Солнце бессонных - Юлия Колесникова

Входная дверь была открыта, я вошла и громко хлопнула нею. Приятный звук, если учитывать мои явно разрушительные намерения. Звук разнесся как выстрел в безлюдном помещении. Я была столь взвинчена, что даже не заметила красоты убранства в доме.

Пройдя в гостиную, я замерла, прислушиваясь к звукам. Хотя и понимала, что если Калеб того не захочет, я не услышу и не увижу его. Единственным звуком было мое утрудненное дыхание.

Я зло бросила палатку на землю, злые слезы застлали мне глаза. Все напрасно. Какая же я все-таки дура!!!

— Некультурно кидать чужие вещи, — его голос раздался в дверях. Я не хотела оборачиваться, но мне пришлось. Как же хотелось вновь его увидеть.

Он был одет в потертые голубые джинсы и темную футболку, свободно висящую на нем, и при этом совершенно не скрадывающую красоту его тела. Глаза его были светлые, как никогда ранее, под ними совсем отсутствовал румянец — признак сытости — бескровная бледность. Он был так красив…. Мое сердце как всегда подвело меня.

Я видела, как он готов был броситься ко мне, услышав этот пустой звук, наверное, показавшийся ему громким, только не для меня. Но я резко остановила его взмахом руки. Его лицо насмешливо и одновременно болезненно искривилось.

— Я заслужил это.

— Мне все равно, — выдохнула я, еле переведя дыхание, — я приехала, чтобы вернуть твои вещи. Не хочешь чтобы их кидали, не оставляй где попало.

Увидев его, я забыла о злости, о гордости и о том всем, что хотела спросить. И в то же время остатки гордости не позволяли мне сейчас расплакаться или вести себя унизительно. Я не хотела быть похожей на Сеттервин. Такого Калеб от меня никогда не дождется.

Отпихнув ногой палатку, я пошла к выходу, боясь только, что не смогу спокойно пройти мимо него. Но Калеб сам остановил меня.

— Ты не имеешь права задерживать меня, — резко вырвала я руку. И пожалела об этом. Как приятно было прикосновение его холодной руки.

— Я знаю, я потерял все права, когда уехал, — он приблизился. Его глаза искали мои. Он вновь взял меня за руку, а я уже не имела сил и желания забирать ее. — Я хочу, чтобы ты просто послушала меня.

Он незаметно для меня самой усадил на ближайший стул, и я не сопротивлялась.

Прочь отсюда! Мне не надо было слушать свое сердце. Я постаралась встать, но ватные ноги сделали эту задачу очень сложной, и я плохо видела сквозь слезы. Я почувствовала, что Калеб опустился на колени возле меня. Я замерла. Калеб обнял меня за талию своими сильными, большими руками, и они показались мне раскаленным железом. Его руки держали меня, но взгляд был устремлен на губы, и мне захотелось его поцеловать. Я никогда не хотела поцеловать его, так сильно, как сейчас. Его имя вертелось у меня на языке.

— Нет, я тебя прошу, не поступай так со мной, — не понимая, что творится со мной, попросила я, — я больше этого не выдержу. Я уже раз слушала тебя. Я так не могу.

Сказав это, я выпрямилась, но так и не смогла сделать и шагу. Наверное, сказался плохой сон, переживания, слезы и нервы. Я заскользила по косяку на пол, но сознание все же не потеряла, потому и видела и слышала, все что происходило.

Калеб подхватил меня на руки, и уже в другой момент я поняла, что он укладывает меня на кровать. Еще один миг и он начал брызгать мне в лицо ледяной водой. Какая-то жидкость полилась в рот. Эта жидкость обожгла мне горло, когда я глотнула. Мои глаза распахнулись до предела, и я выпрямилась, чтобы глотнуть ртом воздух.

— Ты сдурел? Бурбон! Я же беременна! — закричала я, как только смогла выровнять дыхание. Я отпихнула его от себя — безрезультатно. А когда захотела спрыгнуть с кровати, он, играя, ухватился за край моей куртки. Я скинула ее и решительно направилась к выходу, стараясь не думать, что осталась только в рубашке, до машины не так уж и далеко идти. Он не дал мне подойти к двери, выросши в дверном проеме.

— Уйди, — тихо, но угрожающе сказала я.

Его веселость вмиг улетучилась. Он напрягся, и даже перестал дышать. Его лицо стало хмурым, и я бы сказала болезненным. Только я была непреклонна. Ему не могло быть хуже, чем мне за всю эту неделю.

— Я прошу тебя. Ты только полежишь, отдохнешь. Я буду говорить, а ты уйдешь, когда захочешь. Прошу, просто полежи. Ты так бледна.

Я машинально глянула в зеркало высотой с меня, притаившееся в углу незнакомой комнаты, и ужаснулась. Была ли я бледна? Калеб выглядел румянее меня. На мне висела одежда, та, что еще совершенно недавно едва застегивалась. Я так сильно исхудала, что мои скулы, и так тонкие и высокие, заострились, и синяки под глазами выглядели, просто ужасающе. Сами же глаза чернели, синевы вовсе не было видно. Мои сверкающие синие волосы поблекли, и, утратив хоть какую-нибудь форму, свисали вдоль лица тяжелыми ровными прядями. Я себя не узнавала. Я выглядела как вампир, но очень безобразный.

— Ты хоть когда-нибудь простишь мне… — Калеб протянул ко мне руки, но я поморщилась от неприязни, хотя на самом деле, мечтала, чтобы он обнял меня. Его руки безвольно опали. Я действительно впервые таким видела Калеба.

— Просто полежи и послушай, — попросил он.

Несмотря на него, я легла на теплое покрывало и скрутилась клубком. Что значит гордость, когда у меня просто уже не осталось сил на дорогу назад.

Калеб пристроился у окна в кресле. Не поворачиваясь ко мне, он заговорил:

— Мне было семнадцать, когда я встретил Лису-Марию. Тогда уже шла война, и мы еще жили в нашем старом маленьком городе Свинтоне. Она была из семьи евреев переселенцев, бедных и к тому времени уже много повидавших. Я был в городе самым красивым парнем, наша семья пусть и не была самой богатой, но я мог многое себе позволить. Я начал помогать им, ее старшая сестра дружила с Анной, моей сестрой. И все же не потому, что был добрым или влюбленным, мне было приятно осознавать, что я это могу. К тому времени Лиса уже очень меня заинтересовала. Однажды я заметил, что у нее порванное платье, а она ответила, что я не настолько красив, чтобы говорить такое ей, леди. Тогда меня рассмешили ее слова.

Я не видела лица Калеба, но поняла, что он улыбается. Я понимала, что мне нужно уйти и все же не могла пошевелиться. Мне не хотелось слушать его лживые речи, заставляющие меня терять разум. Но в то же время как я могла отказаться от того чтобы лучше его узнать?

Лицо Калеба смотрело в сторону от меня. Но даже так я могла уловить отголоски некоторых эмоций на его лице. Теперь Калеб недоумевал.

— Мне стало интересно, почему же это она не считает меня красивым? Как же так? Мы начали каждый день проводить вместе, она рассказывала так много интересного, о тех странах, что я всегда мечтал увидеть и нарисовать, но даже не смел надеяться, ведь я должен был помогать отцу. А тем более, когда убили Роберта, стать его приемником было моей задачей. А она, простая не красивая девчонка, могла открыть мне целый мир в своих рассказах. Как она измывалась надо мной — я скорее уловила его движение, чем заметила, когда при последних словах Калеб посмотрел в мою сторону. Быстро и почти незаметно. Почти. — Другие девушки боялись лишний раз вздохнуть при мне, чтобы я не подумал о них плохо. А она, тощая, с длинным носом, не считала меня красивым. Не прошло и года нашей дружбы, и я понял что влюбился. Мы поженились до того, как меня забрали на фронт. Потому ее я оставил с родителями, они были и рады — так я чаще приезжал домой и к ним. Но вдалеке я забывал ее голос, как она выглядит, словно ее влияние утрачивало надо мной контроль, если я был не рядом. Словно ее и не было, тогда я начинал понимать, что на самом деле и не любил ее. Она интересовала, привлекала меня, и все же мы были скорее просто друзьями. Самое страшное, что она это быстро поняла, и вовсе не злилась на меня. Ей хватало того, что я был ее мужем, а когда она поняла что ждет ребенка, то казалось, ничто не может расстроить ее, даже мой уход. Но я не собирался этого делать. Я думал, мы вполне сможем так прожить всю жизнь. Я не хотел любви, я просто не нуждался в ней.