Йерве из Асседо - Вика Ройтман

образом создавая бутерброд у себя во рту. Так продолжалось в течение трех ломтей хлеба, а мой двоюродный брат по-прежнему выглядел зверски голодным. Михаль тоже стала жаловаться, что мама, то есть тетя Женя, обед не варила вот уже три дня, потому что у нее отчет по ее научному исследованию, а папа спит, потому что работал в ночную смену.

Я спросила, неужели правда, что холодильник пуст, и они сказали: “Да”. Я решила проверить, и оказалось, что они соврали, а холодильник был переполнен овощами, фруктами, зеленью, яйцами, крупами, курицами, грудинками, фаршами и еще всякой всячиной. Я предложила сварить суп и поджарить картошку со шницелями, а Асаф и Михаль сделали такие лица, как у тех подростков из сериала, когда в их школе кто-то появлялся не в таких джинсах, какие были положены по бевер-лихиллзной моде. Я спросила, где у них кастрюли, сковородки, масло и доска для резки овощей, а они пораскрывали и перерыли все кухонные шкафчики и ящики в поисках.

Я попросила у них помочь мне нарезать грудинку, но они опять страшно удивились. Мы сошлись на чистке картошки, но отыскать шкрябалку не представлялось возможным, так что я всучила Михаль нож. Но вместо того, чтобы счищать кожуру, она непоправимо калечила картошку. Асаф между тем с азартом взялся резать лук, но быстро охладел и вернулся к телевизору. Михаль тоже ненадолго хватило.

Когда картошка и шницели были готовы, а суп еще варился, тетя Женя вернулась из университета и тоже сделала беверлихиллзное лицо. Но сразу поняла, что ее родных детей нечего подозревать в таком криминале, расцеловала меня в обе щеки и сказала, что не стоило все это затевать, но как приятно, когда возвращаешься с работы, а обед уже готов, и с укором поглядела на истуканов у телевизора. Я ощутила прилив гордости и в порыве чувств накрыла тете Жене стол. Ее отпрыски тоже подтянулись, а потом проснулся их папа, Томер, и все уплетали за обе щеки мой суп и пережаренные шницели – а шницели были пережаренными, потому что я их впервые в жизни приготовила, так как мясо не ела, – с таким аппетитом, будто они обедали в фешенебельном ресторане или как будто не жрали ничего с прошлой недели, как жители Освенцима. Тетя Женя потом призналась, что она очень редко готовит и что домашней пищей их, как правило, снабжает бабушка Сара.

Потом все отправились спать – кроме Асафа, который отправился в душ, – потому что одним из главных обычаев израильтян был полуденный сон с двух до четырех, и в это время многие магазины закрывались, не полагалось друг другу звонить, ходить в гости, а детям – играть на детских площадках. Там даже вывески такие были, на площадках: “С 14:00 до 16:00 не шуметь!”

Мне спать не хотелось, потому что отоспалась во время “Беверли-Хиллз”, и я отправилась на балкон с книгой – нам по литературе задали читать “1984”. Книга была жутко интересной, но на балконе плохо читалось, поскольку там было слишком красиво и ландшафтно, чтобы думать о таких ужасных вещах, как тоталитарные режимы. Так что я решила немного пописать. Но “немного” мне никогда не удавалось, и когда я оторвалась от тетрадки, над арабской деревней уже багровел закат и выли муэдзины.

Сонная, недавно проснувшаяся Михаль теребила меня за плечо и жаловалась на арабские молитвы. Они не давали ей спать и будили по утрам в полпятого, вонючие уроды, чтоб они сдохли.

Михаль сказала, что она ненавидит район Гило и своих родителей за то, что они живут здесь, а не в Рехавии, где живут все ее продвинутые школьные друзья. Потому что все нормальные люди живут в Рехавии, или в Катамоне, или в Немецкой колонии, или, на худой конец, в Кирьят-Иовеле, а не в этой дыре, где живут одни “арсы” – сефардские восточные жлобы, быдло или гопники. Но в Гило жилье дешевле, а у ее родителей нет денег, чтобы переехать ближе к центру, потому что мама, вместо того чтобы работать, как все нормальные мамы, бросила фармацевтическую компанию, где раньше работала, и решила с какого-то перепугу на старости лет делать докторскую степень по биологии, и кому это вообще надо. Ей очень мало платят. А папа… ну, папа восточный, что с него возьмешь. И вообще, она, Михаль, подумывает переехать к бабушке, чтобы быть ближе к своей самой лучшей в Иерусалиме школе, “Леяде”, и к своим друзьям, и к Синематеке.

Кстати, сообщила Михаль радостную новость, мы сегодня вечером едем в Синематеку с ее продвинутыми друзьями из “Леяды” смотреть новый крутейший фильм очень продвинутого режиссера. Едем мы на такси, потому что даже машину нормальную родители купить не могут, а их дряхлая тарантайка все время в починке, так что Михаль должна, как жизнью обиженная, разъезжать по городу на такси.

Все это Михаль сказала на иврите, а я почти все поняла. Это меня обрадовало. Но новости про Синематеку меня огорчили. Перспектива познакомиться с Михалиными продвинутыми друзьями не вызывала у меня воодушевления.

Потом Михаль приготовила себе растворимый кофе с молоком, который на кофе совсем не был похож, и ругалась с Асафом, кто первым пойдет в душ, несмотря на то что два часа назад Асаф уже искупался.

Тетя Женя предложила бросить жребий, а Михаль воспротивилась, потому что она была невезучей и обиженной судьбой. Ей, сказала Михаль, от восточного йеменского папы достались сложные для укладки волосы, вовсе на волосы не похожие, а похожие на мочалку, и ей нужен как минимум час, чтобы привести их в порядок.

Меня очень удивило, что Михаль недовольна своими волосами, потому что, на мой взгляд, у нее были самые чудесные волосы на свете – все в мелких кудряшках, как в пружинках, и я бы все отдала, чтобы у меня были такие. Но Михаль сказала своей маме:

– Почему ты не могла мне сделать такие гладкие и прямые волосы, как у тебя, у Зои и у всех нормальных русских? Неужели обязательно нужно было создать меня из всего самого плохого, что есть и у русских, и у йеменцев? Не то чтобы у этих позорных наций было много хорошего, но хотя бы немного русской красоты можно было мне генетически передать. Ты же биолог!

– Мы не русские, – в очередной раз попыталась я объяснить Михаль. – Мы из Одессы.

– Какое это имеет значение? – в очередной раз возразила Михаль. – Я все равно похожа на негра из Гонолулу! Вся черная. Почему ты не