Возвращение чувств. Машина. - Екатерина Мансурова

Катарина, сдерживая эмоции, надменным тоном ответила, что им угодно узнать, проживает ли ещё в этом замке барон Карл фонХорстман.

– Ну да, всё ещё проживает. – ничуть не приветливей отозвалось лицо.

– В таком случае, не угодно ли будет барону принять гостей, привёзших ему привет от старых друзей из Франции?

– Возможно, – поколебавшись, выдавило из себя лицо, – Впрочем, если милостивая фрау и её спутники изволят подождать, я спрошу это у него. – при этом привратник дёрнулся было назад, явно собираясь закрыть окошко.

– Уж не придётся ли нам ждать его ответа здесь?! – возмущённо и громко сказала Катарина, уже полностью освоив имидж раздражённой дворянки.

– Э-э… Нет, конечно, сударыня. Вы сможете подождать в малой приёмной. Сейчас мы… откроем ворота. Одну минуту.

Судя по всему, ворчливому старичку пришлось позвать кого-то на подмогу, так как его хриплый раздражённый голос донёсся до них снова – слов было не разобрать.

Да и понятно: один бы он точно не сдвинул просевшую от времени и скребущую по ложбине в булыжнике внутреннего двора, створку, которая через пару минут со страшным скрипом и скрежетом приоткрылась, не больше, чем наполовину, пропуская их вовнутрь. Не торопясь, с гордым видом, они въехали.

Большой, сильно вытянутый внутренний двор, к счастью, всё же являл взгляду следы обитаемости. На верёвках, натянутых на уровне второго этажа, сушилось довольно много белья. Из кухни – судя по дыму из кривоватой трубы это была именно она – доносился звон посуды и чья-то визгливая ругань на немецком. Да уж, для этой цели немецкий язык подходил просто замечательно, как она уже имела случай убедиться…

Прямо по всему двору, совершенно игнорируя прибывших, разгуливало штук тридцать пёстрых и каких-то растрёпанных кур, что-то выбиравших из щелей неровно лежавшей крупной брусчатки, и не слишком удалявшихся от кухни – очевидно, в ожидании каких-нибудь очистков или объедков. Где-то глухо гавкали собаки.

Здоровенный парень, помогавший сухонькому и сгорбленному старичку-привратнику отодвинуть створку ворот, подошёл к ним, знаками показывая на себя, на их лошадей, и в глубину двора, где, наверное, была конюшня. Хотя Катарина прекрасно могла слезть и сама, она с царственным видом опёрлась на руку Пьера, подыгравшего ей в этой маленькой интермедии.

Встретить глухонемого Катарине оказалось почему-то не очень приятно.

«Благородно» сгрузив с лошади и Марию, Пьер огляделся и вздохнул ещё раз.

Они передали лошадей и мула на попечение здоровяка, настроенного, впрочем, вполне дружелюбно – он всё время мило улыбался, не сводя широко раскрытых глаз с Катарины, и жестами приглашал их проходить к большому дому в глубине и несколько справа от ворот.

Они и двинулись в указанном направлении: Катарина с Марией церемонно придерживая платья пальчиками, Пьер – без выкрутас, пытливо оглядывая колодец двора.

Запыхавшийся от усилий старичок-привратник, подойдя к ним чуть прихрамывающей походкой, виновником которой, как сразу намётанным глазом определила Катарина, мог быть только хронический суставный ревматизм, предложил им, уже не так свирепо, следовать за собой. Вблизи он уже не выглядел таким недовольно-сердитым, а, скорее, просто больным и грустным. И ещё усталым.

Впрочем, и всё здесь казалось старым и словно больным: здания явно нуждались в ремонте, ворота – замене, ухабистая брусчатка – в подсыпке и перекладке, крыши – в новой черепице взамен битой и раскрошившейся. Даже продолжавшим ругаться на кухне служанкам не помешала бы хорошая выволочка, хотя бы за их неопрятный внешний вид – обе, конечно, вылезли на нёсколько минут поглазеть на прибывших. После чего, как ни в чём не бывало, вернулись к прерванному скандалу. Катарина заметила ещё как минимум двух слуг, пялившихся на них через немытые стёклышки в свинцовых переплётах окон разных этажей.

За массивной и такой же просевшей, как ворота, входной парадной дверью под аркой, справиться с которой старичку помог на этот раз Пьер, оказался небольшой коридор, одна дверь из которого вела в чулан, где хранились сёдла, доспехи, алебарды и прочая походно-охотничья амуниция (пахло здесь… как в конюшне!). Другая, та, в которую они прошли, привела их в высокий и холодный холл, где они и остались ждать, пока их проводник похромал доложить хозяину о прибытии гостей – вряд ли это происходило здесь часто…

За те десять минут, что он отсутствовал, Катарина и её друзья успели вдоволь насмотреться на унылый интерьер, вполне, впрочем, гармонировавший с угнетающей картиной общего запустения старого замка.

Поскольку и без того тусклый свет осеннего дня проникал только через узкие вытянутые вверх бойницы, в помещении царил полумрак, что опять-таки усиливало чувство запустения, неухоженности, и какой-то пропыленности всего окружавшего их.

Катарине почему-то вспомнилась родная эпоха – подобные ощущения у неё возникали при посещении разорившихся предприятий.

Вот: только недавно цеха и лаборатории кипели деятельностью и гулом голосов…

Но внезапно исчез интерес к отрасли, и живительный родник финансирования иссяк – и люди ушли, а здания и машины остались. Мёртвые и угрюмые, пылятся и разрушаются они в напрасном ожидании тепла заботливых рук наладчиков, рабочих и строителей. Но нет хозяина. И вскоре всё будет продано за долги.

И завод, или цех окончательно прекратит своё существование, не найдя новой рачительной метлы и руки… Если, конечно, не найдётся другой хозяин. Но сохранит ли он завод, или захочет на его месте построить очередной ресторан или казино – кто знает.

Здесь было почти то же: ощущалось отсутствие заботы и равнодушие к судьбе всех этих реликвий, накопленных трудами предыдущих поколений: доспехов и оружия, развешанных на стенах, добротной, но какой-то покорёжено-поцарапанной мебели, выцветшим и кое-где рассыпающимся прекрасным старинным гобеленам, в обвешанной фестонами пыльной паутины, люстре. В колоссальном же, на полстены, камине, огонь не разводили, похоже, со дня сотворения мира.

Первой поделилась своими соображениями Мария:

– Похоже, барон остался без хозяйки. Ни одна женщина не потерпела бы такой пылюки и грязищи.

– Я думаю, ты права. Вопрос только в том, была ли эта хозяйка вообще. А то вдруг он закоренелый холостяк, наш барон.

– Так вроде, он в молодости, как я поняла, здорово увлекался женщинами… Неужели ему не попалось ни одной умной – чтоб убедила его, что он действительно, любит только её?!

– Не знаю, не знаю. Ведь увлекаться – это одно, а вот связать себе руки женитьбой – совсем другое. – пробурчал себе под нос весьма задумчиво Пьер, вертевший в руках один из мечей, снятых со стены.