Эта покорная тварь – женщина - В. Гитин

— Сударь,— начала она.

Но он, грубо выругавшись, пригрозил уничтожить меня и не желал слушать ни о какой замене; только после долгих и жарких споров он уступил и согласился заразить кого-нибудь другого. В конце концов дело было улажено, появилась новенькая девушка, а я выскользнула за дверь. Меня заменяла девушка лет тринадцати или около того; ей завязали глаза, и процедура прошла успешно. Через неделю ее отправили в больницу. Извещенный об этом гнусный развратник заявился туда полюбоваться на ее страдания и еше раз получить высшее удовольствие. Дювержье рассказала мне, что с тех пор. как она его узнала, у него не было никаких других желаний.

Еще дюжина мужчин с похожими вкусами — правда, все они были в добром здравии — прошли через мои руки и мое тело в течение последующего месяца, и мне показалось, что это был один и тот же человек, только разнообразивший свои прихоти..

Следующее предложение Дювержье касалось праздника сладострастия в доме одного миллионера, который не отказывал себе ни в каких радостях жизни и расплачивался звонкой монетой с послушными созданиями. приносимыми в жертву его чудовищным прихотям.

Однако, как бы обширны ни были познания человека в вопросах распутства, оно постоянно приберегает для него сюрпризы, и невозможно предсказать, до какой степени может опуститься человек, который подчиняется лишь чудовищным порывам, подстегиваемый безграничной порочностью.

В дом этого Креза меня сопровождали шестеро самых талантливых воспитанниц мадам Дювержье, но поскольку из всей компании я была самым лакомым кусочком, все его внимание сосредоточилось на мне, а мои подруги должны были исполнять обязанности жриц на ритуальной церемонии.

Мы добрались до места, и нас сразу ввели в комнату со стенами, обитыми коричневым атласом — без сомнения, цвет и материал обивки выгодно подчеркивали белизну тел наложниц, которые служили здесь своему султану; сопровождающая нас женщина приказала нам раздеться. Она набросила на меня полупрозрачный черно-серебристый халат, и этот костюм еще больше выделил меня из всех прочих; в таком одеянии мне было велено лечь на диван, остальные стали подле, покорно ожидая распоряжений, и из этих приготовлений я поняла, что буду исполнять в оргии главную роль.

Вошел Мондор. Это был семидесятилетний коротышка, толстый, с пронзительным маслянистым взглядом. Он оглядел моих подруг, бросив каждой короткий комплимент, потом приблизился ко мне и сказал несколько одобрительных слов, уместных разве что в устах работорговца.

— Очень хорошо,— обратимся он к своей помощнице,— если юные дамы готовы, я полагаю, мы можем начинать.

Сладострастный спектакль состоял из трех действий: сперва, пока я губами, языком и зубами старалась пробудить от глубокого сна активность Мондора, мои партнерши, разбившись на пары, принимали самые соблазнительные лесбийские позы, которые созерцал Мондор; ни одна из них не была похожа на другую, и все девушки находились в постоянном движении. Постепенно три пары слились в один клубок, и шестеро лесбиянок, которые специально репетировали несколько дней, составили самую оригинальную и самую сладострастную группу, какую только можно себе представить. Прошло уже полчаса наших усилий, а я только теперь начала обнаруживать слабые признаки пробуждения нашего старца.

— Ангел мой,— сказал он, мне кажется, эти шлюхи поддали ветра в мои паруса. Теперь поднимайся и покажи мне свои прелести, а чтобы я смог пронзить твою благородную заднюю норку, дай мне прежде расцеловать ее, а после мы без промедления приступим к заключительному акту.

Однако, подгоняемый своим оптимизмом, Мондор забыл принять во внимание Природу. Таким образом, неудачей закончились несколько попыток, которые он предпринял, хотя они подсказали мне, чего он желал добиться.

— Ну, что ж,— наконец вздохнул он,— ничего не получается. Придется начать все сызнова.

Мы всемером окружили его. Каждой из нас дуэнья протянула связку упругих розог, и, сменяя друг друга, мы отхлестали дряблую морщинистую задницу бедняги Мондора, который, пока его обхаживала одна девушка, ласкал чресла остальных шести. Мы отделали его до крови, и снова никаких намеков на успех.

— О, Боже,— проворчал в сердцах старый пес,— Очевидно, придется принимать какие-то кардинальные меры.

Истекая потом и кровью, престарелый сластолюбец обвел присутствующих отчаянным и не на шутку перепуганным взглядом.

В этот момент заботливая дуэнья, смазывая одеколоном потрепанные ягодицы хозяина, сказала:

— Знаете, девушки, боюсь, что остается только одно средство вернуть к жизни его превосходительство.

— А что можно еще сделать? — поинтересовалась я.— Честное слово, мадам, мы использовали все средства, чтобы разбудить его превосходительство.

— И все же надо попробовать еще одно,— ответила она.— Я положу его на эту кушетку, а ты, милая Жюльетта, станешь перед ним на колени и вложишь холодный инструмент хозяина в свой розовый ротик. Только ты сможешь вернуть его к жизни — я уверена в этом. А остальные должны подходить по очереди и делать три вещи: сначала хорошенько шлепнуть его превосходительство по щеке, потом плюнуть в лицо и под конец пукнуть ему в рот; как только все шестеро проделают это, я думаю, случится чудо — его превосходительство воскреснет.

Все было сделано гак, как она велела, и, клянусь вам, я сама была поражена эффективностью таких необычных средств: по мере лечения у меня во рту набухал и наливался силой комок плоти, которым вскоре я едва не подавилась. Затем все произошло очень быстро:, пощечины, плевки, смачные утробные звуки — все слилось в один великолепно оркестрованный хор, обрушившийся дождем на нашего пациента; непривычно и забавно было слышать звучавшую в воздухе музыку — симфонию извергающегося вулкана: басы и тенора, звенящие звуки пощечин и щелчки плевков...

Наконец, дремавший до сих пор орган лениво приподнялся и, как я уже говорила, разбух неимоверно; я уж подумала, что он взорвется у меня в гортани, когда, с необыкновенной ловкостью отпрянув от меня, Мон- дор дал знак дуэнье, которая все уже подготовила для финала — опера должна была завершиться между моих ягодиц. Дуэнья поставила меня в позу, какую требует содомия, Мондор с помощью своей ассистентки мгновенно погрузился в тайну тайн, где и получил величайшее наслаждение.

Но погодите — полной картины происходившего у меня не получится, если я опущу мерзопакостный эпизод, который увенчал экстаз Мондора.

Пока распутник трудился над моим задом, происходило следующее:

1) его наперсница, вооружившись гигантским искусственным членом, делала с ним то же самое, что и он со мной;

2) одна из девушек, забравшись под меня, ласкала мое влагалище, сосала и лизала его, вдувала внутрь воздух и сладострастно причмокивала губами;

3) две пары упругих изящных ягодиц были установлены таким образом, чтобы я также могла ласкать и массировать их;

4) наконец, две оставшиеся девушки — одна, усевшись на меня верхом и выгнув таз, а вторая, сидя на спине первой,— одновременно испражнялись, причем первая умудрялась выдавать порцию экскрементов в рот его превосходительству, а другая — на его чело.

Все участницы, по очереди проделали все, о чем я упоминала: все испражнялись, даже дуэнья, все ласкали мои чресла, все поработали искусственным членом, сажая Мондора на кол, а он, переполненный возбуждением, в конце концов впрыснул хилые плоды своей похоти в самые глубины моего ануса».

                                                                   МАРКИЗ ДЕ САД. Жюльетта

---------------------------------------------------------------------------------------------

КСТАТИ:

Не мешало бы включить это произведение де Сада в обязательную школьную программу — может быть, тогда бы уменьшилось угрожающе высокое число старшеклассниц, которые при опросах о выборе будущей профессии в числе самых престижных называют проституцию.

У нас проституция не имеет столь давних, как на Западе, традиций своей профессиональной организации. Сама по себе, как явление, она была, но функционировала на уровне сугубо индивидуального «блуда», а все попытки ее организоваться в формальную систему жестоко пресекались и в допетровской Руси, и в царствование Петра Великого, и при его преемниках — до конца XVIII в.

ФАКТЫ:

* «О всех подозрительных домах, а именно: шинки, зернь, картежная игра и другие похабства, подавать изветы или явки, и все велеть досматривать, дабы все таковые мерзости, от чего всякое зло и лихо происходит, были испровергнуты».

                                           (Из приказа петербургскому генерал-полицмейстеру

                                                                               от 25 мая 1718 г.)