Реквием машине времени - Василий Головачев

— Мириться будем, Настя? — бесшумно подошел Капитан, уже в своей обычной одежде и кирасе. Перевозчики с любопытством косились на него, но в расспросы пускаться не осмелились.

— Мы и не ссорились, — ответила Анастасия, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее. Ольга держалась поодаль, присматривая за конями: — Я эту белобрысую кошку слишком презираю, чтобы…

— Ну, затащили. Ну, не сдержался. Заменим смертную казнь испытательным сроком? — его веселость, как и ее равнодушие, была чуточку наигранной. — Настя…

— Хватит, — сказала Анастасия и отвернулась. — Я тебе не нянька. А если тебе взбрели в голову какие-то глупости, то советую помнить, что это и есть глупости. Я рыцарь, а не кошка в перстнях. Все. Мы снова в дороге.

Капитан пожал плечами и отошел, напевая:

Как на черный ерик,как на черный ерикбросили казаки сорок тысяч лошадей…

Приближался берег — точно такой, как покинутый ими, та же трава, те же деревья, то же солнце. Но берег был чужой. Раньше они всего лишь отклонялись от Тракта и могли в любой момент свернуть к наезженной дороге. Теперь же впереди была полная неизвестность. Если хоть одна десятая страшных рассказов хронистов правдива…

— Господи, — сказал Капитан. — Пивка бы выпить, хорошую книжку в руки взять, видик бы посмотреть…

— Видик я смотрела, — не удержалась Анастасия.

— Что? — он сразу забыл о размолвке и о их взглядах, старательно избегавших пересечения. — Как так?

— У нас эта церемония тоже есть, — сказала Анастасия.

— Не может быть! — он заинтересованно придвинулся.

— Достигших совершеннолетия, тех, кто готовится стать рыцарем, ведут в подвал. Там старший в роду снимает покрывало, и открывает стеклянный шар. В него смотришь. Предание гласит, что тот, кто отмечен богами, увидит в нем диковинные картины. — Анастасия грустно вздохнула. — Я не видела, жаль. И не слышала, чтобы кто-нибудь видел. У вас было так же?

Капитан вместо ответа захохотал так, что кони встрепенулись и грохнули подковами по доскам. Ольга повисла на уздечках. Анастасия сердито отвернулась. Ясно, она попала впросак. У Древних эта церемония проходила, надо думать, совсем иначе.

Смешно было бы думать, что чудовища и воины, неизвестных народов набросятся на них, едва они окажутся на чужом берегу, ничейной земле. Ничего не случилось. Они ехали, минуя перелески, без дорог, потому что дорог не было. Капитан при помощи своего «компаса», коробочки со стрелкой, выверял направление, ворчал, громко недоумевал, пытаясь понять, как ухитрялась без компаса и карты находить дорогу вся эта компания — Квентин Дорвард, Айвенго и остальные. Анастасия поинтересовалась, знакомые это его или известные своими подвигами славные рыцари Древних. На этот раз он сдержался, но Анастасия все же поняла, что снова сказала глупость, и решила молчать.

Вскоре Горн повел себя странно. Он метался, внюхиваясь в землю, рычал, скалил зубы и наконец стал жаться к ногам коней, из-за чего чудом только не угодил под копыта. Капитан, давно уже посерьезневший, перевесил автомат на грудь и спросил:

— Понимаете что-нибудь?

— Как бы не звери, — сказала Анастасия, и обе они наложили стрелы на тетиву.

Горн повизгивал, держась у ног лошадей. Капитан навел бинокль на близкую рощицу, довольно-таки густую, сплюнул и сообщил:

— А ведь там, ребята, что-то виднеется. И надо нам эту зеленку проверить…

Они пустили коней шагом. Те прядали ушами, всхрапывали. Горн переместился в арьергард и поскуливал жалобно. Дома, в Империи, он не боялся лесных ящеров…

— Вот оно! — вскрикнул Капитан и прицелился. Тут же опустил автомат, чуть растерянно оглянулся, пожал плечами: — Что-то это как бы…

Ольга завизжала. Кони попятились.

Хрустя ветками, на открытое место выбралось огромное двуногое существо, выше самого высокого человека, все заросшее редким курчавым волосом, сквозь который просвечивала розовая кожа. Бедра обмотаны куском грубого полотна. Шагало оно довольно косолапо, когти на босых ступнях были длинные, а в передних, столь же когтистых лапах, оно удерживало на плече дубину, кончавшуюся огромным комлем. Физиономия — неописуемая смесь человеческого лица со звериной мордой — вытянута вперед, торчат клыки, но взгляд, как ни странно, осмысленный. Оно стояло, покачиваясь, глухо взрыкивая. Горн залился истерическим лаем.

— Стрелять? — спросил Капитан то ли Анастасию, то ли самого себя. — Что-то тут… На кого ж это похоже?

Страха Анастасия не почувствовала. Она просто смотрела, поглаживая по шее пятившегося Росинанта.

— Слышали у вас о таких? — спросил Капитан, сторожа движения чудища стволом автомата.

— Нет, подожди, — сказала Анастасия.

Воцарилось странное, неуклюжее замешательство. Для боя необходим был повод, какой-то крик, толчок, жест угрозы, но ничего подобного они не дождались. Чудище стояло, как вкопанное. Наконен Капитан не выдержал и крикнул:

— Эй, дядя, ты тут шлагбаумом работаешь или как?

Чудовище разинуло пасть и хрипло спросило:

— Сахар есть?

Вот тут Анастасия от неожиданности едва не спустила гетиву. Капитан тоже готов был выстрелить, но сдержался и ответил, как ни в чем не бывало:

— Сахар есть.

— Сахар давать — не драться, драться — сахар не давать.

— Логично, — сказал Капитан. — Моя драться не хочет, моя твоя сахар давать. Идет?

Чудище небрежно сронило дубину с мохнатого плеча — она грохнулась оземь так, что гул пошел, — и безбоязненно двинулось к путешественникам. Самое поразительное — лошади храпели и приплясывали, но вели себя, в общем, мирно. А чудовище вытянуло лапу и прохрипело:

— Сахар давать.

Капитан протянул назад левую руку. Торопливо распутав ремни переметной сумы с едой, Анастасия вытащила угловатый кулек с сахаром и сунула Капитану в ладонь. Два больших куска перекочевали к чудовищу. Оно сунуло сахар в пасть и смачно захрустело. Потом плюхнулось в траву так неожиданно, словно ему подрубили ноги, уселось и похлопало лапой по земле:

— И вы сидеть.

Анастасия колебалась, но Капитан спокойно спросил:

— Кто на карауле останется?

— Знаете, мне на коне спокойнее, — сказала Ольга.

— Вот и сиди, да по сторонам гляди, — сам он спрыгнул с седла, устроился не так уж близко, но и не так уж далеко от чудовища, зажег сигарету и спросил:

— Сторожишь тут, Финогеныч?

— Мой тут жить, — сообщило чудище. — Баба жить, детка жить. Хлебца сеять, мясо ловить.

Анастасия тоже решилась — подошла и остановилась поодаль.

— Хитрый, — сказало чудище Капитану. — Мой один баба жить, твой за собой таскать один баба и один баба.

— Девочки, можно я ему не буду объяснять сложные вещи?

— Да ладно уж, — сказала Анастасия. — Вы… ты… — она решительно не знала, как обращаться к странному встречному. — Кто ты такой?

— Мой человек, — с интонацией, которую можно было считать и гордостью, сообщило чудище. — Мой умный.

Из дальнейшей беседы выяснилось (с домыслением) следующее. Давным-давно прадедушки чудовища были глупые и ходили на четырех лапах, но потом с неба стал сыпаться горящий воздух, и прадедушки до того испугались, что стали ходить на задних лапах. И стали умные.

— Тьфу, черт! — сплюнул Капитан. — То-то ты мне, Финогеныч, кого-то напоминаешь… Мишка ты косолапый, вот кто.

— А это кто? — спросила Анастасия.

— У вас что, медведей нет?

— Медведь — это такой мифологический зверь, — сказала Анастасия. — Крылатый и двухголовый.

— Вот он, медведь, — сказал Капитан. — На дыбки встал и поумнел, надо же…

— Мой умный, — подтвердило чудище. — И сосед умный, и еще сосед, и еще сосед. Все умный.

Местность эту, как выяснилось, заселяли сородичи чудища. Правда, путешественников больше интересовали похожие на них самих существа. Здесь чудище мало чем могло помочь. Оно четко выделяло две разновидности живших где-то в отдалении «безволосые люди» — одни не дерутся и делятся сахаром, даже научили хлеб сажать, зато другие охотятся на «человеков», и «человеки» после этого бесследно исчезают. Особо подчеркивалось, что ролями эти две разновидности никогда не меняются.

Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать из этого нельзя. Те, кто давал сахар, могли без зазрения совести прикончить трех путников, а те, кто на «человеков» охотился, могли оказаться хлебосольнейшими гостеприимцами. Поэтому разговор особенно не затягивали. Оставили чудищу сахара и поехали дальше. Ехали без опаски — «человек» заверял, что его соплеменники, если их не трогать, первыми не бросаются. Капитан неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.

— Да грустно все это, Настасья, — неохотно сказал он в ответ на ее мимолетный вопрос. — С людьми все более-менее ясно, а вот чем мишки виноваты, что и по ним грохнуло?