Незнакомцы - Дин Кунц

— Я был уже совсем рядом, — мечтательно проговорил не проснувшийся окончательно Брендан. — Лучше бы вы не будили меня. Я был так близко!

Отец Стефан отдернул одеяло, схватил руки своего помощника и повернул их ладонями вверх. На каждой ладони выступили ярко-красные кольца. Священник завороженно уставился на них, потому что видел стигматы впервые. «Что же все это значит?» — подумал он.

Тяжело дыша, к кровати подошел отец Джеррано.

— Что это такое? — спросил он, уставившись на кольца.

Не обращая на него никакого внимания, отец Стефан спросил Брендана:

— Что это был за звук? Откуда он исходил?

— Он звал меня, — низким сонным голосом произнес Брендан и добавил с тихим восторгом: — Звал меня назад!

— Что это было? — повторил свой вопрос отец Стефан.

Брендан заморгал, сел в постели, прислонившись спиной к спинке кровати, и впервые взглянул на отца Вайцежика осмысленным взглядом.

— А что случилось? Вы тоже это слышали?

— Как ни странно, да, — сказал отец Стефан. — От этого грохота сотрясался весь дом. Удивительно! Что это было, Брендан?

— Зов. Он звал меня, я шел на него.

— Куда?

— Я... я не знаю. Куда-то, где я уже был однажды...

— Где ты был?

— Там, где свет, — нахмурился Брендан. — Золотистый свет, как в том сне, о котором я вам рассказывал.

— О чем вы говорите? — спросил отец Джеррано с дрожью в голосе. Для него все эти чудеса были еще внове. — Кто-нибудь объяснит мне наконец, в чем дело?

Но коллеги продолжали игнорировать его.

— Этот золотой свет, — обращаясь к Брендану, произнес вкрадчиво отец Стефан, — что это такое? Может быть, это Господь звал тебя назад в церковь?

— Нет, — замотал головой Брендан. — Это было нечто другое. Может быть, в следующий раз я разгляжу получше.

— Ты думаешь, это повторится? — присаживаясь на край кровати, спросил отец Вайцежик. — Думаешь, ты снова услышишь этот зов?

— Да, — ответил Брендан. — Непременно.

Это случилось в четверг, 9 января.

7

Лас-Вегас, Невада

В пятницу после полудня Жоржа Монтанелла работала в казино. Там она и узнала, что ее бывший муж Алан Райкофф покончил с собой.

Новость сообщила ей по телефону сожительница Алана Пеппер Каррафилд. Шум в зале мешал Жорже, и она зажала второе ухо ладонью: ее подозвали к аппарату на одном из карточных столиков, за которым вовсю кипели страсти. Когда Жоржа услышала, что Алан мертв, у нее закружилась голова, но сожаления она не почувствовала. Этот жестокий эгоист сделал все, чтобы она не испытывала его.

— Он застрелился сегодня утром, — объяснила Пеппер, — два часа назад. Сейчас здесь полиция. Тебе нужно приехать.

— Я нужна полиции? — удивилась Жоржа. — Зачем?

— Нет-нет, — успокоила ее Пеппер. — Полиции ты не нужна. Ты должна приехать и забрать его вещи. Я не намерена их здесь сторожить.

— Но мне не нужны его вещи!

— Все равно ты должна это сделать, нужны они тебе или нет.

— Мисс Каррафилд, я не испытываю ни малейшего желания... — начала было заводиться Жоржа, но Пеппер не дала ей закончить:

— На прошлой неделе он написал завещание, теперь ты его душеприказчик, так что придется приехать. Я хочу, чтобы ты немедленно освободила от его барахла мою квартиру. Это твоя обязанность.

Алан жил с Пеппер Каррафилд в высотном кооперативном доме на Фламинго-роуд, где эта «девушка по вызову» имела квартиру. Это был 15-этажный монолит из белого бетона с бронированными окнами. На фоне пустынных окрестностей башня казалась даже выше, чем была на самом деле, и, быть может, благодаря своему одиночеству странным образом напоминала некий монумент, самое большое в мире и самое одиозное надгробие. Газоны и цветочные клумбы, за которыми некому было следить, поросли чахлой растительностью и выглядели просто убого среди гор песка и мусора. Холодный и сырой ветер трепал на пустыре перекати-поле, тоскливым завыванием завершая унылую картину.

Напротив здания стояли две полицейские и одна санитарная машины, но в подъезде полицейских не было: на кушетке напротив лифтов устроилась молодая дама, а за столом возле дверей сидел мужчина в серых слаксах и синем блейзере — охранник и консьерж. Мраморный пол, хрустальные люстры, восточный ковер, резная мебель, латунные двери лифта дополняли напыщенный декор, слишком вызывающий, чтобы называться изысканным, но претендующий на это.

Едва Жоржа обратилась к консьержу с просьбой доложить о ее прибытии, как дама встала с кушетки и подошла к ней:

— Миссис Райкофф, я — Пеппер Каррафилд. Э-э... Я полагаю, теперь ты снова взяла свою девичью фамилию?

— Монтанелла, — сказала Жоржа.

Подобно зданию, в котором она жила, Пеппер претендовала на уровень обитателей 5-й авеню, но ее потуги были еще менее удачны, чем фантазии дизайнеров, трудившихся над интерьером «высотки». Ее волосы были подстрижены в нарочито небрежном стиле, столь любимом блондинками легкого поведения, — возможно, это объясняется чисто профессиональными причинами: когда приходится скакать из постели в постель, довольно обременительно следить за прической. На Пеппер была фиолетовая блузка, вполне возможно, что и от Халстона, но впечатление смазывал непомерно большой бюст, выпирающий из-под расстегнутых пуговиц. Ее серые слаксы были хорошо скроены, но слишком плотно облегали бедра. Золотые часики с бриллиантами фирмы «Картье» на запястье смотрелись бы весьма элегантно, если бы не четыре кольца с бриллиантами на пальцах: для одной руки это было, согласитесь, многовато.

— Я не смогла оставаться в квартире. — Пеппер взмахом руки пригласила Жоржу присаживаться на кушетку. — Пока они не вынесут труп, я не войду туда. — Она поежилась. — Мы можем побеседовать и здесь, если будем говорить тихо. — Она кивнула на консьержа. — Но, если ты намерена устроить сцену, я просто встану и уйду. Ты меня поняла? Здесь не знают, как я зарабатываю свой хлеб, и я не намерена разочаровывать их. Я работаю исключительно по вызову.

Жоржа взглянула в ее пустые серо-зеленые глаза и сказала:

— Если вы думаете, что перед вами униженная страдающая жена, то вы заблуждаетесь, мисс Каррафилд. Не волнуйтесь, Алан мне уже давно безразличен. Даже его смерть не тронула меня. Я не горжусь, конечно же, этим, я когда-то его любила, у нас замечательная дочка. Мне следовало бы хоть что-то чувствовать, но я, к сожалению, не чувствую ровным счетом ничего. И я не собираюсь устраивать никаких сцен.

— Великолепно, — откликнулась Пеппер, явно довольная услышанным, но тотчас же забывшая ту семейную трагедию, о которой ей поведала Жоржа, поскольку была занята исключительно собой и собственными проблемами. — Здесь полно людей из высшего света, понимаешь? И когда они узнают, что мой любовник покончил с собой, они надолго позадирают носы. Такие люди не переносят скандалов. А если к тому же станет известно, как я зарабатываю свой хлеб... ну, тогда мне уже здесь не жить. Ты меня понимаешь? Придется переехать, а этого мне очень не хотелось бы. Совершенно не хотелось бы, моя милочка. Мне здесь оч-чень нравится.