Горы дышат огнем - Веселин Андреев

Мы видели ее фотографию в одном полицейском бюллетене по розыску. Правда, она фигурировала там не как разыскиваемая подпольщица, а числилась среди пропавших без вести: ушла на Витошу, не вернулась, кто что-нибудь знает... О розыске заявила мать. Может, даже нарочно, чтобы ввести в заблуждение полицию. Вероятнее всего, Сашка не могла сказать ей, куда уходит, и оставила ей только надежду...

Сашка — любимица отряда...

Ленко был тот самый парень, который вез на повозке мой рюкзак из Софии. Еще тогда я подумал: неплохой парень. И действительно. Он участвовал в ликвидации богровского старосты и одного полицейского, во время операций проявлял спокойствие и смелость. Казалось, он не прилагает никаких усилий, чтобы быть таким храбрым. Он был физически сильным и любую работу делал как бы шутя. Высокий, крепкий, жизнерадостный, полный жизни. Его смуглое продолговатое лицо было по-деревенски грубовато, но по-мужски красиво. Я невольно отвожу взгляд, когда вижу портрет Ленко в руках детей его родного села Ботунца. Ровные белые зубы, широкая улыбка...

...Высокое пламя костра делает лица то медно-красными, то совсем темными. Бойцы знают: необычное вечернее построение несет им какую-то новость. Лазар думает, что об этом известно только ему и этим двоим, но тайна уже раскрыта, и многие улыбаются. Некоторые же только сейчас замечают, что сегодня Сашка и Ленко стоят рядом. Держат они себя тише воды, ниже травы, будто в чем-то провинились. Правда, у Сашки ликующий вид. Насколько Ленко неукротим при встрече с врагом, настолько он мягок с товарищем, а уж с ней...

«Красива ли Сашка?» — спрашиваю я себя сейчас. Лицо ее могло бы быть чуть поуже и два передних зуба чуть меньше, но глаза... Этих глаз было достаточно, чтобы признать ее красавицей. Черные, большие, не просто красивые, они придавали лицу одухотворенный вид. Белое лицо. Черные как смоль короткие волосы спрятаны под фуражку. Странно, как могут сочетаться детские черты с властной женственностью?!

На Сашке и Ленко — брюки гольф и штормовки (Сашке таки не представилась возможность надеть свадебный наряд). Такие разные по характеру, они сейчас удивительно похожи. Любовь так сближает людей, что заставляет видеть сходство даже там, где его нет.

Командир объявляет, что с этого вечера Сашка и Ленко — супруги, что штаб их благословляет. Я не поверил бы, что он так говорил, если бы он сам не рассказал об этом.

Понятно, что перед этим Лазар побеседовал с ними. Сначала с Ленко:

— Ты ведь знаешь, как у нас? Нечистоплотности не прощаем никому!..

А тот, вспыхнув, ответил только тремя словами:

— Я ее люблю!

Потом Лазар пошел к Сашке. Хотел пожурить ее, напомнить о партизанском долге, а она посмотрела ему прямо в глаза и, не отводя взгляда, с тем торжеством любви, перед которым отступает все, ответила также только тремя словами:

— Я люблю его!..

Любила ли она его?.. Я знал, что она его любила. Как-то уже весной мы забились в густой лесок. Было холодно. Сашка прижалась к Ленко и обняла его, будто они расставались навсегда. Она не стеснялась меня. Мы были только втроем, очень близкие друг другу: он — командир батальона, я — комиссар. Сашка, красивая в лунном свете, мягко вырисовывалась на темном фоне сосен. Нежность этой картины волновала, и я поспешил оставить влюбленных одних...

...Штаб благословляет их. Оба они сияют и не слышат тех жестких слов, которые говорит Лазар. Ну разве это свадьба, когда нет пожеланий иметь детей, много детей, полный дом детей? А Лазар как раз предупреждает молодоженов, чтобы они были разумны... Но эти двое не чувствуют жестокости, ведь она исходит не от Лазара, а продиктована временем.

Потом мужчины пожимают руки Ленко, женщины украшают Сашку крокусами. Песни и веселые шутки у костра. Шуточные наставления...

— А когда пепел начал покрывать обуглившиеся головешки, — закончил свой рассказ Лазар, — Ленко отправляется в мужскую палатку, а Сашка — в женскую.

Грустная свадьба? Самая счастливая свадьба!

Конечно, мы бы и сами узнали о свадьбе Ленко и Сашки, но, наверное, Лазар решил воспользоваться случаем и еще раз нас предупредить. Хотя нужды в этом не было: трое из бачокировок в отряд пришли уже замужними. А каждый из нас принял закон: любовь — после победы! И не считал его жестоким. Разве только где-то в глубине души?..

Влюбленные не смели поговорить друг с другом, чувствовали себя виновато, хотя и не могли понять своей вины. Шли споры. Разве любовь не придает силы? Ведь рядом с любимой боец может вершить чудеса!.. Да, но любовь может расслабить волю человека, ослепить его. Партизанская жизнь требовала не только полной самоотдачи, но и полной сосредоточенности.

В партизанских отрядах в некоторых странах были целые семьи: жены, дети. Другие условия, другие обычаи. При тех немыслимых трудностях у нас требовалась высокая маневренность отрядов, и такая обуза грозила бы им гибелью.

А не убивали ли мы этим святое человеческое чувство? Может быть. Но большинство молча высоко пронесли это чувство, как переносят оружие при переходе через глубокую реку, и их сердца заговорили об этом только на берегу победы.

А погибшие? Так и не узнавшие любви? Помолчим. Им многое не довелось узнать.

Только две свадьбы состоялись в отряде. Потом штаб (а он обладал такой властью) прекратил регистрацию браков. До регистрации детей дело не дошло вообще, а вот регистрировать смерть пришлось...

Данаил Крапчев, редкостный мракобес, писал в своей газетёнке «Зора» (23 июля 1943 года), что партизанки — это женщины, которые ушли в отряды, чтобы там без помех развратничать. И он был не одинок.

Еще со времен гражданской войны в Испании я знал: каждая из сторон утверждает, будто она одерживает победы, поскольку чиста, как родниковая вода, и несет с собой прогресс, а другая — терпит поражения, потому что прогнила до основания и обрекает народ на муки и смерть. Как всегда, истина была лишь одна. Но не каждый мог ее открыть.

Мы не удивлялись тому, что полиция позорит нас таким способом. Больно нам было, что этому верили честные, но заблуждающиеся люди.

«А все таки...» — спрашивают меня иногда теперь. Поскольку я откровенно говорю обо всем, не буду ничего скрывать и здесь.

Могу себе представить, что бы произошло, если бы партизан посягнул на честь женщины. Впрочем, чего там говорить, я знаю, что бывало в таких случаях. Как-то зимой группа партизан остановилась в селе. Вскоре товарищи стали