Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

— Так, отче, все так и есть, — согласился я, любуясь весенними лесами, мелькающими за окном машины.

Радостное чувство, что в России есть такие преподобные, как батюшка Серафим, и такие благодатные обители, как Дивеево, сопровождало нас в пути.

Дивны дела Твои, Господи! Когда возрастал я, то все тянул к себе, чтобы защитить тело мое. Когда подрастал, то пытался всемерно укрепить эгоизм души моей. А когда пришел в пору зрелости, то озаботился тем, чтобы возвеличить ум свой над умами других людей. Но коснулась меня искра благодати Твоей и ныне снова я родился в Тебе, Боже, где все вижу иначе и по-иному поступаю. Когда возрастает душа в сострадании, то стремлюсь все отдать, что имеет тело мое. Когда укрепляюсь в цельности духа моего, то прихожу к полному отречению от душевного эгоизма. А в пору зрелости духовной всецело отрекаюсь и от души моей, вплоть до ненависти к ней, и от гордых помышлений ума моего, ибо нахожу опору лишь в Божественной благодати, которая вся — премудрость, вся — любовь и вся — блаженство! Где теперь себялюбие, где эгоизм, где самомнение? Наг пришел я в этот мир и нищим духом уйду из него, облеченный в нетварный свет Царства Твоего, Христе, Царства неизмеримой Божественной вечности.

ИЕРУСАЛИМ И СИНАЙ

Иисусе, сокровище сердца моего, что есть целомудрие ради Тебя? Мир и радость во Святом Духе. Что есть умерщвление страстей ради Тебя? Благодать Божия не в слове, а в силе. Что есть отсечение всех помышлений ради Тебя, Иисусе Сладчайший? Свет Небесный, воссиявший в душе, озаряющий сердце и просвещающий Богосозерцанием духовные очи сердца и познанием слова Божия — ум человеческий. Ты, Господи, смиренно ходил некогда среди людей, нося в Себе Духа Святого. А ныне те, кто в смирении стяжал этого Духа, становятся друзьями Твоими и сынами Отца Небесного, соединяясь с Тобою через священное созерцание. Ты, Христе, чист и свят, но Ты долготерпелив, ибо ждешь из вечности, чтобы даже я, последний грешник, стал чист сердцем, и, оскверненный мысленными грехами, стал свят умом. Потому что Ты сказал (Мф. 5:8): Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. И кто чист сердцем, если он не сын Божий? И кто свят умом, если он не носит в себе Духа Божия и не распространяет благоухание мира Его повсюду? Разве есть что-либо выше сыновства у Отца Небесного, чего даже Ангелы не имеют? Поистине держусь всем дыханием духа моего за святые заповеди Твои, через которые Ты сотворил нас и продолжаешь творить сынами Своими (Мф. 5:9): Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

В Иерусалим мы собрались быстро — у нас не было никаких вещей. Хороший знакомый нашего врача из «Кремлевки» вез нас в аэропорт. Поглядывая на меня сбоку, он говорил:

— Батюшка, как жить по совести? Простите за вопрос…

— По совести — значит делать лишь то, что она подсказывает: нужно уметь ее слушать.

Краткий ответ не удовлетворил водителя:

— А как ее слушать, батюшка?

По характеру он оказался человек дотошный.

— Душой, конечно. Потому что она хочет Божиего, а совесть и есть голос Бога.

— А если душа пива хочет, батюшка? Это правильно?

Мы с отцом Агафодором, не удержавшись, рассмеялись.

— Нет, не правильно! Это желание не души, а плоти…

— Ага, вот оно как… Понятно!

Водитель лихо подкатил к залу вылета пассажиров.

— Доброго вам пути!

В аэропорту Шереметьево ко мне подошла верующая женщина.

— Батюшка, вы в Израиль летите? А в Горненском монастыре будете? Передайте, пожалуйста, Христа ради, вот эту булку черного хлеба монахине Иустине!

Предупрежденный в Патриархии, чтобы не брать никаких передач от провожающих, я спросил:

— А если прицепятся к этой булке, что сказать?

— Ну что вы, батюшка, кто прицепится? А если будут спрашивать, скажите, что купили сами.

Успокоенный, я встал в очередь на регистрацию. Ко мне приблизился служащий рейса на Тель-Авив.

— Цель вашей поездки?

— Паломничество, — ответил я спокойно.

— А что у вас в пакете?

— Булка черного хлеба.

— А зачем вы ее везете в Израиль?

— Монахиня просила привезти.

— А вы сами ее купили или вам передали?

— Сам купил, — твердо сказал я.

— Сами купили? — переспросил израильтянин. — А в каком магазине? Как он называется?

Я замялся.

— Как вам не стыдно! Вы же священник, а обманываете. Я видел, как передали хлеб, — качая головой, сурово сказал агент.

Я молчал. Он сжалился:

— Ладно, проходите. Но обманывать батюшкам нехорошо!

Увидев иеромонаха, благополучно прошедшего такой же допрос, я признался ему:

— Ох, и стыдно же было, отец Агафодор! С этой булкой целая история вышла: пришлось врать и меня раскусили…

— Не нужно было ее брать, отец Симон, ведь предупреждали! — строго заметил мой друг.

— Неудобно было не взять, отче! — оправдывался я.

— Если неудобно, зачем же тогда говорить неправду? Вот, сами и виноваты…

Он был прав, а меня весь полет грызла совесть за то, что начал изворачиваться. «Нет, не должно так вести себя иеромонаху! Прости меня, Господи, впредь так не буду поступать…» — укорял я себя снова и снова.

Из Тель-Авива мы выехали автобусом, полным паломников из России. «Боже мой, я еду по той земле, которую всю прошли драгоценные стопы возлюбленного Христа!» Я не мог сдержать слез, глядя на зеленые холмы с низкорослыми палестинским соснами, сбивающимися кое-где в редкий лесок. Финиковые пальмы бежали за автобусом вдоль дороги.

Сладкий чистый воздух Горненского монастыря пахнул в лицо, когда мы вышли на широкий двор обители с расцветающими кустами мимозы у ограды. Матушка Георгия поила нас чаем и умиленно вздыхала:

— Надо же, с самого Афона отцы приехали! А за подарочек от отца Кирилла спасибо! То-то благодать к нам пожаловала…

Сестры заходили в приемную игуменьи словно по делу, украдкой рассматривая незнакомых Афонских монахов. Некоторые останавливались возле игуменьи:

— Матушка, пусть они нам о молитве расскажут! Когда еще придется услышать?

— Расскажут, расскажут, дайте им после дороги в себя прийти! Вот, батюшка отец Кирилл гостинцы прислал! Не забывает нас, грешных, старец своею любовью…

Матушка хлопотливо ходила вокруг нас, смущенных такой заботой, подливая чай и подкладывая печенье. Мне она чем-то напомнила монахиню Ольгу из Сухуми и сразу стала близкой и родной. Пришлось мне не только в архондарике, но и в автобусах в паломнических рейсах неоднократно говорить сестрам о молитве. Монахини использовали любую возможность разузнать все особенности молитвенной практики.

— Когда и как нам молиться, батюшка, если мы все время в хлопотах с паломниками? Нет времени и сил на правило монашеское, когда же Иисусовой молитвой заниматься? Ни уединения, ни времени на молитву нет, что посоветуете? — их вопросы были выстраданы в бесчисленных послушаниях и в постоянном обслуживании паломников.

— Даже в ежедневных хлопотах можно находить время для того, чтобы собраться и молиться каждый час в течение дня хотя бы пять минут. Это очень поможет душе не впадать в суетливость и сохранить ум и сердце для Бога. — отвечал я. — Если нет ни времени, ни сил на молитву, тогда нужно изощриться, чтобы хранить мир душевный, удерживая внимание от рассеяния посильной молитвой. Когда нет уединения, ни времени на молитву, тогда следует искать их в своем сердце, где всегда присутствует уединение и возможность для Иисусовой молитвы.

Мы подружились с Горненским монастырем прочно и надолго. Началась Страстная седмица. Все эти святые дни мы проводили с иеромонахом в храме Воскресения Христова. Такой благодати, которая встретила нас там, мне не приходилось встречать нигде на земле. Лишь войдя затаив дыхание в храм Гроба Господня, начинаешь впервые глубоко понимать Евангелие, которое становится тогда для сердца, словно заново, живым источником веры и спасения. Несмотря на огромное стечение народа, мы многократно облобызали все святыни и неисходно пребывали в молитве рядом с ними. Из храма не хотелось выходить. Помню, что сердце сразу как будто растворилось в этой невероятной благодати и мгновенно оказалось на Небесах! Запомнилась странным видением строгость богослужения в маленькой коптской церкви, прилепившейся к кувуклии и память о коптских монахах осталась в душе каким-то нерешенным недоумением.

Утром в Великую Пятницу мы попали на крестный ход от Претории ко Гробу Господню. Расторопный отец Агафодор сразу ухватился за крест, который несли священники с возглавлявшим это торжественную скорбную процессию Патриархом Иерусалимским. Меня стразу оттеснили от креста и я бежал за ним вместе с другими паломниками, прыгая со ступеньки на ступеньку и не помня себя от радости. Толчея стояла невообразимая. С этого дня нас с иеромонахом приметили греки-священники храма Воскресения Христова и стали брать на все службы.