Первый ученик (СИ) - Аня Сокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда вы его тащите?
— Макш! Што тахое?
Грошев слышал удаляющиеся голоса друзей, чувствуя, как его толкают все дальше и дальше во тьму, пахнущую пылью. Кожу на ладонях обдало прохладным ветром, и парень понял, что они вышли на улицу.
Шагов через пятьдесят Макс снова споткнулся, конвоир выругался и ударил парня в плечо. Грош полетел на землю. Ударился коленом и обжог руки о крапиву или еще какую зеленую пакость. Его ударили снова, на этот раз в живот и потом пнули, и он откатился на спину.
— Что вам надо? — не выдержал парень.
Молчаливое избиение было неправильным. Макс не мог подобрать другого слова. Побои можно вытерпеть, кому знать, как не ему. Можно защищаться, можно уклоняться, отползать плача и умоляя остановиться. Но нельзя все это делать в тряпочной темноте, не видя, чьи руки наносят удары, не понимая, куда будет нанесен следующий.
Макс чувствовал влажное дыхание. Все что его окружало это пахнущая пылью тряпка, и боль, оставляемая невидимыми руками и ногами.
— Что вам… — очередной удар заставил его проглотить вопрос.
Парень упал, не пытаясь подняться, если хотят пусть запинывают. Тряпку с лица сдернули, и темнота сменилась ослепительным светом. Перед глазами все расплылось, брызнули слезы. Не от пинков и ударов, от рези этого чистого дня.
— Где он? — Гроша схватили за волосы, заставляя поднять голову, — Где камень?
Парень заморгал тёмное пятно обрело четкие очертания. Свет поблек, он увидел того, кто пришел в карцер и вытащил его из камеры. Того, кто не отвечал на вопросы, а задавал свои. Старший куратор выглядел совсем не таким, как еще недавно в обществе Лисицына. Нефедов был в ярости. Безумная ледяная злость мужчины могла довести до истерики любого студента.
Но Макс смотрел не в глаза, не на кривящиеся выплевывающие слова губы, он смотрел ниже, на то, что выглядывало из-под ворота рубашки. На цепочке, рядом с покачивающимся муляжом кад-арта висела железная табличка. Ничего странного, ничего необычного. Куратор — военный. Только вот вместо полагающегося всем солдатам единственной строчки пятизначного номера, там было целых две. Координаты старой метрической системы контрабандистов.
— Где? Камень? Керифонта? — Нефедов сопровождал каждое слово ударом, в лицо, под ребра, в плечо.
— Я его разбил.
— Нет, гаденыш, эту сказку вы с Самарским СБ расскажете, если вас захотят слушать. Говори, или я выбью это из тебя вместе с внутренностями, — мужчина отпустил волосы парня.
— Вячеслав? — позвал кто-то.
Парень поднял голову и встретился взглядом со светло карими удивленными глазами Вишни. Макс сплюнул кровь на примятую траву. Руки стали зелеными от сока стеблей.
— Что деется, — протянула стоящая рядом с Вишневской библиотекарша и покачала головой.
Увлеченные друг другом они не заметили, как появились женщины.
— Что он опять натворил? — преподша сжала узкие губы, — Сдай его императорской службе безопасности, пусть там разбираются.
Грошев понял, что булькающие звуки, которые все слышат, вылетают из его горла. Он понял, что смеется, пытается собрать руки и ноги, чтобы подняться и смеется.
— Не сдаст, — парень привстал на одно колено и улыбнулся, прекрасно осознавая, что зубы у него красные от крови.
— Вячеслав, это не твое дело. Больше не твое.
— Его, его, — Макс хихикнул, — Пятнадцать лет назад уже шла охота за этим камушком. С тех пор как я появилась в лагере, все смотрят с сочувствием. Не на меня, на вас куратор, как на тяжело больного. Вы так хотели участвовать в моем задержании, почему?
— Личная причина, — вздохнула библиотекарша, — Личная заинтересованность.
— Закрой рот, старуха!
— Кто из Нефедовых извалялся в грязи пятнадцать лет назад? Дед? Отец? Мать?
— Брат, — ответила Грошу Марья Курусовна, — А отец…
— А отец расплатился за это головой, — закончил Куратор, снова замахиваясь.
— Стой! — крикнула Вишня, — Не пачкай руки, — она не смотрела на Макса, только на Нефедова, — Твоей вины в том что случилось нет ни на онн.
— Поэтому он и ссылке. Здесь, на Инатаре, а не на плахе, — добавила бабка.
— Я не потерплю…
Что именно не потерпит Вишневская, никто не узнал, потому что Нефедов выхватил из кобуры пистолет, который недавно прижимал к голове Грошева. Поднял и нажал на курок, обрывая отповедь. Красная дырка размером с игральную фишку появилось с левой стороны носа, и преподша упала с застывшим выражением удивления на вытянутом лице. Громоздкие ботинки, так не подходившие женщине глухо стукнули друг об друга.
Это было настолько нереально и неожиданно, что Макс замер, не в силах сбросить оцепенение. Он видел смерть. Старую, в виде изломанных костей, и молодую с брызгами крови и криками. Но никогда она не станет для него привычным, не вызывающим ничего кроме равнодушия зрелищем. Он надеялся, что не станет. Настолько «крутым» он быть не хотел.
— Боюсь, Янка переоценила свое значение для тебя, — сказала бабка, пистолетное дуло повернулось в ее сторону.
— Стойте! — Макс встал, — Не стреляйте! Камень в бункере.
— Кто бы мог подумать, — мужчина презрительно усмехнулся, — что гаденыш, которому плевать даже на себя, пожалеет старуху выдающую книжки, — он поднял дуло к небу и потребовал, — Конкретнее?
— Я покажу.
— Нет, ты скажешь. И только я буду решать, сможешь ты после этого не только показывать, но и ходить. Где?
— Запаял в куб.
— Не испытывай терпение. В какой?
— В третий справа.
Куратор стиснул зубы, и ударил Макса в ухо, опрокидывая обратно на траву. Даже не в полную силу, так для оснастки. И тут же ухватил за шиворот и поставил на ноги. С десятилеткой такое прокатило бы, с Максом, который был на пол головы выше Нефедова, получилось нечто вроде издевательства, причем именно над Куратором, неловко задравшим руку.
— Веди, вредитель. Но если рыпнешься, — прицел снова сместился на библиотекаршу.
В бункере уже усели поставить новую дверь. Пара техников возилась с настройкой панели.
— Потом закончите, — рявкнул на них Нефедов.
— Но — попытался возразить один их мужчин с эмблемой технической службы на форме, — У нас приказ, — мужчина выразительно посмотрел на пистолет в руках Старшего куратора и на наручники Гроша.
— Мой приказ. Вон или получите взыскание.
— Есть выйти вон, — вытянулся мужнина.
Они сложили панели с проводами в сумки и исчезли, в полголоса обсуждая, осталось ли еще пиво осталось в кафешке у Леми. Такой обыденный простой разговор. Макс тоже не отказался бы очутиться сейчас за стойкой бара с бутылкой пива в руке.