У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

Я считаю, что партийно-политический аппарат проделал исключительно большую работу, которая имела своим последствием то, что народ наш не отошел.

Кроме того, такую форму мы еще применяли. Для того чтобы мы видели результат работы каждого бойца в отдельности, мы отпечатали небольшие листки с надписью: «Бои за Сталинград». Эти листочки или бланки были в ротах. К исходу дня или боя командир роты или замкомандира по политчасти пишет: комсомолец Петров за сегодня сделал то-то и то-то, убил одного или двух немцев, взорвал блиндаж. Этот бюллетень, как мы его называли, обходил весь народ в блиндажах.

Помимо этого у нас были боевые листки. К сожалению, у нас очень мало их сохранилось. Была такая обстановка, что люди не думали о том, что это необходимо будет для истории, кое-кто не думал выйти живым.

Помимо того, 39‑я дивизия имела окопную установку для проведения работы среди войск противника. Делали мы это таким образом: подтягивали провода и динамику к передовым позициям. Мы ее использовали и для своих бойцов. В определенный час мы передавали сводку Информбюро. После этого передаем специальные передачи для немцев, начинаем их агитировать. Помимо листков, которые мы разбрасывали, мы их привязывали к камешку и забрасывали, потом использовали ампулы. Мы набиваем ампулу листовками и швыряем немцам. Они с удовольствием читали.

Первый период до общего наступления мы своей задачей ставили всеми мерами и средствами сдержать противника, не пустить его к Волге. На это была направлена вся партийно-политическая работа. Каждый день, изо дня в день, разъясняли бойцам: ни шагу назад, создать такую оборону, через которую не мог бы пройти противник. Следующий этап, когда мы почувствовали определенную силу и когда немцы уже ослабели, перед нами поставили задачу постепенно, но продвигаться в день на несколько метров. Тут партийно-политичекая работа была направлена на то, чтобы взятые 10 метров не прошли даром. И следующий период, когда получили 12 ноября приказ об общем наступлении частей Красной армии, частей Сталинградского фронта. Это дело не только политической работы, но здесь мы имели доклад товарища Сталина от 7‑го ноября и письмо товарищу Сталину, которое у меня тоже сотни бойцов подписали.

Это письмо было в начале января 1943 года в честь 25‑й годовщины Октябрьской революции. Нам дали текст и говорят: выбирайте самых лучших бойцов, пусть подпишут. Мы сделали таким образом: Провести собрание или митинг мы не могли, поэтому представитель политаппарата полка или представитель политотдела идет по блиндажам и говорит: товарищи, такое-то письмо, и читает содержание этого письма. Кого вы считаете нужным выделить, чтобы он за всех вас заверил товарища Сталина. Говорят: такого-то Иванова. Иванов подписывается. Весь этот материал с подписями мы направили в армию. Таких подписей было больше сотни. Через несколько дней мы поставили задачу, чтобы весь состав дивизии подписал это письмо. Мы преследовали, прежде всего, то, что когда человек подписывается, он этим самым берет на себя ответственность. Мы на этом очень много заработали с точки зрения политического багажа.

Уже в момент наступления получили приказ за подписью Еременко и Хрущева. Это дало возможность поднять народ и постепенно двигаться. Мы добились успехов. Завод «Красный Октябрь» был освобожден первым по отношению к другим заводам.

Документ № 15

«…третий батальон бой вел всю ночь…Неожиданно и крепко он побил немцев»

Из беседы с подполковником Василием Андреевичем Лещининым – замкомандира дивизии по строевой части, командиром 112‑го полка.

[…] 8‑го [августа] выехали из Раменского на фронт, как и вся дивизия […]. Поездом ехали до Иловли. В Иловле высадились 12 или 13 августа 1942 года. Здесь мы получили приказ выступить в район Трехостровской. Здесь немного нас постигла неудача.

В это время мы входили в подчинение 1‑й гвардейской армии, а здесь действовала 4‑я танковая армия. Приехали туда и получаем приказ организовать учебу, пристрелку орудий, рытье окопов и т. п. Это было в 14 часов дня, а в 16 часов – приказ: немедленно вперед. Противник прорвал фронт от нас в 16‑ти километрах. Пока туда-сюда – час прошел. Дали боевой курс одному полку, другому, третьему. Сам я на машине поехал вперед. Не успел проехать пяти километров, как налетели самолеты. Смотрю, сзади Трехостровская горит, откуда приехал – все горит, идет бой. Народ бежит. Что вы? Противник. Когда бой завязался в Трехостровской, мне кричат: танки противника находятся в Трехостровской, через Дон путь отрезан. Я говорю: не может быть. Один батальон я даже не сумел остановить. С правой стороны перерезали меня, и когда я сунулся на машине вперед, навстречу мне немцы на танках. Получилось такое положение, что не разберешь: поехал назад – немцы, вперед – немцы. Один батальон удержал, и бить немцев с правого фланга. Немцы крепко ударили по 117‑му полку и мне во фланг. Третий батальон, который вышел в тыл, для немцев оказался неожиданным. Бой, который завязал третий батальон, для немцев оказался неожиданным. Они никак не ждали такого дела, потому что с передовой части прошли. Они много там наделали. 40 машин сожгли. Немцы быстро разбежались. Привезли денег полный ящик, аккордеончик привезли. Машины увозить некуда было, потому что все пути были отрезаны. Машины мы сожгли. Пушки тоже подорвали и побросали. Этот третий батальон бой вел всю ночь. Это было за В. Акатовым. Неожиданно и крепко он побил немцев…

В Нижнем Акатове стоял 2‑й батальон. 1‑й батальон стоял около Трехостровской. Когда поступил приказ следовать на помощь своим товарищам, 2‑й батальон пошел вдоль реки, 3‑й пришел сюда, а 1‑й остался у Трехостровской. Поскольку танки ворвались в деревню, командир генерал Гурьев взял этот батальон в свое подчинение и повернул 1‑й батальон против противника. 3‑й батальон прошел туда, 2‑й батальон задержался. Противник пошел с запада на восток, и 3‑й батальон оказался отрезанным. Этот батальон повернул кругом и начинает бить колонну немцев, которая шла с запада на восток. Взял этот батальон у противника 40 машин, 4 или 6 пушек.

Когда я узнал, что в Трехостровской танки противника, я решил, что надо нажимать на Нижне Акатово и на Трехостровскую. 2‑й батальон возвратил обратно. Он занял свою прежнюю оборону для того, чтобы задержать противника, который шел с запада на восток. Занял оборону западнее Н. Акатово и южнее Н. Акатово […]. Я со вторым батальоном вел бой, пока были снаряды. Потом получил приказ перейти через Дон. По Дону самолеты противника все время дежурят. Здесь потери мы понесли большие. Здесь он крепко нас потрепал.

Фронт западнее Трехостровской был прорван. Там была 4‑я танковая армия. С этой танковой армией я все время связи не имел. Мы не ожидали, что противник прорвет фронт, даже в армии этого не ожидали. Если бы знали, что противник прорвет фронт, зачем нам надо было переправляться через Дон, тогда нам надо было занять оборону около Дона и тогда ему никогда не быть в Сталинграде.

Надо сказать, что десантники до тех пор не отходят, пока у них есть чем сражаться. Когда уже ничего нет, они начинают отходить. Так и тут они отходили к Дону и переходили Дон все время в боях. Дон перешли 17 августа 1942 года. Бой около двух суток был на этом пятачке – километра на два по фронту и в глубину. А потом получили приказ перекатиться через Дон.

Надо сказать, что приказ пришел позже, чем все это дело совершилось…

Дон перешли. Здесь мы дней пять держались в районе Паньшино. Дивизия попала в очень трудную обстановку. 3‑й батальон вышел почти полностью, 2‑й батальон почти полностью, 1‑й батальон немножко растерялся. Командир батальона не вышел и командиры рот не вышли. Пришел один заместитель по политической части. Но, в общем, процентов на 70 я сохранил людской состав полка.

Нам приказано было держать оборону в районе Паньшино. Мы держали в районе Паньшина противника дня четыре. Как он ни пытался прорваться сюда – не удалось. Он прорвал южнее Трехостровской. Тут была переправа между Вертячим и Песчанкой. Здесь он прорвал и прямо пошел на Сталинград. Три дня мы держали оборону в районе Паньшина. Потом нам приказано было отойти в район дома отдыха – Качалино. Из Паньшино было приказано взять Качалин. Здесь мы продержались два дня. Попытка противника прорваться в район Качалина не удалась: 28 августа нам было приказано выскочить в район Котлубань. В район Котлубань пришли вечером. Было приказано наступать. Противник к этому времени занял Кузьмичи и разъезд 564. Это было севернее Сталинграда, километрах в 35‑ти. Разведка донесла, что там сосредоточено до 400 танков противника. По моему полку было приказано наступать на Кузьмичи, поскольку он Кузьмичи перерезал и ушел. Была попытка несколько раз переходить в атаку. Кузьмичами я не овладел, да и овладеть ими было трудно.