Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

Мухи ей снятся, подумала Кэсси. Просто снятся мухи.

- Уж мне-то это известно лучше, чем тебе, - нашла Кэсси, чем уязвить его раздражающую беспечность. - Мои накрылись. Вообще не понимаю, зачем нужно делать их хрупкими...

Алик рассмеялся.

- Чтоб получать больше радости, если подольше сбережешь. Это как держать дома фарфоровую посуду вместо каменных плошек. Извращение, конечно, но ко всему...- заметив, что она готова рассмеяться, Алик сменил тон, Иными словами, туда вашим отношениям и дорога была с самого начала. Эта любовь ничего не стоила. .

- Это его любовь ничего не стоила, - обиделась Кэсси, - Моя вот...

- Прости, - кротко прервал ее Алик. - Ты снова нагружаешь меня прошлым... На тебя середина ночи плохо влияет?

- Это я на нее плохо влияю...

Говорить расхотелось. Если б Алик выдал еще хоть слово, она бы вообще ушла, но тот спокойно поднял листок вернулся к прерванному занятию.

По телефону позвонили и поинтересовались, куда мог подеваться Андриан, на что Кэсси долго и прочувствованно объясняла, что не в ее силах узнать, куда деваются все эти Андрианы, Толики, Гарики, Джулианы и Стасики поутру, когда по-хорошему неплохо было бы смотаться в магазин и принести хоть символическую компенсацию за выпитое, съеденное, разгромленное и прочим образом приведенное в негодность имущество, а заодно и...

Там недослушали - мелко и разочарованно загудели.

Сразу после кому-то по этому же телефону стало интересно, где сейчас можно отыскать Оську, и Кэсси подумала, а не сказать ли им, что Оська вернется не раньше, чем переберет все свои корпорации раз по сто семьдесят.

В третий раз из трубки просто вкрадчиво спросили, не в этом ли помещении мучается некий умственно отсталый принц, рисуя свои идиотские иероглифы, дабы хоть ненадолго отвлечься от собственной эмоциональной неполноценности, которую он обычно пытается компенсировать затяжным общением с живыми смертными и дохлыми животными, шатаясь по всяким помойкам.

Кэсси ощутила острое желание расплакаться, которое пришлось жестоко подавить.

- Простите, сударь Элис, но вы своим вопросом ставите меня в неловкое положение - мой положительный ответ будет означать согласие с вашей многословной оценкой моего гостя, а несогласие может быть расценено двояко, потому что...

Кэсси прервалась для всхлипа. Алик мог попрощаться в любую минуту, а она этого не хотела, он, очевидно, тоже, и от этого становилось еще тяжелее...

- Попробую убедить, сударыня Кассинкана, - бархатистый и приятно грассирующий голос пребывал в непонятном настроении, но угрозы Кэсси не ощущала. - Хотите? Разве он не изводит вас в своей вечной тоске по заумному трепу? Он приобрел за последние шесть месяцев 17 телевизоров, пять одинаковых машин под двумя номерами, странных знакомых, влиятельных врагов, вериги Дзанка, и еще по мелочи. Он выбил свое имя на могильном камне их семейного склепа. А с тех пор, как он сделал этот склеп, он полюбил исполнять предсмертные желания людей. Еще не было такого, которое бы он не исполнил, и еще не было человека, для которого это желание не стало бы последним.

Кэсси вздрогнула. В который раз рядом с Аликом становилось непонятно и страшно. Она сама - всего лишь последнее желание Фила...

- Правда? - попала она в паузу и посмотрела на Алика.

- Неправда, - сообщил Алик. - Одно я так и не исполнил, - он повернулся. - Я пообещал Анати отомстить всем нашим врагам, а после наложить на себя руки. С врагами вышло... - пауза, резкий взмах ресниц, призванный отбросить какое-то воспоминание, - ...а вот до себя руки так и не дошли.

- Клятвопреступник, - рассмеялся в трубке Элис. - Тебя ищет поверенный, у меня твоих пять счетов, из них два срочных, нашли одну твою телегу, и возник Гоша.

- Гоша?

- Йорген. Он бы не приехал сейчас, конечно, если б не ты в свое время. Разберись. Вы сто лет не виделись, а там он нагадил одному из ребят Наоми, чтоб не рисковать ускакал на курорт. По поводу чего я послезавтра уезжаю на материк поскандалить. Скорее всего, там и останусь. Придешь?

- Придет, - обрела Кэсси дар нетвердой, но речи. Ей очень хотелось что-то сказать.

- Любовь и голод правят миром, - намекнул Элис. - Какой же силы страсть они могут образовать в сочетании, сударыня Кассинкана?

- Я приду, - резко сказал Алик. - До завтра, Элис.

- Убийственной, для рабов страстей, - сказала Кэсси. - Вам ли не знать, сударь Элис.

- А я и не для себя спрашивал, - проворковал Элис.

- Вот я, пожалуй, и поеду с тобой, таким заботливым, на материк, громко сказал Алик, забирая у Кэсси телефон и нажимая кнопку отбоя.

- Что? - Кэсси так и не отпустила трубку. Ощущение от леденящих пальцев, лежащих поверх ее руки померкло рядом с ее удивлением. - Ты покинешь Анкаиану?

Алик отвернулся, убрал руку и молча, едва заметно пожал плечами. Кэсси поняла, что, не реши он этого, она не знала бы покоя, потому что решения всех загадок Элиса были уж слишком очевидны.

32. Отражение.

Ураганный ветер выл и шелестел за закрытыми ставнями, словно зловещим шепотом обещая разрушить все, что может быть разрушено, и унести все, что может быть унесено. Она давно легла спать, однако заснуть не могла казалось, что очередной порыв урагана что-то отрывает от дома, и она каждый раз вздрагивала, когда он с новой силой ударял в окна. Думалось, что если ветер не прекратится, вся эта пачка монстров никуда не полетит, а это страшно. Она представила Алика на материке, а потом вспомнила открытие музея, Вандарского, вспомнила все, что делала за это месяц и поняла, что придумывать больше никого и ничего не хочет, что хочет, наконец немного отдохнуть. И тогда представила себе, как отдыхает - почему-то грустная, одинокая и никому не нужная. Никто больше не закажет ей музей, ведь в этом городе уже один есть, а на материке таких, как она навалом. И единственный, кто ее вдохновлял, будет всячески избегать ее...

- Алик ты меня будешь избегать?

Слабые отсветы на вещах, мебели и стенах не пересекла ни единая тень. Мы от него уже почти освободились...

- Алечка... Ты ведь только завтра уйдешь. А сегодня мне тяжело и грустно... Впрочем, если ты не хочешь со мной прощаться - не надо, я не обижусь... хотя тебе это, наверное, все равно, но мне-то нет, и поэтому я тебе говорю, что постараюсь не обижаться... Но, если честно, господин Гирран, мне грустно уже сейчас. Мне с каждым обломом все тяжелее и тяжелее выносить бессмыслицу этой жизни...

- Ее звали Инорита, - раздалось из темноты. - Она устала от того, что никогда не получала того, чего желала, не могла делать то, что любила, не могла никого полюбить и добиться взаимности, не могла сделать ничего для тех, кого любила. Ее угнетало сознание собственного бессилия...