Современный грузинский рассказ - Нодар Владимирович Думбадзе

Все промолчали.

— Ну, начнем… Я и Гига встанем в ногах, а Леван и Дато впереди. Не бойтесь, вы что, мертвых не видели? Как только вынесем во двор, нас сменят.

Дато ничего не слышал — ни слов дяди, ни музыки, которая доносилась со двора. Он сосредоточился, поднял вместе с остальными гроб и ужаснулся чужому запаху, который шел от покойника, — это не был привычный с детства, теплый и родной запах деда Георгия!

Двери распахнулись…

— Внуки… Внуки провожают тебя в последний путь! Счастливый ты человек, Георгий! — выкрикнул кто-то.

Дато был как во сне. Он не помнил, как к нему подошли, как кто-то подставил свое плечо вместо его и легонько отстранил от гроба.

Едва покойника вынесли со двора, Дато незаметно выбрался из толпы и убежал в лес.

Ночью Дато осторожно, на цыпочках, вошел в дом. Он думал, что все давно уже спят, и очень удивился, увидев, что отец, мать и бабушка сидят у огня и тихо разговаривают. Дедушки с ними не было, и в первое мгновение он чуть было не спросил, где дедушка, но сразу все вспомнил и подошел к камину.

— Где ты бродишь? — укоризненно посмотрел отец.

Дато промолчал.

Мать принялась накрывать на стол. Поставила на скатерть лобио, соленья, хлеб, сыр. Отец принес кувшин красного вина. Все четверо расположились вокруг низенького столика. Дато ерзал на стуле и крутил головой.

— Ты чего ищешь? — спросил отец.

— Ничего…

— Кушай. Тебя дожидались, — сказала бабушка.

Отец разлил вино по стаканам.

— Выпей.

Дато через силу опорожнил стакан.

— Ну, рассказывай, — не без намека произнес отец.

— О чем? — Дато отломил кусок хлеба, потянулся за сыром. В нем вдруг проснулся волчий аппетит: с утра он ничего не ел.

— Выпей еще, — предложил отец.

— Не хочу.

Бабушка принесла вареную говядину, посыпанную луком, и поставила дымящуюся миску перед Дато.

— Ешь, ты ведь любишь бугламу. Специально для тебя варила.

Дато молча жевал мясо.

— Повестка тебе пришла, — неожиданно сказал отец.

— Чего?

— В армию тебя забирают.

— Ну и пусть… — сказал Дато и налил себе еще вина.

— Странно ты разговариваешь…

Мать сделала знак отцу, чтобы тот оставил сына в покое.

— Выпей-ка еще, — бабушка ласково посмотрела на внука.

Дато послушно выпил.

Отец и мать ушли в свою комнату. Бабушка принялась убирать со стола. Дато сидел не двигаясь…

Он встал и вышел во двор. Кликнул собаку. Та прибежала и стала ластиться к нему. Он пригладил ее мохнатую голову и вернулся в дом. Постель уже была расстелена. Не раздеваясь, он упал на тахту.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату вошла бабушка.

— Спишь?

— Нет еще.

Бабушка тяжело вздохнула:

— А как же я теперь?

— О чем ты?

— Когда ты вернешься, меня уже не будет.

— Ну что ты, бабо… не надо.

— Твой дед без меня там не выдержит… Мне и шестнадцати не было, когда он привел меня сюда. С тех пор мы не расставались. Даже в лес он без меня не ходил…

— Ложись спать, бабо. Ты устала сегодня.

— Носки бы успеть тебе связать. Чурчхелу[24] тоже дам на дорогу. И бутылку чачи. Нарочно от твоего отца спрятала… Когда тебя заберут?

— Скоро, наверное.

— Скоро… Вернешься, а меня уже не будет… Ты тогда на могилу мою приходи: крикни мне, что приехал… я услышу…

Бабушка замолчала. Бессильно опустив руки, она стояла и не отрываясь смотрела на Дато.

— Дай я тебя поцелую напоследок… — сказала она.

Дато не любил, когда его целовали родственники. Он давно считал себя взрослым и постепенно отвык от родительской ласки. Но бабушка так умоляюще смотрела на него, что он смутился. Ободренная его молчанием, она присела на краешек тахты и провела рукой по его взъерошенным волосам. Потом дотронулась пальцами до бровей. Руки у нее были холодные и легкие, как пушинки. Дато закрыл глаза и почувствовал, как ее сухие губы прикоснулись к его лбу. Потом эти едва ощутимые, чуть теплые губы поцеловали его в глаза. Бабушка шептала знакомые с детства ласковые слова: «Чернобровый ты мой, ясноглазый, сладенький мой… Дай тебе бог силу необоримую от твоего отца, кинжал острый от дяди, плуг нержавеющий от дедушки, вечнозеленый огород от бабушки, красное яблочко от тети, золотой подсвечник от матери, радости тебе и здоровья, долгих лет жизни…»

Внезапно обрушившийся шум испугал бабушку, и она поспешно встала.

Дато кинулся к окну.

Небо словно прорвало.

— Дождь? — спросила бабушка дрожащим голосом.

— Успокойся, скоро перестанет.

— Бедный Георгий… надо же было сейчас…

— Ничего… ты ложись.

— Нехорошо это… Не к добру.

— Да он почти перестал.

— Перестал, говоришь?

— Ну да, почти…

Но дождь лил как из ведра. Дато усадил бабушку на тахту и вышел из комнаты.

— Ты еще не спишь, Дато? — послышалось из комнаты родителей.

— Засыпаю, — он остановился возле их двери.

Некоторое время прислушивался, но отец, видимо, уснул.

Дато заглянул сквозь неплотно прикрытую дверь своей комнаты: бабушка стояла у окна, вглядываясь в темноту.

Дато накинул плащ, низко надвинул шапку и сбежал по лестнице. Собака кинулась к нему, но Дато молча отстранил ее от себя, плотно закрыл за собой калитку и вышел на улицу.

Сквозь пелену