Возвращение чувств. Машина. - Екатерина Мансурова

– Нет-нет, я не это имела в виду! А только то, что, похоже, Пьер прав: наш маршрут неизвестен нашему главному врагу, и он ждёт известий от каждого из своих агентов – не проедем ли мы где-нибудь сквозь раскинутую им паутину… Но я смотрю, что на деньги и людей он не скупится. Сколько же ещё его агентов затаилось в других странах!

– Да уж не меньше, наверное, нескольких десятков! А для нашего захвата уж точно приготовлена рота гвардейцев…

– Пьер! – она притворно вздохнула, – Скромней надо быть, скромней! Особенно в нашем положении. Мы, конечно, ребята смелые и семеро одного не боимся, а уж в коварстве поспорим с гремучей змеёй, – Но!.. Против стрелы из-за куста, или яда в вине очередного трактира и мы ничего сделать не сможем…

Наше главное оружие – то, что… Нас сейчас здесь нет. Поэтому предлагаю подумать, как нам отвести подозрения монсиньора архиепископа – будь он неладен! – от австрийского направления.

– А чего тут особенно думать! – обрадовалась Мария, – Надо просто отправить вместо этого письма другое, где говорилось бы, что граф ничего не нашёл, поэтому хочет ещё денег, чтобы, значит, поехать поискать где-нибудь ещё! Для нас главное – чтобы подальше отсюда!..

– Что ж, устами… хм. – оборвала себя Катарина, – Идея в целом кажется мне разумной. Тем более, что у нас есть и посыльный, который отвезёт наше письмо, и ему известен адресат. И появится он здесь сегодня, – она кивнула Пьеру, – к вечеру.

Взглянув в окно, где непроглядная темень уже сменилась аквамариновыми тонами приближающегося нового дня, она оптимистично прокомментировала:

– Значит, у нас впереди целый день, чтобы научиться подделывать его почерк, и придумать подходящий текст… Чтобы, значит, было не слишком подозрительно: с некоторой долей недовольства, что, мол, столько времени потерял… Ну, и, конечно – чтоб слали побольше денег. – она вздохнув, посмотрела на Пьера, – Дорогой Пьер, уж извини, но, похоже, завтрашней ночью тебе придётся откопать «любезного виконта» обратно! Нам нужен перстень этого шустрого мерзавца.

– Уж не этот ли? – проворчал Пьер, вынимая из кармана перстень-печатку с причудливой монограммой.

– О, Господи! Вот это да! Как ты догадался, что он нам понадобится?!

– Ха-ха… Конечно, хотелось бы прикинуться умнее, чем я есть, и сказать, что, мол, я это сразу понял, как увидал его письмо… – он хитро усмехнулся в бороду, – Но нет, на самом деле всё было по-другому. Просто я подумал, что если всё же кто-то когда-нибудь обнаружит нашего друга, то по этому перстню… и вещам он сможет запросто опознать его!

Поэтому, уж извините, милые дамы, я снова раздел его – так что ваши старания пропали даром – снял этот перстень и образок, а все вещи вместе с большим камнем утопил в озере. Оно, кстати, достаточно глубокое, и расположено недалеко. Не хотите ли искупаться, как это сделал я?

– Ну, нет! Благодарим покорно! В такую холодищу что-то не хочется… Но ты – молодец! Очень правильно и мудро всё сделал. Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Можете на меня рассчитывать и дальше, любезные фрау, – он раскланялся с обеими, – Кстати, может в дополнение к лопате прикупить ещё и кирку?

Мария надулась, Катарина рассмеялась. Впрочем, поворчав, Мария признала, что он прав – лопату выбрасывать не стоит, она может ещё пригодиться.

Порассуждав ещё о деталях, решили, что почерк попробуют подделать Мария, или Катарина, так как у Пьера не было достаточной практики в письме. Обсудив наиболее правдоподобное содержание письма, надумали лечь спать. За прошедшие сутки дел наворотили достаточно, поэтому устали и проголодались – как хорошо, что запас копчёного мяса, сала или колбасы всегда теперь был под рукой, поскольку его регулярно возобновляли: так, на всякий случай…

Спали хорошо.

Проснулись часов в двенадцать – солнце как раз стояло в зените.

Катарина какое-то время лежала молча, обдумывая как быть дальше. Затем, кое-что вспомнив, занялась рукой. Сняв повязку, она внимательно посмотрела на раны. Представила, как они затягиваются: от глубины – к поверхности кожи… Действовала по проверенной с ожогом методике: представляла, что разрезы словно выворачиваются наружу, вынося из тела всю заразу и оставляя после ран монолитные мускулы…

Магическое заклинание не подвело. Было страшновато, но в то же время так замечательно смотреть, как прямо на глазах выплывают страшновато выглядящие сгустки черно-желтого цвета (их она поспешила завернуть в кусок тряпки – мало ли!) и растерзанная плоть затягивается и срастается… И вскоре даже шрамов почти не осталось: только светлые полоски новой кожи!

Впрочем, нет. Это было уже слишком. В смысле, слишком подозрительно.

Сосредоточившись, она вызвала на месте полосок красноватые выпуклые рубцы, словно от зажившего ранения. Повертев ладонью так и эдак, она решила, что всё выглядит достаточно правдоподобно, чтобы объяснить чудодейственным бальзамом, и дня через два-три можно будет показать руку всем – мол, какие молодцы братья! А сейчас рука ей очень нужна как раз в рабочем состоянии: ведь подделывать чужой, да ещё мужской почерк – не шутка.

Руку она, разумеется, вновь забинтовала.

Но так как как раз перевязанная рука могла вызвать ненужные толки, да и запоминалась легко, она растолкала Марию, и той пришлось принести завтрак к ним в комнату.

Что, собственно, было вполне нормально для изнеженной дворянки. Но хорошо, что никто из посторонних не смотрел, как завтракает эта дворянка: ела она с волчьим аппетитом: наверное, организм требовал материала для восстановления – сил, руки. И вообще, всего! Да и продукты были и свежие и вкусные, особенно сливки – о, сливки!..

Позже, когда пришла прислуга в виде рябой дочери хозяина, чтобы убрать посуду, Катарина, сев на свою руку с повязкой, сердито-повелительным тоном спросила на отвратительном немецком, почему это не заходит пожелать ей доброго утра мессер виконт? Ей ответили, что ещё ночью виконт отбыл в неизвестном направлении.

– Даже не попрощавшись?! Швайн! И это называется – галантный кавалер! – от души возмутилась Катарина, – Ну пусть ещё когда-нибудь попробует показаться мне на глаза! Он узнает, как я страшна в гневе!..

Она пофыркала и понадувала губки ещё пару минут, про себя думая, не переигрывает ли, затем потребовала перо, чернила и бумагу.

Когда всё было доставлено, они с Марией попробовали свои силы в уголовно наказуемом деянии по изготовлению поддельных писем.

Выяснилось, спустя пару часов препирательств и разных «нет, а давайте теперь так!..», что у Катарины всё равно получается лучше, несмотря, а, может, как раз благодаря повязке. Именно такой торопливо-небрежный почерк им и был нужен. Поэтому после обеда, ещё трёх часов тренировки, и кучи испорченных листков, она смогла, наконец, воспроизвести почерк и стиль достаточно хорошо: