Держи меня крепче - Рида Сукре

но в тот момент, когда начал говорить её Егору, переволновался и сказал, что это Лёша безумно влюблён в его сестры, и что надо помочь парнишке. А ещё добавил, что, по его мнению, я тоже симпатизирую Алексею. Егор воодушевился, что два дорогих человека могут обрести счастье и помог. На мою беду.

И мы шаг за шагом постигали азы влюблённой парочки, точнее, постигла я, а Лёша меня направлял, я у него не была первой девушкой. Будь я на месте Егора, то не доверила бы такому ловеласу, как Алекс, свою любимую сестрёнку. Но, кажется, у брата вместо головы в то время произрастал букет полевых васильков.

Провстречались мы недолго, но все четыре месяца девушки из моего класса мне завидовали и даже пытались его увести, а я, наивная овечка, ничего кроме своей большой как дирижабль любви не замечала, и не знала тогда, что наша любовь на самом деле есть воздушный шар дирижабля — может быстро спустить, если прорезать ткань. И она спустила, больно заставив меня тормозить прямо чувствительным лицом о твёрдую землю.

Всегда учтивый Лёша был для меня мини-копией брата. Я считала его если не идеалом, то весьма близким к нему. И я была счастлива, что он не домогается, как рассказывали другие девушки в классе про своих парней. Судя по их рассказам, родители им сами средства защиты выдают с деньгами на завтрак в целях пропаганды безопасной интимной близости, от которых современную молодёжь не оградить. Я же, по всеобщему школьному мнению, была воспитана пуританами, когда мой брат, скорее всего, подкидыш и не имеет к Матвеевым никакого отношения.

Я считала его джентльменом, и гордилась, что мы вместе. Я и представить не могла, что он не любит меня, не любит девушек вообще, предпочитая парней. И тем не менее, это так. И уже давно, как оказалось он безбожно влюблён в моего брата. Егор парень видный, от него даже геи без ума. Но гордости от этого я не испытываю.

Мне бы никогда и в голову не пришло, что причина целибата Алексея кроется не в джентльменстве. Ни тогда, когда я нашла фотографию Егорки в его рюкзаке, списав это на то, что брат сам подарил ему свою фотку, они же с детства дружат, наверное, и у него есть фотка Лёхи. И даже ни тогда, когда он случайно меня именем брата называл, мало ли с кем не бывает, я сама часто вместо Соньки могу Стасика назвать и наоборот. А тогда, когда случайно обнаружила его письмо. Честно, если бы я знала, что оно адресовано моему брутальному братцу, я бы ни за что не открыла! Я бы передала его ему в руки и забыла. Но нет же, на том конверте, по неосторожности оставленном на столике в прихожей была надпись «Тебе…» и я не удержалась, по дурости решив, что конверт предназначается мне. И меня даже не смутила первая строчка: «Дорогой мой!» Ясно как день, что не девушке, но я бестолково продолжила чтение.

«Дорогой мой!

Прости, что делаю это посредством письма. Прости, что вообще делаю это. Прости за всё, но я не могу больше скрывать. Я устал… Я так давно окрылён чувствами, что это уже похоже на патологию. Хотя, с грустью понимаю, что это она и есть.

Скорее всего, тебе текст письма будет неприятен, когда ты поймёшь, в чём заключается суть моего послания, во что я желаю тебя посвятить, но не обессудь, мой друг. Пойми и ты меня, врать тяжело, а на мне тяжкий груз лжи висит уже давно и тянет меня вглубь вод океана Атлантик. Я не могу сопротивляться и всё же… пытаюсь.

Я ничего не могу поделать с тем, что влюблён в тебя. Это сильнее меня. Это как удавка на шее — она затягивает с каждой секундой всё сильнее и сильнее, гораздо хуже, чем когда из-под ног выбивают табурет и отправляют в свободное парение. В этом случае мучаешься какую-то тысячную долю секунды. И я уже вставал один раз так на стул под люстру, но люстра рухнула следом за мной. Ты, вероятно, помнишь. Тебе я сказал, что соседи затеяли ремонт и, войдя в азарт, не заметили, как просверлили в моём потолке дыру… Глупо прозвучало, но ты поверил. Я помню твой тревожный взгляд, разглядывающий полосу на моей шее, но ты не стал укорять или ругать. Но стал относиться ко мне бережнее, даже не предполагая, что пригрел у себя на груди змею. Что я чувствовал себя самым гнусным человеком на Земле, который втайне рад твоему присутствию, хотя сам безумно хочет раздеть тебя, снимая одежду постепенно, одну за другой, любуясь твоим телом, целуя везде под сонное горение свеч и медленные мотивы фортепиано, и звуки саксофона, перемежающиеся с бьющими по стеклу каплями осеннего ливня…»

Я не успела прочесть дальше, впечатлившись и половиной письма, как передо мной возник Лёша и буквально вырвал его из рук. А затем начал методично уничтожать, разрывая на куски и поджигая прямо на столике у зеркала, отодвинув в сторону пачку сигарет, нервно щёлкая зажигалкой.

Но я успела уцепить краешком взгляда: «Егору от Лёши».

Сказать, что я была в шоке, значит не сказать ни-че-го. Я была раздавлена гигантским прессом для заготовки деталей. Я была утоплена в самом солёном море. Я была выпущена в открытый Космос, и меня там разорвало на части. Я была обращена в пепел от выпущенной в меня драконом струи кипящего пламени.

Я не жила…

Я стояла, открыв рот с укором в глазах, и ждала объяснений. И мне было глубоко неважно, что я влезла на частную территорию чужой личной жизни и топчу всё, что взращено на ней с любовью, пусть неумелой, немного жестокой, неприятной, непринятой, несколько отвратной, безутешной, полной разочарования и наивной надежды. И делаю это с ожесточением, достойным Чёрного Властелина, стремящегося завоевать мир и очернить чистые сердца людей, пылающие светлым чувством.

Алексей поднял на меня глаза. В его глазах плескался целый океан невысказанных и невыплаканных слёз, а мне стало бесконечно жаль его.

Мы молча таранили друг друга взглядами. Я ненавидела его, но себя ещё больше. Кляла, что прочла письмо. Яростно сжимала кулаки и вновь разжимала, зная, что никогда не ударю человека. Набирала в грудь воздуха, чтобы оглушить его гневной тирадой, и с шумом выдыхала. Задерживала дыхание, но не могла держаться долго и снова вдыхала.

— Ты знаешь, — сказал он.

Ни спросил, ни даже не