в храм и присели на деревянную скамью. К сердцу подступила такая благодать, что закружилась голова, а молитва сама начала сильно пульсировать в груди. Такое явное присутствие благодати ощущалось лишь в Иерусалиме, на Гробе Матери Божией. Насытившись ненасытной радостью небесного благоволения, воздвизающегося над всем этим местом, мы медленно вышли из маленькой скромной церкви. Теперь даже грязный и безобразный город казался совсем другим: по-восточному живописным и экзотичным, а мужчины в длинных рубахах и женщины в длинных платьях — монахами и монахинями.

Любознательный отец Агафодор разузнал, где в Каире останавливалось Святое Семейство — Пресвятая Мария с Младенцем Христом и праведный Иосиф. Крохотная церковь за долгое время совсем ушла под землю и превратилась в пещерный храм. Там мы оставались до вечера, пока сумерки не поползли по сумрачным диковатым улочкам старого Каира. Рядом находился храм великомученика Георгия с орудиями его пыток, на которые невозможно было смотреть без содрогания. Поздно вечером, поплутав по замусоренным переулкам, нам удалось добраться до Синайского подворья, где нас ожидали старые знакомые — каирские москиты.

Одними из лучших людей, с которыми Бог привел познакомиться, оказалась семья протоиерея Димитрия Нецветаева. Нам посчастливилось встретиться со священником в храме русского подворья великомученика Димитрия Солунского. Он сразу забрал нас к себе домой на маленьком автомобиле, ловко маневрируя по задымленным грохочущим улицам, забитым повозками с осликами, мотоциклами, автомобилями, автобусами и спешащими рядом с нами и наперерез всякому движению людьми.

— Главное, отцы, домой доехать благополучно! Страшно, как на фронте! Не понимаю только, как они не бьются… — говорил протоиерей, искусно уклоняясь от скопища автомашин, отчаянно сигналящих друг другу.

Познакомив со своей семьей и угостив нас радушно ужином, отец Димитрий попросил иеромонаха и меня подготовиться к утренней литургии по четкам. Утро застало нас у священного престола, где служили мы втроем. Семья священника стояла на клиросе, а в храме присутствовали верующие — дети и внуки русских эмигрантов первой волны эмиграции двадцатых годов, После богослужения последовал дружеский совместный чай с прихожанами.

— Живем мы дружно и молитвенно… — рассказывал отец Димитрий. — Служим, молимся, людям помогаем. Так вот и состарился здесь, на Каирском подворье. Присмотришься, время как будто стоит, а потом глядь — двадцать лет как ни бывало! Уже и дети взрослыми стали… Конечно, трудно бывает: иной раз кто-нибудь из русских эмигрантов деньгами поможет. Сами, отцы, понимаете: то крышу надо починить, то ремонт церкви требуется сделать. Деньги тают, как сливочное масло на горячем тосте…