Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

Кэсси была так счастлива и одновременно огорчена услышать этот голос, что даже не сразу начала следить за смыслом.

- И когда такая жизнь совсем измучила ее, и когда Инорита поняла, что никакого просвета не предвидится, она подошла к морю, вошла в воду и взмолилась: "О, вода, дающая жизнь, сильная и вечная, дай мне часть своей силы!" Но море в тот день было злым и грозило похоронить ее под своими волнами. И тогда обратилась она к земле: "О, земля, охраняющая корни и память, пластичная и неизменная, дай мне часть своей силы!" Но земля плеснула ей в лицо пылью. Она обратилась к огню: "О, огонь, умирающий и возрождающийся, убивающий и возрождающий, дай мне часть твоей силы!" Но огню не было до нее дела. Она обратилась к небу: "О, небо, далекое и чистое, родное и хранящее все наши помыслы, дай мне часть твоей силы!" Но небо ослепило ее своим сверканием. И тогда она изобразила на скале милое ей божество, принесла ему жертву и сказала: "О, жалкое создание, проклятое, несовершенное и такое же несчастное, как я сама, дай мне силы выдержать все это. Но только чтобы природа ее не принадлежала ни воде, ни земле, ни огню, ни небу.

Закономерная догадка заставила девушку вскочить на постели. Она хотела попросить Аланкреса замолчать, но на миг все слова вылетели из головы, а когда вернулись, момент был упущен.

- И создание Инориты дало ей то, что она просила - силу, не принадлежащую ни одной из четырех стихий, силу, умирающую и возрождающуюся, подвижную и неизменную, хранящую память и помыслы, эфемерную и вечную... Алик сделал паузу, а затем продолжил тихо и устало, - И стала Инорита жалким существом, проклятым, несовершенным и таким же несчастным, но наделенным способностью выдержать все, что хотела.

Девушку била дрожь. Она встала и, наступая негнущимися ногами на полы длинного оськиного халата, в котором спала, и сделала несколько шагов.

Рука в прохладном шелке обняла ее за плечи, и она почувствовала, как Аланкрес коснулся губами ее волос. Прижавшись к нему, она думала от страха впасть в отчаяние, но вместо этого почувствовала лишь обволакивающий, словно туман, вязкий, запредельный покой.

- Как с тобой попрощаться? - голос его был ровным и приветливым. Легенду я тебе рассказал, на вопрос ответил, права на владение оформленным тобой домом подарил. Я только не могу дать тебе душевного покоя, и ты не получишь его, пока сама себе его не дашь. Вот... Могу еще анекдот рассказать...

Кэсси помотала головой.

- Ты сейчас действуешь на мое восприятие? - озадачилась она.

- И не думал даже. Разве, если тебе нравится картина, ты стремишься замазать ее той единственной краской, которая у тебя есть?

- Это какой?

- Посмотри, решишь, - предложил Алик.

Кэсси вдруг ощутила себя очень легкой, и не удивилась, когда Алик неуловимым движением посадил ее на диван и сел рядом сам. Потом ее сознание наводнилось образами, деталями мира, который каждый из нас носит в себе, и этот мир восхищал и притягивал. Мир, в который хорошо бы навсегда уйти... или вернуться. Совсем иное казалось близким, а привычное - далеким. Каждый образ нес в себе понятное, ожидаемое, родное, каким становится в воспоминаниях все привычное, после того, как покинешь его, и каким оно становится, когда видишь его в первый раз после долгой разлуки. По логике, у Кэсси ничего своего не должно было быть связано с чужими мыслями, но такого надоевшего понятия, как логика, здесь не было и близко. Все было, как в раннем детстве - восхищение, интерес и никакого непонимания.

Потом все исчезло.

Кэсси подняла голову с плеча Аланкреса и увидела, как он открыл глаза.

- Вот это и есть... воздействие, - объяснил он, слегка запнувшись. - Я заставляю тебя что-то чувствовать. То, что чувствуешь ты, улавливаю я... Только для тебя это переживания истинные, а для меня - наведенные. Это первая фаза... Фаза вторая - мы меняемся, первичные мои, вторичные твои... Я тебе их отсылаю. Но у тебя еще остаются воспоминания от первой, получается стереоэффект... Плюс, еще, я надеюсь, у тебя собственные фантазии... Обычно их никто не видит, но мне-то они интересны. Они спонтанно возникают, я их вижу, и ты, наравне с тем, что у тебя вызывают они, ловишь мою эманацию по поводу почудившихся мне картинок. Понятно?

- Нет.

- Вот и хорошо...

- На зеркальный коридор похоже. Но там ничего не видно за собой.

- Все в наших силах. Можно ввести себя в различные состояния, хоть в наркотические, только... легче видеть сквозь себя, когда ты сам отражение... Как я. Поэтому со мной это делать легче...

- Почему ты умудряешься пользоваться любыми моими сравнениями для объяснения всех своих идей?

- Наверное, мне нравятся либо твои идеи, либо собственные объяснения. Да я и сам - твоя идея. Ее отражение.

Кэсси спросила:

- Ты - отражение? Поэтому тебе трудно в чем-то отразиться?

- Скорее зеркало, стремящееся разбить того, кто в нем отражается. Хотя любой вампир - это, как и все остальное, две вещи: тело и идея. Но между ними нет четкой грани. Вот что неестественно и... страшно... Поэтому нас не может быть. И поэтому мы есть... - Алик явно не поспевал за собственными мыслями. - Только я тупой, и этого не объясню, - заключил он. Зато могу спроецировать этот бред тебе в голову, чтобы он показался понятным...

Прежде вот, было невдомек, что подобное вообще возможно. В сознании каким-то загадочным образом вдруг стало помещаться столько, что на нормальной скорости стало немыслимо разобраться сразу с внутренним и с внешним, особенно с тем, на что все-таки следует обращать внимание, и что от происходящего во вне разума остается внутри него и как выглядит. Зато столько оставалось и выглядело, что и глаза-то можно было не открывать они и так что-то видели, вполне даже возможно, что и каждый свое... Впрочем, все эти цвета рано или поздно все равно слились в какой-то один, который при всем своем единообразии нес в себе идею того, что он - разные, и много, просто, наверно растянуты в отсюда не видное измерение, или в него сжаты, или...

Вобщем, на свете есть много интересных явлений. Кэсси стряхнула оцепенение, и встретила застывший взгляд серых, как мокрая ворона, глаз господина Гиррана.

- Я нарисовал тебя, - сообщил он.

На рисунке Кэсси, даже более похожая на себя, чем на самом деле, состояла из легких, изящных штрихов, местами немыслимо тонких и необычно завернутых. Это был фрагмент узора из Кэсси.

- Я не знала, что ты так умеешь.

- Я это не всегда умею.

Стало понятно, почему.

- Лучше... Элис прав, вы - чуткие существа, можете запросто заласкать человека хоть до смерти, потому что знаете все его желания. Поцелуй меня. Если хочешь.

- Если?

- Да, если хочешь ты. Потому что я этого не хочу. Зато я желаю знать, как вы умеете вызывать страсть.