Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Один за другим уходили с конечной остановки трамваи на Одессу-Товарную, а мы всё не могли закончить решающий диалог, которому следовало определить характер наших будущих отношений.

В моём представлении они должны были ограничиваться приветствиями при встрече, формальным интересом к делам и здоровью, пожеланиями успеха в очередном экзамене. Она же с этим не соглашалась, считая, что мы можем и должны оставаться друзьями и приводила много доводов в защиту своей позиции.

Так и не достигнув соглашения, расстались мы тогда на Тираспольской площади, когда трамвай умчал Анечку в направлении товарной станции, а я ушёл в противоположную сторону на улицу Горького, в своё мужское общежитие.

Впервые за многие месяцы нашей дружбы я не проводил её домой, желая этим подчеркнуть состоявшийся разрыв.

77

До производственной практики оставалось несколько недель и, воспользовавшись горящей путёвкой в одесский санаторий «Коммунарка», я на следующий же день после последнего экзамена отправился на шестнадцатую станцию «Большого Фонтана».

Как оказалось, это был тот же санаторий, в котором я лечился от бронхиальной астмы в далёком 1936-ом году. Знакомые очертания спальных корпусов, столовой, клуба и санаторного парка навеяли горькие воспоминания о трудном детстве, милых и добрых братьях Сёме и Зюне, которые тогда привезли меня сюда, так заботливо за мной ухаживали и так рано ушли из жизни.

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей о прошлом и невесёлого настроения, вызванного разрывом с Анечкой, всё свободное время я проводил у моря, где смог убедиться в его поистине волшебных целебных свойствах.

На этот раз уже знакомый мне санаторий не произвёл такого впечатления, как в далёком детстве. Может быть потому, что время то было более трудным, а может потому, что всё это было тогда впервые в жизни, а сейчас я очень скучал за Анечкой, но было мне в санатории довольно грустно, с нетерпением ждал я окончания курса лечения и возможности возвращения домой.

Несколько раз меня навещали мои друзья - Коля, Рома и Костя. Они рассказывали о делах в институте и жизни в общежитии, передавали привет от Анечки.

Когда были выполнены все назначения врачей и до срока путёвки оставалось несколько дней, я попросил досрочной выписки и с радостью покинул санаторий.

На следующий же день взялся за общественные дела в профкоме, где накопилось много работы, которая поглотила всё свободное время.

Когда впервые после месячного перерыва мы случайно встретились с Анечкой в вестибюле института, я поразился нескрываемой радости, которая исходила от неё. Она засыпала меня вопросами, как это делают близкие друг другу люди, потому что долго не виделись и очень соскучились. Мы поднялись в профком и наша беседа продолжалась не меньше, чем тот последний разговор на Тираспольской площади, который должен был прервать наши отношения. О нём никто из нас и не вспомнил, как будто его и вовсе не было.

Не хотелось расходиться и мы побрели по улице. Стоял жаркий день, какие бывают в Одессе в конце июня. Солнце стояло в зените и жгло невыносимо. Нас потянуло на Греческую площадь, где можно было посидеть под тентом за порцией мороженного и попить холодной зельцерской воды. Там, как и на улицах города, было мало людей. Все, кто свободен от работы, в такую жару покидают город и наслаждаются прелестью моря на многочисленных одесских пляжах. Нам же хотелось побыть именно здесь наедине. Мы долго сидели за столиком, ели мороженное, запивали водичкой и говорили...

Темы разговора менялись и касались различных аспектов жизни. Вспоминали подробности последней сессии, говорили о предстоящей практике и о многом другом, но ни разу не вспомнили ту размолвку и всё, что было с ней связано. Не выясняли мы также своих отношений и не выражали чувств, но без слов было понятно, что мы не можем больше так долго быть врозь.

Долго бродили мы ещё в тот день по безлюдным улицам и переулкам, любовались фонтанами на Дерибасовской и Преображенской улицах, пока не добрались до той же Тираспольской площади, где сели в трамвай, идущий на Ближние Мельницы и Одессу-Товарную.

Прощаясь в тот вечер с Анечкой, я понял, что не можем жить друг без друга, что оба стремимся к большей близости, что отношения наши перешли в другую фазу, когда нужно принимать серьёзные решения о будущей жизни.

78

В памятный для меня 1947-ой год в Одессе развернулись большие работы по восстановлению разрушенных домов, мостов и дорог, памятников культуры и архитектуры, благоустройству города. К ним привлекались и студенты. Для этого использовали выходные дни, каникулы и другое свободное от учёбы время. Назначались субботники и воскресники. Должен сказать, что мы охотно отзывались на такие призывы и работали на стройках активно и добросовестно.

Помнится один из таких субботников в разрушенном от бомбёжки здании Одесского почтамта, расположенного недалеко от нашего института и Нового базара. На одной из сохранившихся стен чёрной краской было начертано: «Здесь до войны было одно из красивейших зданий Одессы. Мы восстановим его, как и весь свой любимый город».

Одесситы всегда были большими патриотами своего города и гордились его достопримечательностями. Сейчас, когда Одесса вставала из руин, они самоотверженно трудились на многих объектах строительства и благоустройства. Вместе с коренными одесситами были и мы, студенты. Работали нередко с утра и до позднего вечера, приходили домой уставшими, но довольными своим участием в благородном деле по возрождению красавицы-Одессы.

Хоть и много и хорошо строили тогда одесситы, но город подымался из руин медленно. Всё ещё не стёртыми были следы пожарищ и разрухи - мрачные отметины свершившейся трагедии.

И всё же постепенно ощущалась поступь мирной жизни. Ежегодно, а порой и по несколько раз в году, снижались цены на продовольствие и промтовары. Пусть эти снижения были совсем незначительными, касались не самых нужных товаров и носили больше пропагандистский характер, но тем не менее было приятно видеть красочные плакаты в витринах гастрономов и универмагов с надписью: «Цены вновь снижены!».

Прогулки по Одессе доставляли нам много радости и удовольствия. Город хорошел и благоустраивался. Не только в центре, но и на окраинах возникали новые скверы, фонтаны, цветники.

На праздничную демонстрацию в том году вышла, казалось, вся Одесса. Главный первомайский призыв «Мир, Труд, Май!» звучал теперь не формально, а отражал душевные чувства и настроение горожан.

Накануне праздника прошёл слух о том, что на трибуне центральной площади будет Жуков -прославленный полководец, герой минувшей войны. Как не пойти на демонстрацию, если там можно будет увидеть Жукова?