Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Тако размышляя и несколько раз сам с собою разговаривая, я, признаться, не имея охоты расстаться с своими садами и с спокойною своею деревенскою жизнию, сказал я наконец сам себе: «Нет, нет! Оставайся–ка они там с Богом и живи, как жили прежде, до поры до времени; а ты, мой друг, Андрей Тимофеевич, на неверное не пускайся и без дальней надобности не подвергай себя бесчисленным трудам и беспокойствам, а оставайся–ка себе благополучно в своем Дворянинове и занимайся по прежнему своими садами и другими для тебя любезными и счастие твоих дней составляющими упражнениями».

 Сим образом решившись не ехать, а оставшись дома проживать по прежнему свое время в своей деревне, начал я помышлять о том, в чем бы и в чем препроводить мне тогдашнее лето, какие предприять новые в садах работы, и в чем, и в чем заниматься мне лучше и располагать в мыслях все то, что предварительно к тому было нужно.

 Но, ах! Как мало знал я тогда, что воспоследует чрез немногие после того дни и часы! И мог ли я подумать, что тогда доживал я не только последний год, но и последние дни и часы в моей деревне, и что давно начался уже тот месяц, в который промыслу Господню угодно было переменить все мое положение и назначить тогдашние дни быть последними пребывания и жительства моего в деревне, и что уже готово совсем назначенное для меня им иное и новое поприще к прохождению в моей жизни. Словом, весь помянутый счет мой делан был совсем без хозяина, и явившаяся вдруг пред крыльцом моим кибитка и вышедший из ней совсем незнакомый для меня человек разрушил вдруг и в один почти миг все помянутые мои замыслы и затеи и заставил думать о иных и несравненно важнейших предметах.

 Но о сем начну рассказывать вам уже в последующем за сим собрании моих писем, а теперешнее сим кончу, сказав вам, что я есмь ваш, и проч.

Конец XVI–й части.

(Кончена сочинением декабря 26–го дня 1808, а перепискою февраля 8–го дня 1810 года).

Часть семнадцатая

ИСТОРИЯ

МОЕГО ПРЕБЫВАНИЯ

В КИЯСОВКЕ

Сочинена начала 1809 года,

переписана 1810 года,

в Дворянинове

1774 год.

НЕОЖИДАЕМОЕ НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КНЯЗЯ

ПИСЬМО 171–е

 Любезный приятель! В последнем моем письме прервал я повествование мое тем, что вдруг и против всякого чаяния и ожидания явилась пред крыльцом моего дома кибитка, и вышедший из ней совсем мне незнакомый человек разрушил в один почти миг все мои дальновидные замыслы и помышления о том, в чем и в каких занятиях и делах препроводить мне тогдашнее лето, и как бы расположить жизнь мою так, чтоб была она для меня приятнее и веселее, и обратил все мысли и помышления мои на иные предметы.

 Не сомневаюсь, что слова сии были тогда для вас загадкою и что вы с любопытством и теперь ожидаете от меня разрешения оной. Сие и должен я учинить, и вот слушайте, что такое сие было.

 Помянутой кибитке, запряженной тремя ямскими лошадьми, случилось прискакать на мой двор в самое то время, когда я сидел в своем кабинете, в любимом своем и спокойном уголке, и не помню что такое писал. Как она вмиг, прилетев к крыльцу моему, находившемуся под самым тем окошком, где я сидел, остановилась, то поразившись сею неожидаемостью, смотрю я на выходящего из ней и подле самого окна на крыльцо всходящего человека с любопытством и удивляюсь. Казался он мне совсем незнакомым, небольшого роста, плотен собою и одет так, что я не знал: не то он какой благородный, не то из приказных, не то офицерского ранга, не то иного какого.

 «Господи! — думал я тогда и в мыслях говорил сам с собою. — Кто бы такой это был? Не понимаю!..» — и пошел встречать его и принимать в свою залу.

 Гость мой входит, кланяется мне учтивым и приятным образом и не с другого слова спрашивает меня, я ли Андрей Тимофеич?

 — Точно я, — говорю, — но об вас смею спросить, с кем имею я честь говорить?

 — Я, сударь, Шебашев.

 — Имя ваше?

 — Лев, Петров сын!

 — А достоинство и чин ваш?

 — Секретарь, сударь, — отвечает он мне. Сие меня еще более удивило.

 «Господи! — говорю я опять сам себе. — Откуда бы такой и зачем ко мне пожаловал?»

 Однако, не спрашивая еще о том, говорю ему:

 — Милости прошу, батюшка, пожалуйте сюда.

 И зову его с вежливостью и ввожу в мою гостиную. Тут стараюсь я его посадить в кресла, но он вместо того достает из кармана и подает мне письмо, запечатанное большою печатью с изображенными на ней орденами.

 «От кого бы это было?» — думал я и, вдруг развернув письмо, спешу смотреть на подпись.

 — Ба! — воскликнул я, поразившись удивлением. — Это, конечно, от князя Сергия Васильевича Гагарина?

 — Точно от него, — сказал господин Шебашев, — и я имею честь быть его секретарем. Его сиятельство приказал вам кланяться и убедительнейше вас о том просит, о чем он к вам в этом письме писать изволил.

 Сие натурально увеличило еще мое удивление. Я усугубил мою просьбу о том, чтоб он сел, и, севши сам подле его, спешил читать сию бумагу. Но какою приятною неожидаемостью поразился вдруг я, когда, читая, увидел, что князь уведомлял меня, что он торгует и хочет купить для государыни недалеко от меня лежащую и тысячах в четырех душ состоящую Киясовскую волость, и ласковейшим образом просил меня, чтоб я взял на себя труд и со вручителем сего письма, его секретарем, которого он нарочно ко мне для сего отправил, съездил, осмотрел и, описав сию волость, к нему бы в Москву приехал, и что если волость сия мне понравится и он ее купит, то желал бы он, чтоб я согласился принять на себя управление оною, в котором случае предлагал мне 400 рублей жалованья, казенных лошадей для езды и приличное количества хлеба для моего содержания. И, пересказав сие, оканчивал тем, что как волость сия лежит от жительства моего недалеко и я зависеть буду единственно от него, а не от кого другого, то и льстится он надеждою, что я не отрекусь желание и просьбу его выполнить.

 Признаюсь, что вся кровь взволновалась во мне при читании сей бумажки; краска выступила в лицо, руки трепетали и сердце хотело выпрыгнуть, и я долго не мог собраться с мыслями и сыскать слов в ответ на его поклоны и повторяемые именем князя о соглашении моем просьбы. — «Батюшка ты мой! сказал я ему наконец: дело сие не составляет безделки и такого рода, что мне об нем не инако как наперед хорошенько подумать и погадать надобно, и вы извините меня что я не могу еще сказать вам ничего решительного о том».

 — «Очень хорошо! подхватил он, и это самая правда! но все обстоятельства кажутся таковы, что можно бы истинно вам на предложение сие согласиться! Волость, как говорят, такая хорошая, место и должность будет никому непостыдная; жить будет где, есть, говорят, в ней дом господской каменной со всеми принадлежностьми, а командир–то, командир такой доброй, честной и любезной человек».