Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский

Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий (Мф. 25:13). Читая слова Божий, некогда полагал я, что бодрствовать, значит не спать ночами, проводя часы ночные в молитвенном ожидании прихода Твоего, возлюбленный Иисусе. И окрадывали меня гнусные помышления мои, злейшие враги души моей, притворяясь близкими друзьями и товарищами. Увели они ее в плен мечтаний и фантазий, обольщая и смущая ее похотями своими. Ныне милостью Твоей, Господи, пробудилась она из небытия, узрев воочию врагов своих, и тут же избавилась от мысленного плена, ибо не дано помышлениям удерживать душу в заточении вопреки воле ее. Постиг, наконец-то и я, последний из всех насельников земной темницы, что бодрствовать — значит хранить свою душу, словно чистую голубку, от скрытых врагов моих, прячущихся по темным углам ума моего — мыслей, пожеланий и мечтаний. Трепещет сердце мое, боясь погасить светильник молитвенного внимания души моей, потому что вся она — очи отверстые в ночном мраке! Ведь в любви своей к Тебе, Сладчайший Иисусе, охвачена она огнем благодати и вопиет Тебе: «Се, гряди, Жених мой, поскольку в светильнике моем много масла и неустанно берегу я для Тебя несказанный свет любви в душе моей!»

ПО ТОНКОМУ ЛЬДУ

Тот, кто любит Тебя, Христе, — мудр. А тот, кто исповедает Тебя делами молитвы и созерцания, поистине блажен. На что мне мудрость мира сего, если нет в ней ни капли любви? Она становится тогда лишь болезненным любопытством, которое пытается подглядеть тайны Божии и присвоить их себе, или же дышит ненавистью к людям, желая через знания свои властвовать над ними. Не такова мудрость Твоя, Христе, ибо вся она есть служение людям во спасение их, когда Ты сообщаешь мудрость Свою душе человеческой. А когда Ты эту смиренную мудрость обращаешь всецело к сердцу человека, становится она тем, что тщетно ищут люди на земле, истязая плоть друг друга, — Небесной любовью, сошедшей из негибнущего Царства Твоего, Царства Истины. Когда же мудрость Твоя, Христе, входит в душу, обретает она крылья всеведения, ибо познает тайны Твои, не ища их и не домогаясь, а получает это превосходное знание, как знак сыновства своего у Отца Небесного. А когда любовь Твоя возгорается в сердце человеческом, все оно замирает, объятое огнем Божественной благодати. Вместе с ним замирает и ум, лишенный помышлений своих, и зрит Тебя, Господи, так, как Ты есть, ибо сказано: Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное (1 Кор. 1:27).

С отцом Агафодором мы прилетели в Москву и сразу поехали в Греческое консульство, испытывая тревогу. Только предварительный звонок духовника архимандрита Нектария из Фив внушал надежду. Консул принял нас лично. После короткой десятиминутной беседы, нам поставили визы в паспорта и мы, на дрожащих от радости ногах, покинули кабинет консула. Иеромонах, взволнованный удачей, дозвонился в Фивы и от нас обоих поблагодарил духовника за дружескую помощь. Теперь мы могли заняться своей поездкой в Иерусалим и далее — на Синай.

В кабинете отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, отвечающего за зарубежные поездки, выстроилась небольшая очередь. У сотрудницы отдела нас ждало огорчение: тур на одного человека в Иерусалим и Синай стоил 800 долларов, именно столько у нас и было. Пригорюнившись, мы отошли в сторону, не ведая, что делать дальше.

— Почему вы так печальны, батюшки? — этот неожиданный вопрос вывел нас из оцепенения.

Две женщины в летах стояли возле нас, с участием смотря на наши скорбные лица.

— Нам в Греции дали восемьсот долларов, чтобы съездить в Иерусалим помолиться и отвезти письмо в Синайский монастырь, — начал объяснять я. — На один билет у нас деньги есть, а на второй — нет…

— Не беда, — сказала одна из них. — Вот вам деньги на второй билет.

Эта добрая женщина достала из сумки деньги и отсчитала нужную сумму.

— Кого же нам благодарить? Как ваши имена? Позвольте, мы запишем их, чтобы о вас помолиться!

Нам хотелось всемерно отблагодарить наших благодетельниц.

— Благодарите Бога, батюшки! А имена наши простые — Зоя и Неонилла…

Выяснилось, что одна из них работала врачом в Кремлевской больнице, а ее подруга, которая помогла нам деньгами, заведовала прачечным комбинатом в Юго-Западном районе Москвы. Они тоже летели в Иерусалим в первое паломничество, как и мы. До вылета оставалось еще около двух недель.

В Троице-Сергиевой Лавре меня разыскал отец Филадельф.

— Отец Симон, очень хотел с вами повидаться! Расскажите хотя бы в двух словах: как жизнь на Афоне? Не жалеете, что с Кавказа уехали?

— Знаешь, отче, не жалею. Как будто в жизни открылись новые горизонты! Хотя, конечно, на Кавказе прошли мои лучшие годы…

— Батюшка, удивительно: несмотря на то, что мы расстались, я вас чувствую даже на расстоянии! Не знаю, как это правильно выразить… Ну, духом что ли? Как будто не расставались!

— Так ты приезжай к нам, посмотришь жизнь на Святой Горе! — пригласил я своего друга.

— Нет, уже не вырваться мне, нет воли Божией! Нужно маму досматривать, она у меня лежачая…

Мы помолчали.

— Кстати, недавно отец Евстафий приезжал, ко мне зашел. Долго мы с ним кавказскую жизнь вспоминали. Золотое времечко было, жили, можно сказать, душа в душу…

Я внимательно посмотрел на иеромонаха, полагая, что он шутит. Но вид его был серьезен. Время все расставило по местам и теперь прошлое для них казалось самым лучшим периодом их жизни. С сожалением пришлось узнать, что наш любимый батюшка снова в больнице. Но теперь пройти к нему оказалось проще: наша знакомая, врач, привела нас с иеромонахом Агафодором в палату, где лежал отец Кирилл.

— А, отцы-афонцы!

Старец весело посмотрел на нас.

— Куда собрались?

— В Иерусалим, батюшка, благословите!

Я кратко рассказал все обстоятельства нашей поездки.

— А как вы себя чувствуете? Как ваше здоровье?

— Какое мое здоровье? — усмехнулся духовник. — Люди увечат, врачи лечат, а Бог исцеляет! Вот, починят и снова за свое послушание- народ исповедовать!

Он протянул руку к тумбочке и достал три коробки дорогих конфет.

— Что же, Иерусалим — это дело благое, да… Помолитесь, помолитесь там, отцы! Мне уж никак, видно, не побывать снова в этих святых местах. А вы угостите там сестер в Горненском монастыре и передайте поклон от меня игуменье матушке Георгии!..

— Батюшка, а можно нам сейчас поисповедоваться? — спросил я.

— Можно, можно…

Отец Кирилл надел епитрахиль и взял в руку крест. Первым исповедовался отец Агафодор, затем я. На исповеди мне пришлось каяться в том, что покинул Святую Гору и занялся оформлением, кроме необходимой нам греческой визы, еще и визами в Израиль и Египет. Заодно покаялся в том, что не удалось сохранить добрых отношений с греком-зилотом, приютившем нас на Каруле.

— Зилоты? А кто они такие? — батюшка в недоумении снял епитрахиль с моей головы.

Пришлось кратко рассказать о том, что они противники нововведений в Греческой Православной Церкви и не признают Вселенского Патриарха.

— Понятно, понятно… — задумался старец. — Дело это сложное, вы в него не влезайте. Ведь на Афоне служат по старому календарю?

— По-старому, батюшка, — подтвердил я.

— Это хорошо. А то, что не почитают священноначалие, это не годится, да…

Он прочитал разрешительную молитву, снова накрыв меня епитрахилью.

— А Федора Алексеевича своего навестишь? Как он поживает?

Старец изучающе взглянул на меня.

— Обязательно навещу, батюшка. Он сообщает, что всем доволен. Ему помогают две послушницы…

— Ну, надо же, даже две! Так, так… Но ты всегда навещай его, навещай… А в поездках храни молитву и она сохранит тебя всюду, хоть в Иерусалиме, хоть в Египте, да… Особо храни мир душевный, «превосходящий всякий ум», тогда поездка будет на пользу. А то, бывает, поедут по святым местам, а в душе святости-то и нет! Ее снаружи не прилепишь… Плотски мыслящие не согласуются с духовными вещами, почему и написано: «Плотские помышления суть вражда против Бога».

— Простите, батюшка, я тоже поступаю часто по-плотски и совершаю ошибки! Недавно видел в Лавре отца Филадельфа. Рассказывает, что к нему приезжал инок Евстафий, которого пришлось отправить из скита, чтобы избежать войны между ними. И отец Филадельф серьезно уверяет теперь, что у них была тогда настоящая дружба… Каюсь в своей ошибке, батюшка, простите!

— Бог тебя простит, отец Симон! Лучше просто любить всякого человека, чем пытаться искать с ним дружбы, которая зачастую переходит в неприязнь. Такая дружба — пустое дело… Даже когда ты ошибаешься, но держишься благодати, вразумление и исправление приходят изнутри, где пребывает Христос, а не извне. Ошибки не раз приводили людей к покаянию и новым открытиям, такова духовная жизнь: без них никаких знаний не приобретешь! Ошибок не бойся, а бойся в них оставаться, да… Сейчас тебе предстоит находиться в миру, а жизнь в миру — словно хождение по тонкому льду: если идешь быстро, пройдешь, остановишься, — провалишься и утонешь! Так и привязанности: стоит лишь привязаться к чему-нибудь в этом мире, сразу проваливаешься и начинаешь тонуть. Поэтому в миру нельзя задерживаться долго, уразумел?