Василика Даль: Возрождение - Василина Жидких

одним днем, где главным обязательством было напиться в хлам, чтобы немного забыться и спокойно уснуть: без кошмаров, без чувства вины, тенью, следующей за мной. Забыть, кто я такая, забыть всю жизнь и мир. Я обо всем забывала, а на утро приходила реальность и душила меня, намекая, что я недостойна жить, добивая меня на каждом шагу! Я жила, чтобы забыться, а на деле существовала. Тогда я прогадала с выбором.

Позже мне представился новый шанс: можно было выбрать другую сторону, другой мир, другие правила, но на самом деле все было просто: пан или пропал. И я выбрала пан.

Хотелось бы выбор со своими условиями и на своих правилах, но этого не случилось.

Второй шанс не предоставлял услугу «свои правила».

Судьба, как бы говорила: ты просрала свой момент, где могла получить все, что хотела, когда я тебе давала его в руки, а теперь оставайся с тем, что есть. Это ведь гораздо лучше, чем умереть.

И я стала той, кем не хотела быть. Ведьме-обязанный хранитель.

А что было бы, выбери я «пропал»? Пропала бы я, или смогла бы вести спокойную жизнь, сведя все в среднее количество? Немного алкоголя, немного учебы, немного свободы, немного жизни… немного наркоты. Нет, я бы так не смогла.

Я бы умерла, я бы пропала.

А так если я и умру, то погибну или в бою, или в далеком будущем в кроватке от глубокой старости. Итог один и тот же, если так подумать.

Черт возьми, чтобы я ни выбрала, конец один и тот же. Просто где-то он ближе и более болезненный, а где-то раз, и выбора у тебя уже нет, тебя встречает Апостол Петр или кто-то из мифологии потустороннего мира, не могу ничего припомнить оттуда. А плевать, какая разница? Итог-то один.

Мы все умрем.

– Двойной виски, пожалуйста.

Смысл сдерживаться, если все равно итог один? Какая разница вообще? Никакой.

Недоумевающий бармен поставил передо мной стакан с напитком и собирался забрать бутылку, но я жестом показала, чтобы оставил рядом. Выпив залпом, я махнула рукой и он налил еще.

– Между первой и второй, как говорится, – после этих слов я опрокинула в себя три порции виски, и сразу трясущимися руками выключила телефон.

Будут звонить, все равно не отвечу, а так не будет соблазна позвонить кому-нибудь самой.

– Я так понимаю, все прошло не так удачно, – мой мозг уже перестал воспринимать картинку ясно и вообще анализировать ее. Я слышала голос Кевина, но не могла сфокусироваться на его местонахождении.

– Пошло оно все к черту, – ответила я на русском, потом вспомнила, что он не русский, и с третьей попытки все же послала все к черту на английском. – Обновить. Кевин, вот скажите мне, пожалуйста, ради чего вот стараться? Зачем? Если все… Абсолютно все может исчезнуть в одночасье? Это же бессмысленно.

– Сколько ты уже выпила? – спросил он, похлопывая меня по плечу, я повернула голову в правую сторону и встретилась с его обеспокоенным взглядом. Я показала на пальцах три, а потом выставила четвертый, когда выпила только что налитый в стакан виски. – Что-то случилось?

– Ничего не случилось, просто я не могу понять смысла во всем этом, – я обвела рукой все это напыщенное сборище на заднем дворе, где каждый пытался показать, что занимает важную часть в жизни. Глупцы, не осознают, что они просто пешки, которых уберут, а игра то продолжится. Все мы пешки, все мы одинаковые. Строим из себя то, что на самом деле не представляем. – Смысл от всего этого? От жизни? Вот живешь себе, живешь, а потом раз – и умер. И все. Тебя не стало. Тебя забыли. И зачем ты вообще был?

– Дорогая, вся соль жизни в том, как и с кем ты ее проживешь. Смысл в самой жизни. Если ждать всю жизнь свой конец, ты быстро до него доживешь. А почему? А потому что только его и боялась, только его и ждала. Дни менялись, года стирались, а страх всегда с тобой. Ты еще молода, конец твой не скоро, так что хватит думать об этом. Это грех.

Ох, Кевин, как же ты ошибаешься насчет моей молодости и того, что конец не близок.

Сюда сейчас может заявиться отрог и убрать меня с шахматной доски жизни и смерти одним хорошим ударом в затылочную область, я ему даже дать отпор не смогу. Или Тео, красавчик-психопат, может сбежать из-под стражи и все-таки принести меня в жертву для чего-то там. Или Корсак, он тоже может. Хотя я для него не помеха и не желанный приз, он даже про меня знать не знает.

Если не они, то есть длинный список тех, кто хочет, чтобы я горела в аду.

Я плохой человек.

– Хорошо, – ответила я, выпив немного воды. – И что же является смыслом жизни?

– На этот вопрос нет ответа, но я могу дать тебе один совет или напутствие: если тебя никто не ждет, то жизнь прошла зря. Человеку не так много надо, точнее совсем мало, лишь бы дома кто-то ждал, – он сделал многозначительную паузу, чтобы я осмыслила его фразу и поняла, насколько сложный и важный разговор у нас с ним, и какие нужные напутствия он мне дает. – Роман тебя ждать не будет.

– Да? А кто будет меня ждать? – я повернулась на стуле к толпе и махнула рукой. – Эй! Кто пойдет и меня дома ждать будет?!

– Вон тот очаровательный пират, – прервал Кевин мою клоунаду, развернув меня за локоть обратно.

– Тим? – переспросила я, даже не собираясь искать его взглядом в толпе. – Он опасен, не в том смысле, – я активно замахала руками, когда Кевин нахмурился. – Я с ним знакома давно, но узнавать его стала только недавно, – я кладу голову на подставленную руку и стараюсь смотреть на Стрейча. – Он опасен тем, что быстро переплетается с моей жизнью. Вот недавно мы готовы были убить друг друга одним лишь взглядом, а потом раз – и говорим по душам.

– Не вижу в этом никакой опасности.

– Это на первый взгляд кажется, что опасности нет, но для меня она есть. Как думаете, я легко схожусь с людьми?

– Спешу предположить, что да.

– Вы правы, я легко и быстро схожусь с людьми, я быстро доверяюсь им, а потом собираю себя по осколкам. Я хочу научиться быть менее доверчивой. Я устала от того, что больно делают только мне.

– Он обидел тебя?

– Пока нет, но он сделает. Это ведь Тим и я, иначе никак быть не может. Мы абсолютно разные, совершенно несовместимые.

– Но?

– Но он все равно, кажется, мне нравится, – я закрываю глаза. – Возможно, произошло страшное, и я начала влюбляться против своей воли. Он опасен. Очень опасен.

– Ты права, – его