Первый ученик (СИ) - Аня Сокол

Позади раздался шум, но времени анализировать не было. Один выдох, одна секунда. Макс вытянул скованные руки, над плечом Куратора и чуть повернув запястья, направил силу по дуге. Совсем как тогда в зале императорского бункера.

Вращающееся лезвие хрупнув плиткой начало обратное движение. Череп шевельнулся. Грош подумал, что ему не хватит силы протащить тяжелую ношу через лабораторию. И в отчаянии бухнул в посыл все, что удалось почерпнуть, все до чего смог дотянуться. Это было похоже на волшебство, единственное видимое проявление пси силы. Единственное, о котором ему известно, и единственное, чему до сих пор не нашли применения. Или благополучно забыли.

Череп безымянного псионника скользнул по воздуху прямо в ладони, будто, кто-то дернул за невидимую нитку.

Макс согнул руки, и кость соприкоснулась с костью, череп с черепом. Снаряд впечатался в затылок Куратора. И тот, странно крякнув, с размаху опустил голову парню на лицо. Пила снова заскребла по плитке.

Больно было адски, из носа хлынула горячая кровь. Череп, ударившись об пол откатился под скамью. Чересчур громко стукнулся, для пустой костяшки.

Нефедов поднял голову, из горла вырвался сиплый крик. И в этот момент на его лбу, почти у самой линии волос, появился третий глаз, только почему-то красного цвета. Диск еще несколько раз провернулся и затих. Рука давившая на кнопку разжалась.

Куратор открыл рот и снова повалился на Макса. Парень оттолкнул тяжелое тело, одновременно перекатываясь на живот, чтобы увидеть тоже, что и Нефедов в свой последний миг. И надеялся, что не обзаведется от этого лишней дыркой в башке.

В дверях лаборатории стоял Самарский, правая рука в гипсе, в левой пистолет, на лице ни кровинки.

— Отлично, отличник, — Грошев тяжело поднялся.

— Макс, — из-за спины сокурсника выскочила Настя, ее лицо еще хранило красноватые следы слез.

За ней вошел Игрок. Или кто-то на него очень похожий. Опухшее лицо, заплывшие глаза, рассеченный в двух местах лоб. Его руку крепко сжимала Натка. В дверь заглядывали Светка Корсакова, рыжая староста и Сенька Соболев.

— Ничего себе вы тут…, — парень не договорил, лишь очумело потряс головой.

— Ага. Мы, — согласился Грошев, — А вы здесь откуда? Не то чтобы я жаловался, но все-таки.

— Письмо твое получили, — ответила староста.

— Я получил, между прочим, с камешком моим, — Сенька посмотрел на Макса.

— Восхищен вашим доверием, — парень демонстративно прижал подрагивающие руки к груди.

— Точно, я так поверил, что отнес письмо Тёмычу, — Сенька отвернулся.

— А я велел идти к Куратору, — глухо сказал Самарский.

Наташка вдруг шагнула вперед и с размаху пнула мертвого Нефедыча в бок. Артем вздрогнул, рука с оружием медленно опустилась.

— Да, — подтвердил Соболев, — Мы отнесли твое сочинение на вольную тему Нефедычу. Если бы он посмеялся, и сказал, что Грошев в своем репертуаре, я бы сейчас гонял мяч на стадионе.

— Но он не сказал? — спросил Макс.

— Нет, — ответил Артем, — Он велел убираться и молчать о письме, забыть раз и навсегда, словно мы даже читать не умеем, — Самарский шумно выдохнул, — А это неправильно. Мы давали присягу. И он тоже давал. И ты, — парень указал пистолетом на Гроша, — И она, — на Настю, — И я.

— Дай сюда, — библиотекарша выхватила оружие.

— Не надо, я сам. Куратор хотел убить студента. Сам отвечу, пусть занесут в личное дело, сам…

— Дай сюда, самец, не спорь со старой женщиной, — ее руки, оказавшиеся неожиданно сильными, выхватили оружие. — Моему личному делу уже ничто не повредит. Как эти, — она указала на Леху и Настю, — сбежали из карцера, и кто им помог не мое дело. Пусть охрана отдувается, — она задумалась и осторожно спросила, — Жива охрана-то?

— Жива, — выкрикнула староста, — что вы Марья Курусовна. Мы ждали, пока все уйдут, потом с ключами возились, их не только взять надо было, но и вернуть. А потом все время обязательно кто-нибудь придет, в камеры заглянет, поболтать, — она нервно хихикнула, — Потому и так долго.

— Молодцы, а теперь запоминайте, вас здесь вообще не было, никого кроме меня и Максима. Поняли? Не слышу?

Староста закивала, Натка с Косой ответили: «Да», одновременно. Игрок издал невнятный звук, который можно было толковать как угодно. Соболев фыркнул. Самарский все еще смотрел в остановившиеся глаза Старшего Куратора.

— Тогда убирайтесь!

Макс склонился к телу Нефедова и стал обшаривать карманы, ключ от наручников обнаружился в левом нагрудном. Браслеты тихо клацнули и он бросил их на пол подавляя детское желание поддеть ногой и запнуть под шкаф. Вместо этого парень наклонился, поднял череп.

Из караулки послышались отдаленные голоса.

— Поздно, — бабка покачала головой, — Объясняйся теперь, — она задумалась, — Тогда так…

— Нет, мы уйдем, — Лиса посмотрела на Макса, — Уйдем через лаз.

— Через тот, где его взяли? — Не скрывала скептицизма Коса, — Он слишком узкий, я слышала, как ребята из боевой группы смеялись, пусть он и тощий, но не дистрофик.

— Нет, не дистрофик, — Настя не сводила с Гроша глаз, — И лаз не тот, другой, по которому на самом деле ходила росомаха.

— Их два? — спросил Артем странным деревянным голосом, — Ты не говорила.

— Да, — в тон ему ответил Макс, — Их два.

Он склонился к телу Нефедыча, загораживая его от взгляда отличника и подцепив пальцами цепочку дернул, срывая с шеи железную табличку с двойным рядом номера. Голова Куратора приподнялась и со стуком упала. Самарский отвернулся.

— Обираешь мертвых? — скривился Сенька.

— Именно. Желаешь помочь?

— Потом силушкой померяетесь — остановила перепалку библиотекарша, — Пошли вон, пока не поздно.

Корсакова выскочила первой, Настя второй, потом староста, Натка, непривычно молчаливый Игрок, Соболев, Самарский.

— Мальчик, ты же понимаешь, — она посмотрела на череп в его руках на покачивающуюся в воздухе табличку, — Этот камень никто толком не видел. Они думают, что он был у тебя. Но думать и знать это разные глаголы, — парень опустил голову, подхватил с пола зеленый рюкзак, на котором остались отпечатки ног Куратора, и убрал чужие останки, — Ходят слухи, что он пропал из хранилища, но официального подтверждения не было. А слухи, — она махнула морщинистой рукой, — ходят всегда, не о тебе, так обо мне. Пока пропажу не конфисковали из твоих рук, никто не может с уверенностью сказать, что ты таскаешь за пазухой реликвию или кусок слюды. Понимаешь, Максим?

— Понимаю, — он взялся за майку и, подняв, вытер тканью нижнюю часть лица, стирая успевшую потемнеть кровь, — Если камень вернуть, будет трудно доказать, что он пропадал. Любой охранник предпочтет признаться в раздолбайстве, нежели пойти под статью о хищении из сокровищницы Империи.