Незнакомцы - Дин Кунц

Рита и Джордж пытались отговорить ее от присутствия на похоронах, опасаясь нового нервного срыва, но полицейские попросили Джинджер непременно прийти, предполагая, что в толпе может оказаться убийца. По соображениям собственной безопасности она скрыла от полиции правду, представив все как обычное ограбление.

А грабители, случается, приходят посмотреть на похороны своей жертвы. Но Джинджер знала, что убийца не был грабителем и не станет так глупо рисковать.

Во время службы Джинджер плакала, но, выйдя из часовни, взяла себя в руки, хотя чувство собственной вины и сжимало ее сердце. Она была полна решимости достойно отдать последний долг Пабло и не устраивать цирковое представление.

Кроме того, она надеялась встретиться на кладбище с Александром Кристофсоном — бывшим послом в Великобритании, бывшим сенатором США и бывшим директором ЦРУ, с которым ей необходимо было переговорить. Именно к нему Пабло обратился за советом, и именно он рассказал старому фокуснику о «Блокаде Азраила». Джинджер хотела задать Кристофсону всего лишь один, но очень важный вопрос, хотя возможный ответ и пугал ее.

Она тотчас же узнала его, увидев в часовне: Кристофсона нередко показывали раньше по телевидению, его фотографии печатались в газете. Он обладал незаурядной внешностью, его трудно было с кем-то спутать: высокий худой седоволосый старик стоял теперь по другую сторону могилы, разделяющей их, еще не зная, что хрупкая блондинка напротив и есть невольная виновница гибели его давнего друга.

Священник произнес короткую прощальную молитву, и люди начали расходиться, группами или поодиночке направляясь через лес надгробий к автостоянке.

— Мне нужно поговорить вон с этим человеком, — торопливо пояснила Джинджер Рите. — Я скоро вернусь.

И, не обернувшись на встревоженный оклик Риты, она решительно пошла следом за Кристофсоном. Догнав его возле громадного развесистого дуба, бросавшего на слепящий снег мрачную тень, Джинджер окликнула его по имени. Кристофсон обернулся, его проницательные серые глаза расширились, когда Джинджер представилась ему.

— Ничем не могу вам помочь, — сухо сказал он, повернувшись, чтобы уйти, но она удержала его, уцепившись за рукав.

— Прошу вас! Ели вы считаете, что я виновата в том, что случилось с Пабло...

— А почему вас должно волновать, что я думаю, доктор? — вскинул брови Кристофсон.

— Подождите, — сжала она его руку, — ради бога умоляю...

Кристофсон метнул взгляд на медленно расползающуюся толпу, и Джинджер поняла: он боится, как бы их не заметил кто-то совсем нежелательный и не подумал при этом, что он намерен помочь ей, как это делал Пабло. Его голова слегка вздрогнула, и она сперва решила, что он кивнул в подтверждение ее догадки, но быстро сообразила, что это было проявлением болезни Паркинсона.

— Доктор Вайс, — произнес Кристофсон, — если вы хотите, чтобы я в некотором роде отпустил вам грехи, то вам следует знать, что Пабло понимал, что рискует, и сознательно пошел на этот риск. Он сам распорядился своей жизнью.

— Он действительно отдавал себе отчет в том, что это опасно? — переспросила Джинджер. — Это очень важно для меня.

— Я сам предупреждал его, — нахмурился Кристофсон.

— Предупреждали — о чем? Или о ком?

— Я не знаю, о чем или о ком конкретно, но, судя по тому, какие усилия были приложены, чтобы нейтрализовать вашу память, вы видели нечто чрезвычайно важное. Я предупреждал Пабло, что, кто бы ни промывал вам мозги, это были не любители. И, как профессионалы, эти люди сознавали, что вы с Пабло пытаетесь сломать «Блокаду Азраила», и не могли не принять соответствующие меры в отношении вас обоих. — Кристофсон посмотрел Джинджер прямо в глаза: — Ведь он рассказал вам о нашем разговоре, не так ли?

— Он рассказал мне все, за исключением того, что вы предупредили Пабло о грозящей ему опасности. — На глаза Джинджер снова навернулись слезы. — Он ни словечком не обмолвился об этом.

Кристофсон извлек из кармана дрожащую руку и ободряюще сжал плечо Джинджер:

— Теперь, когда вы мне это сказали, доктор, я снимаю с вас всякие обвинения.

— И все же это я во всем виновата, — тонким голоском вымолвила Джинджер и всхлипнула.

— Нет. Вам не в чем себя винить. — Оглянувшись по сторонам, Кристофсон расстегнул две верхние пуговицы пальто, достал из нагрудного кармана платок и протянул Джинджер. — Прошу вас, перестаньте корить себя, доктор Вайс. Наш друг прожил долгую и счастливую жизнь. Его смерть была ужасной, но сравнительно быстрой, на его счастье.

Промокнув слезы светло-голубым шелковым платочком, Джинджер сказала:

— Это был редкий человек. Исключительный.

— Да, это так, — согласился Кристофсон. — И я начинаю понимать, почему он пошел на такой риск, помогая вам. Он говорил мне, что вы — удивительная женщина, и я вижу, что он был, как всегда, точен в своей оценке.

Джинджер наконец вытерла глаза досуха и начала успокаиваться.

— Спасибо. А что дальше? Куда мне теперь идти? — спросила она, обращаясь не столько к собеседнику, сколько к самой себе.

— Ничем не могу помочь, — пожал плечами Кристофсон. — Уже десять лет, как я отошел от разведки, и у меня не сохранилось там никаких связей. Я не имею ни малейшего представления о том, кто может стоять за блокадой вашей памяти и кому это понадобилось вообще.

— Я и не собиралась просить вас о помощи! Хватит рисковать чужими жизнями! Я только подумала, что вы могли бы дать мне совет, как лучше поступить.

— Обратитесь в полицию, это их забота, они обязаны вам помочь.

— Нет, — покачала головой Джинджер. — Полиция слишком медлительна, перегружена работой, и просто бюрократов в мундирах там полным-полно. Моя же проблема не терпит отлагательств, а кроме того, я не верю полиции. Я теперь вообще не верю властям. Записи сеансов гипноза исчезли, так что я не сказала о них полицейским, прибывшим на место убийства Пабло. Я также ни словом не обмолвилась о своих приступах автоматизма и о том, что Пабло помогал мне. Я сказала, что мы были друзьями, что я зашла, чтобы поужинать с ним, и наткнулась на убийцу. Я представила все так, будто это было обычное ограбление. Я им не верю до сих пор. Так что полиция исключается.

— Тогда найдите другого гипнотизера...

— Нет. Я никого не хочу подставлять под удар, — повторила она.

— Понимаю, — Кристофсон засунул обе руки в карманы пальто. — Весьма сожалею.

— Не стоит извиняться, — слабо улыбнулась Джинджер.

Он повернулся, чтобы уйти, но задержался и, обернувшись, со вздохом сказал:

— Доктор, прошу меня понять. Я воевал и немало повидал, потом был послом, сенатором, директором ЦРУ. Мне приходилось принимать ответственные решения, нередко подвергая себя опасности. Я не пытался избежать риска. Но сейчас я старик, мне семьдесят шесть лет, а чувствую я себя гораздо старше. У меня болезнь Паркинсона, слабое сердце, высокое давление. Я люблю свою жену, и, случись что с мной, она останется одна, а я не знаю, сможет ли она вынести одиночество, доктор Вайс.