Стая (СИ) - Оксана Сергеева

Свет взорвал комнату, ослепляя на мгновение не только глаза, но и сознание, безжалостно разрывая возникшее единение и изгоняя иллюзию счастья.

Так не хотелось отпускать это мгновение. Задержать бы его, но, увы… Оставалось только мучиться туманным ожиданием следующей встречи и разговора, который страшил своей неизвестностью. Боялась, что безнадежностью.

Это Денис — олицетворение самого бесстрастия. А она… Наверное, у нее на лице все написано. Сейчас, после небольшого интимного потрясения, справиться с собой и стереть с лица следы душевного волнения было особенно трудно. Чувствовала себя разбуженным ребенком, который, еще не успев отойти ото сна, смотрит на окружающий мир слегка оторопелым взглядом.

Запустила безвольные пальцы в волосы, пробегая по рассыпавшимся по плечам, слегка взлохмаченным прядям. Потом поправила поясок на одежде. И тут же почувствовав духоту, развязала его, расстегнула маленькие пуговки и сняла бело — серую кофту.

— Юля, — позвал ее Денис.

Не решалась посмотреть ему в глаза. Вдруг мелькнет в них равнодушие? Волшебство рассеялось со светом, как будто и не было той непреодолимой силы, недавно притягивающей их друг к другу, и чувств, по-настоящему осязаемых, пронизывающих все существо — не было.

Денис подошел сзади, задержал руки у нее на талии.

— Завари чай, помой яблоки, дай мне воды из холодильника, — сказал, пригнувшись к ее уху, голосом, каким мама говорит ребенку «просыпайся» — осторожно, чтобы не напугать.

Юля силилась, вслушиваясь в слова, словно звучали они на незнакомом языке. Потом встрепенулась, оживилась, — как увядший цветок, напоенный водой, — набралась жизни, засуетилась, быстро передвигаясь по кухне. Отбросила кофту, которую растерянно стискивала в руках. Достала из холодильника бутылку минералки — приятно прохладную, — сжала горячими ладонями. Самой бы тоже не мешало воды глотнуть: во рту пересохло, горло неприятно стянуло.

Через несколько минут родители спустятся из спальни и зайдут на кухню. Яблоки… Ах, да!.. Заметила на столе целлофановый пакет с яблоками. Высыпала фрукты в раковину, открыла воду.

Все правильно, пока мыла их, монотонно шевеля руками, плескаясь в холодной воде, и сама немного остыла. Вроде бы, сердце усмирило бег, и румянец на щеках, должно быть, стал не такой явный. Все-таки не каждый день она к Денису в объятия попадала, такие моменты наперечет были. И уж, тем более, не каждый день в любви признавалась.

Ножка стула скрипнула об пол. Денис сел за стол, небрежно листнул, лежащий тут же перед глазами журнал.

— О, Юленька, ты уже дома, — констатировала мама с порога, сопровождая слова легкой улыбкой. По лицу было заметно, что находилась родительница в приподнятом настроении.

— Да. — Юля попыталась ответить спокойно — без предательской дрожи в голосе. Внимательный взгляд отца вызвал внутри напряжение. — Мы только приехали. Буквально, за минуту до вас.

— И как свидание? — спросил он без иронии. Но и не ласково.

— Средней паршивости. А как ваше? — мило съехидничала.

Однако же отцом то было проигнорировано:

— Что-то поклонник у тебя какой-то нерадивый. Так долго уговаривал и даже цветов не подарил.

Юля взвыла про себя и, тихо испустив тяжелый вздох, развела руки в стороны:

— Ну не все же такие порядочные кавалеры, как ты, папочка. — Поставила на стол чашки с чаем. — Мамуль, прости, я к себе пойду. А то поклонник мне чересчур разговорчивый попался, у меня от него голова разболелась.

— Таблетку выпей, если совсем плохо, — посоветовала мать.

— Если совсем плохо будет, выпью, — пообещала дочь и взяла кофту со стула.

Она удалилась, не думая, правильно ли среагировала, и естественно ли ее поведение. Чтобы думать, нужны мысли, а у нее их не было. Она, как неразумное существо, ограничилась только примитивными физическими ощущениями; если мозг и дальше будет продолжать отказывать, она может наделать каких-нибудь глупостей.

В комнате Юля металась, ловя подступающие и снова ускользающие мысли.

Мысли — на уровне предчувствий, внутренней, пока необоснованной, рыхлой, сродни первому снегу, уверенности. В конце концов, она не придумала ничего лучше, как успокоить себя, встав под горячий душ.

Струи мягко текли по телу, освобождая его, снимая невидимые оковы сомнений. Медленно Юля проникалась теплом, нагреваясь снаружи и внутри. Внутри больше.

Внутри — от новых ощущений, от внезапно прорвавшихся сквозь внутренние барьеры выводов. Все постепенно складывалось, даруя невероятную окрыляющую свободу. Складывалось, вырисовывалось в картинку. Вспоминалось, перемешивалось и снова разделялось на фрагменты. Отдельно, как слова и выражения; и вместе — как чувства.

Следовало вычленить всего-то одну мысль — самую главную.

Все-таки отец отвез их к бабушке. Однако, если раньше Юля мечтала погостить у нее подольше, то сейчас три дня, проведенные в деревне, показались бесконечными. Однообразные зимние вечера быстро прискучили. Погодка — особо не разгуляться. А после болезни Юля старалась лишний раз нос из дома не показывать.

Она очень сильно тосковала по Денису, в дополнение ко всему, испытывая непреодолимое желание снова проникнуться теми обволакивающими ощущениями, какие открылись ей в их последнюю встречу. Поэтому новость о том, что остаток недели семья проведёт в коттедже на Поселковой, обрадовала, подкинув, буквально, до небес. Без Шаурина там точно не обойдется. Обычно в том доме отец собирал довольно большую компанию.

Может быть, оно и к лучшему, что несколько дней после того судьбоносного вечера они с Денисом провели в разлуке. Теперь не лишним было подумать и переосмыслить все еще раз. И не на горячую голову, теряясь от волнующей близости, а вдалеке. Хотя теперь о холодных трезвых рассуждениях едва ли говорить приходилось. И, несмотря на это, Юля решилась взглянуть на них по-новому — на себя и него, на ситуацию, на их чувства. То, что они, чувства, обоюдные — уже сомнению не подвергалось. И оснований так полагать было предостаточно.

По-прежнему Юля считала: будь Денис к ней действительно равнодушен — не носил бы браслет. Может, не выбросил бы, не избавился, — но засунул подальше, чтоб на глаза вещица не попадалась. Она сама именно так и поступила бы. От Славика, например, даже цветы принимать не хотелось — как хорошо, что он их не принес! — не говоря уже о чем-то более ценном. Да пусть и не ценном. Неважно.

А вот Денис ее подарок не только принял, но и носил. А уж последний всплеск его и слова, и взгляды — очень много значили. Все же, если снова он попытается объяснить ей, что им «нельзя» и почему — нельзя, не представляла, как выдержит. Но и поделать ничего не могла, а только лишь гореть слепым ожиданием. Радостная оптимистка в ней притихла, уступив место осторожной барышне, незнакомой пока, но, очевидно, — более разумной.