Горы дышат огнем - Веселин Андреев

замечать, что один из них заигрывает с хозяйкой. Не знаю точно, как там все было, но приговор был единодушным: смерть. Провинившегося действительно чуть было не расстреляли.

Я мог бы рассказать и о других случаях, взорвать, так сказать, весь драматургический заряд, но не хочу этого. В книге эти вопросы не должны занимать большего места, чем они занимали в нашей тогдашней жизни.

Я по-сыновьи преклоняюсь перед героями прошлого. Да, знаю, жизнь тогда была другой, и ею продиктованы требования устава панайотхитовской четы: «Каждый должен поклясться, что отрекается: во-первых, от пьянства; во-вторых, от лжи; в-третьих, от разврата, а тем более от посягательства на честь женщины какой бы то ни было народности; в-четвертых, от воровства...» Тогда добродетелью считалось поклясться. Нам же такие клятвы были не нужны.

А теперь я помолчу. Предоставим слово околийскому полицейскому начальнику в Новосельцах: «Полицейские и милиционеры (так называли мобилизованных гражданских лиц. — Прим. авт.) пьянствуют по корчмам, разлагают мирное население, роняют престиж полиции и производят плохое впечатление на горожан». Ну, допустим, это — результат нездоровой атмосферы, царившей вблизи столицы. Тогда, может быть, в пасторальном Тетевенском крае (куда относился Лопян) действовали полицейские херувимы? Пожалуйста! Говорит плевенский областной директор: «Во время моей последней поездки по области я установил, что чины полиции недисциплинированны, злоупотребляют алкогольными напитками, развратничают, а кое-где даже отмечены случаи насилия. Полицейские грабят население, увлекаются кутежами, не выполняют свои прямые обязанности по борьбе с подпольщиками (3.XI.43 г.)».

Благодарю вас, господин директор! Если бы что-нибудь подобное рассказал я, то, возможно, некоторые юнцы посмотрели бы на меня с недоверием: «Да неужели?»

— Эй, люди, спешите, пока не поздно! Послушаем Дочо Христова. Пошли!

Велко размахивал газетой «Зора». Сильно, необычно сильно для этой поры пригревало солнце. Мы прилегли в лесу, не хотелось даже пошевельнуться, но что поделаешь: у «нашего министра» (так мы называли Дочо Христова) было какое-то важное сообщение.

— Теперь слушай и мотай на ус! Речь министра внутренних дел в Народном собрании в связи с тронной речью...

— Чихал я и на трон, и на того сопляка, который на нем сидит! — не выдерживает Брайко.

Велко поднялся на пенек. Мы столпились вокруг.

— «...В результате призыва сдаться, обращенного к заблудшей молодежи, до 30 сентября добровольно сдались 253 человека. Этот призыв дает и другой результат — задерживает приток заблудших или запуганных молодых людей в группы бандитов...»

— Врет! Не может партизан сдаться! Сколько пришло за это время только к нам? Что ты, Велко, читаешь эту гнусную болтовню?!

— Слушай и не выражайся непочтительно о господине министре! — строго кричит Велко и продолжает читать: «Выждав некоторое время, необходимое для того чтобы об этой мере правительства узнали все бандиты, полиция в конце сентября и начале октября начнет энергичные операции против всех тех, кто отказался от правительственной милости. Таких к 30 сентября, включая сдавшихся до сего времени 253 человек, насчитывается не больше 1800, разбросанных маленькими группами в нескольких районах страны...»

Раздались крики: «Да он идиот!», будто сам Дочо Христов был здесь.

Я воспользуюсь возникшим волнением, чтобы развернуть «Сообщения армейской разведки»: «За истекший месяц октябрь силы нелегального движения у нас увеличились примерно на 1500 бойцов (это только в октябре, после того как «прекратился приток»! — Прим. авт.), несмотря на беспощадные меры, повсеместно принимаемые против них.

Борьба с вооруженными отрядами Отечественного фронта в стране приобретает все больший размах. Она поглощает все новые силы, затрачивается масса физическойи моральной энергии, но, несмотря на это, особых результатов не чувствуется (17.XI.43) ».

Конечно, Дочо Христову прекрасно были известны эти сведения, но это не мешало ему врать, и главным образом для того, чтобы ободрить своих. «Пусть все, кто у нас или за границей питают какие-либо надежды, обратят внимание на эти цифры!. В настоящий момент мы работаем круглосуточно, и число ликвидированных за последние два дня подпольщиков наверняка превышает уже 1000 человек».

— Или я, или этот гад! На земле нет места для нас двоих! — заявляет Васко в присущем ему высокопарном стиле.

— Да что вы злитесь? Не обращайте внимания на эту проститутку! — философски обобщает бай Горан.

Наступило молчание. Каждый, казалось, вслушивался в себя и думал так же, как и я: «А ведь наверняка какие-то наши товарищи погибли, может, и немногие, но...»

Да, погибшие были, но и сегодня меня удивляет соотношение: в октябре, согласно «Сообщениям разведки», враг понес бо́льшие потери, чем мы.

— Слушайте, у-голов-ные преступ-ни-ки! — скандирует Велко. — Слушайте, какие вы несчастные. «Их осталось в настоящий момент не больше 900 человек. Они разбросаны по разным уголкам Болгарии и ломают себе голову над тем, как и где провести зиму. В число этих 900 бандитов входит свыше 300 уголовных преступников, многие из которых осуждены на смерть и пожизненное заключение...»

Поднялся такой хохот и крик, что Лазару пришлось повысить голос:

— Тихо! Услышат вас в Лопяне, тогда и в самом деле придется вам ломать голову над тем, где провести зиму.

Глубоко возмущенные заявлениями Дочо Христова, наши товарищи написали листовку, выдержанную в самом серьезном тоне. Заканчивалась она так: «В ответ на бесстыдство назначенных Гитлером регентов и правительства, в ответ на гнусную демагогию Дочо Христова мы, партизаны отряда «Чавдар», заявляем, что не ищем милости у преступников, а если понадобится, то и погибнем, но, пока в нашей стране хозяйничают фашисты и правители-предатели, не прекратим нашей борьбы, не сложим оружия!..»

Я понимаю, что в своей писанине враги преуменьшали нашу силу, чтобы воодушевить жандармов, но делали это весьма примитивно: «Подпольные коммунистические группы состоят из молодых необученных людей, трусов по характеру. Нет у них выдержки, и боя они не принимают, а встретив даже самое слабое сопротивление, быстро отступают, бегут сломя голову, бросая одежду, продукты и оружие» (из приказа начальника полиции Тетевенской околии от 20.IX.43). Мы — люди, и случалось, что мы отступали, однако не так. Впрочем, пусть на это утверждение тетевенского полицейского ответит шуменский областной директор: «Вы имеете дело с идейно убежденным противником, который готов пойти на любые жертвы, чтобы добиться в конце концов успеха, который действует энергично и неожиданно, опираясь на помощь товарищей, обладающих такими же качествами и связанных с ними нерасторжимыми узами. Мнение, распространяемое в обществе, что это — молокососы, легко приходящие в отчаяние, ошибочно в своей сущности...» (Декабрь 1943 года.)

Однако Дочо Христов не может ввести в заблуждение Гитлера, и немецкая разведка доносит ему: «Во всяком случае, можно считать установленным,