Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры - Владимир Трухановский

Лорд Дерби ответил: «Мадам, Дизраэли приходится завоевывать себе положение, а людям, которые должны его завоевывать, приходится говорить и делать такие вещи, которые нет необходимости говорить или делать тем, у кого такое положение уже обеспечено».

«Это верно, — сказала королева. — Но я теперь хотела бы надеяться, что, завоевав себе положение, он будет вести себя сдержанно. Я принимаю назначение Дизраэли министром под вашу гарантию».

Так Дизраэли все же стал министром финансов и лидером палаты общин. Состав правительства двору не нравился. Принц Альберт в связи с этим замечал: «Материал безусловно печальный». Люди в основном были новые: только три министра входили ранее в состав кабинета. Остальные не были даже членами Тайного совета. И вот дюжина министров, не имеющих ни малейшего опыта в государственном управлении, и среди них Дизраэли, предстали перед подчеркнуто спокойной, с непроницаемым лицом королевой и принесли присягу в качестве новых членов Тайного совета.

Одной из обязанностей Дизраэли по должности лидера палаты общин было написание королеве регулярных и частых писем, в которых суммировался ход дебатов в парламенте, — норма функционирования государственного механизма, сохранившаяся и поныне. Чтение таких писем для королевы было всегда скучным. В них излагалась жизнь парламента официальным, суконным, канцелярским языком, да к тому же все это ей было уже известно из газет. Но письма Дизраэли были другими. Поначалу королева, читая их, удивилась, а затем они ей понравились, и она знакомилась с ними с нарастающим интересом. Дело было в том, что Дизраэли — талантливый литератор и неплохой психолог — верно угадал, что может понравиться королеве, и сообщал ей о деятельности палаты общин в живой, образной, литературной форме. Свободный стиль изложения был предусмотрительно пронизан тонким, ненавязчивым, но в то же время доходчивым выражением должного смирения и уважения молодого министра перед царствующей особой. Вскоре Дизраэли произвел благоприятное впечатление и на Альберта, который не считал его джентльменом. Встречи с принцем свидетельствовали, что его мнение о Дизраэли постепенно менялось в лучшую сторону. А это было крайне важно: Виктория очень считалась с тем, что ей говорил Альберт.

И все же краткое пребывание в правительстве в 1852 г. не привело к налаживанию добрых отношений Дизраэли с двором. Второе пребывание в правительстве (1858–1859) позволило Дизраэли продвинуться дальше в желаемом направлении. Наконец в 60-х годах разумные последовательность и настойчивость дали свои плоды. Отношения с двором стали действительно сердечными. Но какого труда, воли и ума это потребовало!

В январе 1861 г. королева впервые пригласила Дизраэли с женой погостить пару дней в Виндзоре. Это было и проявление доброжелательности Виктории к Дизраэли, и свидетельство его возросшего веса как политического деятеля. Дизраэли был не только властолюбив, но и очень тщеславен, что присуще многим крупным государственным деятелям. По поводу своего первого пребывания в Виндзоре он писал одной из своих почитательниц: «Это первый визит госпожи Дизраэли в Виндзор. Его считают весьма замечательным событием, необычным проявлением внимания ее величества к лидеру оппозиции. Ведь многие министры — члены кабинета были приглашены без жен». Дизраэли особенно подчеркивал это обстоятельство насчет жен.

В конце 1861 г. принц Альберт, будучи далеко не старым, скончался. Он мог бы еще жить, если бы доктора лечили его должным образом, даже на уровне тогдашней медицинской науки. Для Виктории это был и неожиданный удар, и страшная трагедия. Она его страстно любила и носила по нему траур до конца дней своих.

К этому времени Дизраэли был в хороших отношениях с Альбертом и имел о нем высокое мнение. Свое мнение о принце и глубокую симпатию к нему Дизраэли публично выразил после его кончины. Вероятно, это было искреннее соболезнование. Королева была очень благодарна Дизраэли за добрые слова о ее покойном супруге и выразила ему сердечную признательность. Этот эпизод способствовал установлению хорошего мнения о Дизраэли у Виктории.

В 1863 г. состоялось бракосочетание наследника престола принца Уэльского. Оно принесло Дизраэли новое свидетельство увеличивавшегося к нему расположения Виктории. Он с восторгом писал одному из друзей: «Я приглашен на церемонию и, что еще более знаменательно, госпожа Дизраэли тоже. И это по личному указанию королевы». Были и другие знаки внимания к Дизраэли со стороны королевы. В конце концов она стала благосклонно относиться к экстравагантному политическому деятелю, что было крайне важно для дальнейшей карьеры Дизраэли.

Дизраэли это прекрасно понимал и делал все, чтобы завоевать благорасположение двора. Но его поведение объяснялось не только соображениями карьеры. Всю жизнь Дизраэли испытывал восхищение и преклонялся перед знатью, аристократией. У него было своеобразное романтическое, исполненное идеализма чувство в отношении первого аристократа страны — монарха. Он не только идеализировал Викторию, но и испытывал к ней искреннюю симпатию. В его письмах друзьям, когда речь идет о Виктории, он не говорит, что она входит в комнату или выходит из нее, нет, для Дизраэли она появляется или исчезает. Так рождалось у Дизраэли то восприятие королевы, которое он выразил словами: «Это фея, волшебница». В дальнейшем, когда они подружились, Дизраэли позволял себе употреблять это выражение и в письмах, обращенных к королеве. В этом находили свое выражение сентиментальные черты характера Дизраэли, великолепно уживавшиеся в век крайнего практицизма и эгоизма с присущим ему цинизмом, карьеризмом и жаждой власти.

В период пребывания тори в оппозиции после 1852 г. происходили крупнейшие события: во внешней политике — Крымская война против России, а в Британской колониальной империи — общенародное восстание в Индии против английского колониального господства. Позицию официальной Англии в этих делах определяло правительство. Оппозиция и, следовательно, Дизраэли прямой ответственности за эти события не несли, но они не могли не занимать в большей или меньшей мере определенную позицию по этим проблемам.

«ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ» В РОССИЙСКО-АНГЛИЙСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

В июне 1987 г. в Лондоне происходила встреча советских и английских историков. Английскую группу возглавлял известный историк Г. Баркер, много делающий для взаимных связей историков двух стран. Выступая на встрече, Баркер заявил, что в XIX столетии в Европе не было войн, что Крымская война — это «частный случай» и что присущая людям агрессивность была направлена на другие континенты. Утверждение Баркера не частный случай для английской историографии. Так Дэвид Томсон писал в 1963 г., что XIX век после наполеоновских войн, «если исключить эпизод (выделено мной. — В. Т.) Крымской войны (1854–1856), был для Британии периодом мира». Такие заниженные оценки Крымской войны кажутся спорными, если учитывать ее размах, задействованные в ней силы, а также последствия для участников, и прежде всего России и Англии.