Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - Юрий Михайлович Поляков

тут длится от начала Перестройки – через девяностые и нулевые – до наших дней, а пространство расширяется от кабинета главреда газеты «Мир и мы» («Мымры») до Тихославля и вплоть до Индии и Америки, но всё сконцентрировано в одном сакральном дне главного героя романа – Геннадия Скорятина, мысленно возвращающегося в ключевые точки своей судьбы. Прожитая жизнь оказывается по сути жизнью страны в «эпоху перемен». Этот день начинается с «дырки» на шестой полосе, которую надо мучительно заполнить либо взрывной статьей «Клептократия», либо уж, на худой конец, чьим-то некрологом. И в финальном аккорде роман «Клептократия», по иронии злодейки-судьбы, детонирует именно некрологом. Но Скорятин уже слишком далеко от всей этой газетной шелухи…

О чем это произведение? Первое и, на мой взгляд, главное – это свидетельство времени. Честное и беспристрастное. Причем, как всегда у автора, выраженное в ярком сатирическом ключе. Все мы помним ту переломную эпоху, где помимо трагического было и много карикатурного, доходящего до абсурда, вне «логики смыслов». … Словом, историю страны 70-х – 90-х и нулевых годов можно изучать по произведениям, романам, статьям и пьесам Юрия Полякова. К тому же это страшно увлекательно, поскольку он неисправимый выдумщик новых слов и словосочетаний… Вот еще некоторые, взятые наугад из романа, рассыпанные там, как жемчужины, щедрой рукой писателя-кудесника. Вслушайтесь в сатирическую образность и метафоричность речи. «Он посмотрел на журналиста как бомж, обнаруживший в соседнем мусорном баке банкира Авена». «Клеточное недомогание». «Вспотел ягодицами». «Мисс Средняя Волга, обладательница ног, бесконечных, как великая русская река». «У судьбы не слепой, а хитрый взгляд карикатуриста». «Винный шепот». «Женщина верна, пока не призналась». «Возвратно-поступательная шалость». «Седенький задохлик и ражая Боннэр, как усач-конвоир». «Уши женщины не вынесут и половины того, на что способны ее чресла». «Припала к нему с жадным всхлипом, словно питалась исключительно мужским семенем». «Общечеловеческая напраслина про Советский Союз». И так на каждой странице.

Юрий Поляков в своем творчестве, безусловно, остается подлинным поэтом, приверженным метафорическому, аллегорическому мышлению. Его фирменный стиль, язык – музыкально-полифоничен, а заложенные в фразы смыслы неожиданно, по-уайльдовски, парадоксальны. Это именно то, о чем говорил Василий Розанов: «Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе». У Полякова она своя, особенная, не похожая на других.

Еще хотелось бы обратить внимание читателя на конструкцию имен и фамилий в произведениях Полякова. Каждая из них несет определенную смысловую нагрузку. Это тоже в добрых традициях классической русской литературы. Достаточно отметить, что фамилия «Скорятин», на первый взгляд неговорящая, на самом деле именно таковой и является, просто семантика в этом случае залегает несколько глубже, нежели смысл, к примеру, фамилии «Вехов», сразу отсылающей нас к русскому названию ядовитой цикуты. Что же касается «тайны имени» главного героя, то еще сравнительно недавно в русском языке использовался глагол «скориться», означавший нечто среднее между «смириться» и «покориться». Вообще, говорящие фамилии героев прозы Полякова еще ждут своих исследователей.

…Новый роман Юрия Полякова является произведением глубоким, многоплановым и самобытным, имеющим традиционные литературные русские корни. В нем на остросовременном и остросюжетном материале затрагиваются такие вечные, разрешимые лишь отчасти вопросы, как взаимоотношения между людьми и властью, поиски себя в мире и мира в себе, проблемы семьи, любви мужчины и женщины, суть предательства и возможность покаяния через смерть (финальные главы).

Что выгодно отличает прозу Юрия Полякова? Прежде всего – и это сразу бросается в глаза – бережное отношение к русскому языку, безукоризненность стиля, мастерство сюжета. Такое теперь встретишь нечасто. Всё больше натыкаешься если не на примитивно-школьную лексику или нецензурщину, то на явное пренебрежение к основе основ – к Слову. Такая работа над Словом – большой труд, отличающий профессионального писателя от ремесленника. В православии это называется «умное делание». Которое должно быть применимо, в принципе, в любой сфере жизни. А уж в словотворчестве особенно.

Юрий Поляков, как это ни странно прозвучит, реалист и идеалист одновременно. В том, что он классик современного сатирического реализма, никто не сомневается. Но романтический-то идеализм при чем? А при том, что его лучшие лирические страницы и идеализм проистекают из эстетических ценностей классиков русской литературы. Это «впитано с молоком». … Вот почему даже самые страшные, убийственно-сатирические и, казалось бы, безысходные страницы в новом романе Юрия Полякова оставляют в душе светлую печаль (как любовь Скорятина и Зои), а не беспросветную тоску. Это тоже немалое достоинство писателя: не множить зло. А выкорчевывать его своим Словом.

Александр Трапезников

Эпоха перемен и ее итоги

Новый роман Юрия Полякова «Любовь в эпоху перемен» заканчивается некрологом главному герою. Конечно же, смерть персонажа как завершение сюжета была известна в мировой литературе и до Юрия Полякова, но официальный некролог в конце романа, из которого читатель узнает о кончине героя, уже знакомого и полюбившегося, все же нечто совершенно неожиданное. При этом автор исподволь готовит нас к такой развязке. Геннадий Скорятин, «седой апоплексический импозант», как он представлен на первой же странице, главный редактор газеты «Мир и мы», в просторечии – «Мымры», размышляет о заполнении шестой полосы, взвешивая в разговорах с сотрудниками редакции, что ставить в номер. Одна статья острее другой, но важно не ошибиться и точно почувствовать расклад нынешнего политического пасьянса. Если из номера убрать статью «Мумия» о Ленинском мавзолее, то возникнет «дырка».

…Можно сказать, что это роман об ошибках. Герой ошибается и принимает страсть к надменной однокурснице, которая его едва и замечает, за любовь, в результате чего семейная жизнь в тот период, когда мы застаем Геннадия Скорятина в его редакционном кабинете, напоминает «поездку в купе с похмельным, закусившим черт знает чем попутчиком, – и когда долгожданная конечная станция, никто не знает…».

Он жестоко ошибается в любовнице, с которой собирался провести остаток жизни, и застает ее с индусом, торговцем лавки колониальных товаров, ошибается в друге, который «сливает» написанную Геной статью о пороках нынешней власти под названием «Клептократия» политическим врагам, ошибается в собственном отцовстве: отношения с дочерью вдруг резко портятся, и жена открыто говорит ему, что ребенок не его… Мало того, Скорятин, практически перестав общаться с дочерью, тем не менее периодически отсылает ей деньги, которые та, как выясняется в конце концов, отдает своему настоящему отцу, выпавшему ныне из журналистской обоймы, выброшенному на помойку современной российской истории. Кажется, что автор, нанося герою удар за ударом, даже переходит некую границу правдоподобия, гротескно сгущая абсурдные факты его жизни, нагромождая заблуждение за заблуждением, заставляя героя вновь и вновь расставаться с иллюзиями, переживать отрезвление, обрекая его на «мильон терзаний».