Солнце бессонных - Юлия Колесникова

Как раз перед Рождеством, отец добился того, чтобы меня пустили домой в отпуск, и, оказавшись на берегу, я решил несколько дней пробыть в другом городе. Мне хотелось немного отдохнуть от всего, и даже от семьи.

Первый день, бродя по улочкам города, я искал подарки для родителей, Лисы и семьи Анны. Тогда я впервые увидел эту бледную и красивую женщину. Она была одета вовсе не так, как остальные девушки города, в ней чувствовалась порода. Совсем ничего похожего на женственную теплоту Лисы. Это была та женщина, которую с легкостью могли показывать в кино. Посмотрев на нее, я подумал — вот кто достоин меня и моей красоты.

Я подняла голову совершенно чуть-чуть, чтобы посмотреть на выражение его лица, и он заметил мое движение.

— Да, — сказал он, отчужденно, стараясь удержать мои глаза своим серебристым магнетическим взглядом. — Я был эгоистом. И остаюсь им, больше чем ты можешь себе представить.

Он не прав, думала я. Даже не смотря на то, как он поступил со мной, я не могла поверить, что Калеб эгоист. Больше не могла.

— И что ты сделал? — не удержалась от вопроса я.

— Попытался найти ее.

Он не выглядел разочарованным или раздосадованным. Калеб, скорее всего, выглядел слишком отстраненным. Его застывшая поза и время от времени закрывающиеся глаза многое сказали мне о его стыде за самого себя. На щеках от волнения проступал румянец, — не самый хороший момент который я бы хотела сейчас контролировать, так это его несдержанность.

— Я не нашел ее только потому, что она не желала этого, и потому, что она уже нашла меня. Насколько я счел ее достойной меня, настолько и она оценила меня самого. Я подозреваю, что она следила за мной слишком давно. И только теперь позволила мне заметить ее.

Для нее я был Особенным, таким же как ты, с Особенным Запахом, Кандидатом на обращение крови…. Оставив свои тщетные попытки отыскать эту женщину, я подался домой. Лиса встретила меня радостно и на некоторое время мечты о той красавице отошли на задний план. Лиса была на девятом месяце, скоро у нас должен был появиться ребенок и я был рад тому, что имею. Именно в те дни я начал мечтать о том, чтобы стать художником. Я рисовал как никогда много. Мать была так рада, ей всегда хотелось, чтобы хоть кто-то из детей унаследовал ее талант.

Я вспомнила наш разговор, состоявшийся уже так давно, и теперь поняла, почему он неохотно отвечал на вопросы. Точнее говоря на вопрос, почему он только мечтал стать художником, Калеб так тогда и не ответил.

— Новогодняя ночь, не должна была стать для меня чем-то особенным. Я помню, как переживал, что должен буду оставить жену перед самым рождением ребенка и уехать на войну. Я боялся, что могу не вернуться, и так и не увижу своего ребенка. Знал бы я тогда, какими глупыми эти страхи были. Что такое война по сравнению с тем, что случилось потом.

Он грустно улыбнулся, и я это видела, потому что уже не могла не смотреть. Ему было больно, и эта боль передалась и мне. Я как могла, сдерживала свои чувства, понимала, что после того, что произошло, не должна его жалеть. И все же жалела. Я любила его.

— Та ночь как в тумане. Боль и кровь, это все что мне запомнилось. Но после того как мы очнулись уже другими, я почувствовал, что это в некоторой степени моя вина. Она, вампир, видела мое восхищение, когда я смотрел на нее. Возможно если бы не это, все те люди, которых мы убили, Лиса-Мария и мой ребенок были бы сейчас живы.

И я бы никогда не встретила бы тебя, подумалось мне. Не думала, что когда-нибудь буду сознательно радоваться чей-нибудь смерти. Я смотрела на его бледные руки, сжатые в кулаки и боялась даже лишний раз выдохнуть, чтобы он не понял, как я люблю его сейчас, в эти минуты его позора, и ненависти к самому себе. Просто потому, что и сама не столь уж и безгрешна.

— Разве мог я после того, что случилось радоваться жизни? А я мог. Хуже того, глядя на мужчин, женщин, детей, я наполнялся такой злобой, таким отвращением к людям, что она просто не помещалась в моем сознании. Пока я не понял что это отвращение к самому себе. Я убивал их и ненавидел себя.

Пока я не проклял того монстра, которым был, не проклял ненасытный голод, и свою нечистую жажду, а смирился. Забыл и простил, начал жизнь заново. Возможно, это было неправильно, учитывая множество убитых мною людей. Но сожалея о них, я становился все более агрессивным, и это всегда гнало меня на улицы в поисках жертвы.

У родителей к тому времени появилось и свое ощущение вины. Мы приняли решение. Дни и ночи мы шли, стараясь избегать людей, подкрепляясь кровью лисиц, зайцев и прочей лесной живности, пока не забрались в горы. Там. Все изменилось там.

Я вздрогнула, увидев решимость на его лице. Впервые я остро ощутила, что нахожусь в одной комнате с хищником, с вампиром. Но его голос стал так мягок, и мои страхи вмиг улетучились. Чтобы между нами не происходило, мне не стоило бояться Калеба.

Незаметно для меня, желание уйти пропало. Еще никогда ранее Калеб не был со мной столь откровенен. Не думаю, что кто-нибудь слышал эту историю, до меня. Но почему вдруг такое доверие? К чему все это Калеб ведет.

— После ухода матери мы с Гремом продолжали жить. Но я не сразу смог отказаться от того, чтобы полностью перестать пить кровь людей. Жажда была уже не столь оглушительной, с ней можно было бороться, но иногда я не хотел, было что-то запретно-притягательное в этом…. Грем знал о моих вылазках, но не одного упрека я от него не услышал. Он понимал, что мне скучно. Так ни разу и не осудил меня…

Однажды, когда мы жили некоторое время в Швейцарии, я пошел на прогулку. Ночь еще только начиналась. По дороге в город я встретил машину, и я почувствовал запах девушки. Она не пахла как-то особенно, не была для меня чем-то таким, чем ты являешься для Самюель, и остальных, но ее запах напомнил мне Лису. Я последовал за машиной. Впервые мне по-настоящему стало хорошо — прошла скука.

Машина подъехала к старой гостинице. Из машины выбрались две девушки. Они требовательно постучали в ворота, и я ожидал, что же произойдет дальше. С ними заговорили по-немецки, они без труда ответили и за мгновение, по другую сторону ворот воцарилась тишина, затем послышались торопливые удаляющиеся шаги. Ночь была в самом разгаре, я с наслаждением вдыхал свежий воздух, напоенный запахом молодых трав, и долгожданной крови, бегущей по венам людей, находящихся по ту и эту сторону ворот — глаза Калеба прикрылись, и я поняла, что перед внутренним взором он видит ту картинку. Но что за чувство он хотел скрыть? Торжество? Желание? Жажду? — Я понял, что не хочу никого убивать в эту ночь. И именно потому, что девушка мне понравилась.