Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Как во все путешествие не случилось с нами никаких остановок и ничего особливого, то в немногие дни и доехали мы до Кашинского уезда и до села Веденского, и обрадовали племянниц своим приездом. Как оной был ими совсем неожидаем, то не могу изобразить сколь велико было их удовольствие, когда они и нас и псковских наших родных у себя увидели. Они не хотели почти верить глазам своим, а особливо старшая из них, Надежда Андреевна, которой племянник мой был более всех знаком, потому что она жила не малое время у них в доме и вместе с ним почти воспитывалась. Слезы. радости и удовольствия текли у них у всех из глаз, и они не находили довольно слов к возблагодарению всем нам за приезд наш и не знали чем и как лучше угостить всех нас у себя.

 Как вместе с собою привезли мы к ним и брата их Александра Андреевича, то были они и тем чрезвычайно довольными. Они увидели его уже несколько поднявшимся в росте и переменившимся во многом с того времени, как они с ним в последний раз расстались, и благодарили меня за все старания, употребленные при воспитании и обучении его.

 Они затевали было делать для нас тотчас праздники и пиры и сзывать к себе всех своих соседей и друзей; но мы их тотчас в том остановили, сказав, чтоб они отложили сие до другого времени вперед, и что в сей раз пробудет у них Михайла Васильевич не долго, а поедет от них на короткое время в свою ярославскую деревню, с намерением возвратиться оттуда опять к ним, и что тогда да будет уже их в том воля. Итак, провели мы у них немногие дни пребывания в сей раз у них племянника моего в семейственном только сообществе между собою, но, несмотря на то, в удовольствии превеликом.

 Проводив Михаила Васильевича в Ярославль, по неотступной просьбе и убеждению хозяек, остались мы у них на все то время, покуда проездят наши общие гости в Ярославль. Они обещали возвратиться к нам непременно к маслянице и сдержали свое слово.

 Между тем провели мы все сие время наиболее в разъездах и свиданиях со всеми их соседями и прежними моими знакомцами и друзьями. Домы госпожи Калычовой, г. Баклановского, г. Коржавина и некоторые другие были тогда нами посещены с нашими племянницами, и везде были мы с удовольствием принимаемы и угащиваемы. Везде были нам ради, и все старались к нам всячески ласкаться; а приезжали и к нам многие из них и прочих их соседей; а за всем тем и не видали мы, как прошел весь тогдашний короткой мясоед и приближилась и самая масляница, случившаяся тогда в исходе февраля месяца.

 При свидании с знакомцем и приятелем моим, господином Баклановским, непреминули мы опять заниматься любопытными разговорами о науках, книгах и садах, и не одну, а многие минуты провели с отменным удовольствием, и не было свидания, при котором бы мы не занимались с ним тем по нескольку часов сряду.

 Наконец, возвратились из путешествия своего и наши псковитяне, и приехали действительно к нам при начале масляницы. А тогда и начались у нас прямо ежедневные почти пиры и празднества, и вымышляемы были все роды забав и увеселений, свойственных дням сим. На дворе у них сделана была для катанья прекрасная гора. Соседи их приезжали к нам почти ежедневно, и не было дня, которой не провели бы мы в смехах, играх и всякого рода забавах и увеселениях, причем натурально не забываемо было и самое катанье.

 Наконец, настал наш и великой пост и положил предел всем нашим забавам и увеселениям, а вкупе и пребыванию в кашинских пределах. С наступлением оного надлежало и Михайле Васильевичу и нам ехать восвояси, и 3е число марта был тот день, в которой пролито много слез при общем нашем друг с другом расставаньи. Мы так уже все свыклись между собою, что для нас всех расставанье сие было очень печально и горестно. Но никто с такою чувствительностью не расставался с нашими псковскими родными, как мои племянницы. Они, ровно как предчувствуя, что расстаются с ними на весь свой век, и что им не удастся более уже никогда их видеть, проливали целые ручьи слез при расставании и провожании оных. Что касается до нас, то мы имели к тому еще некоторую надежду, ибо дали им обещание побывать и у них во Пскове, когда не в следующий год, так в будущий за оным. Но, ах! как сильно обманулись и мы в своих заключениях о будущем времени и сколь мало знали тогда, что судьба и самому (мне) не прежде дозволит видеть сих ближних родных моих, как по прошествии почти целых тридцати лет с того времени, а семьянинок моих лишит удовольствия сего даже и до теперешнего времени; и могли ль мы тогда воображать себе, что они видели их тогда и в первой и в последний раз? Вот что делает отдаленность родных друг от друга!

 Мы поехали в самое то же время от них и поспешали возвратиться в дом свой. По приезде в Москву, не стали мы долго медлить в оной, и, остановившись опять у г. Полонского, пробыли не более одних суток в сей столице. И я успел только взять от Ридигера переплетенные мои книги и забежать на часок в немецкую книжную лавку, у Воскресенских ворот, в которой Ридигер сидел уже тогда сидельцем, и купить себе несколько новых немецких книг для деревни.

 Впрочем узнали мы, что слух о Пугачеве не только не уничтожился, но увеличивался от часу больше. Нам насказали уже столько о худых успехах посыланных для усмирения его команд и о всех его злодейских деяниях, что мы ясно видели, что дело сие не походило уже нимало на шутку, а становилось час от часу важнейшим и сумнительнейшим, и потому поехали мы из Москвы весьма с неприятными о сем предмете мыслями.

 В деревню свою приехали мы около 11–го марта, что случилось уже быть на второй недели великого поста, и, к удовольствию своему, нашли всех детей своих и здоровыми и благополучными. Тут, к удивлению своему, нашел я опять два пакета, полученных без меня ко мне из Петербурга, из Экономического Общества.

 Я, развернув первой, удивился, нашед в нем письмо от г. Нартова, писанное еще 9–го декабря минувшего года, следовательно, шедшее ко мне ровно три месяца. В оном бомбардировал он меня опять просьбами о скорейшем уведомлении его о себе и о своих обстоятельствах, и опять наполнил все письмо свое дружескими изъявлениями сожаления своего о пресечении нашей переписки и удивлением, что он не знает тому причины. Наконец говорил, что Экономическое Общество препоручило ему сообщить мне пьесу о истреблении червей на пашнях и желает, чтоб я по оной сделал опыты, и прочее.

 Второе же письмо было офицнальное, от имени всего Общества и во всей форме препоручительное мне, или предписывающее, чтоб я непременно сделал все нужные опыты по приложенной книжке и форме и рисунку сохи, относящиеся до истребления сих червей на пашнях, за подписанием того ж г. Нартова, но уже 9–го января 1774 года; и сие шло уже два месяца.