Жизнь волшебника - Александр Гордеев

она всё-таки или нет? «Я красива», – открыто заявила однажды сама Нина, и он,

обескураженный своей неспособностью определиться, поверил ей на слово.

– Давай, давай, подымайся! – играя в серьёзность, требует Роман.

Смугляна опутывает его руками, пытается удержать ещё, и он уже и впрямь чуть недовольно

расцепляет её пальцы. Неприятно, когда тебя сдерживают, если ты уже включён в движение. Нина

оттягивает занавеску, бросает взгляд на будильник хозяйки, ойкает и, опережая Романа, бежит в

ванную.

Он остаётся сидеть на кровати, на этом высоком складе матрасов. Сегодня ему приснилась

Голубика с детьми, но вспомнить сон отчётливо уже не получается. Нина гремит на кухне

тарелками и он, предвкушая завтрак, начинает остывать от лёгкого недовольства ею.

– Ну ладно, – говорит Смугляна, появившись из кухни в том же наряде Евы, – я немного

перехватила, не переживай за меня. Я опаздываю уже на вторую пару. Ты тоже похватай, что там у

нас есть.

Роман остаётся сидеть за занавеской. Он слышит, как Нина торопливо одевается, как

застёгивает замки сапог в коридоре и как, даже не заглянув к нему и ничего не крикнув на

прощание, щёлкает дверным замком. Она, кажется, уже в другой половине своей жизни откуда не

крикнешь.

Весь день Роман сидит за книгой у окна. Хозяйка, вернувшись с рынка, штопает чулки и бельё

на кухне. Идти туда не хочется.

Подумать есть о чём. Проблем много. Надо как-то забрать у Ирэн свои остальные вещи. Надо

предпринимать и какие-то официальные действия, чтобы прекратить с женой все отношения. (Или

пока что не прекращать?) Надо бы как-то полноценно, что ли, осмыслить происходящее.

Но сегодня не до того. Сегодня он раздражён тем, как убежала Смугляна.

Нина приходит уже в темноте. Голодная, заглядывает на полку холодильника, отведённую им

121

Марией Иосифовной.

– Ты что же, ничего не ел? – с весёлым изумлением спрашивает она, придя к нему в комнату.

– Я не привык, как ты выражаешься, «хватать». В семье за стол не садятся поодиночке…

И уже высказывая это, Роман осознаёт свой глупый вид. Оказывается, его нелепая фраза, эта

заготовка, что сказать Смугляне, вертелась в голове весь день и как какая-то тряпка в стиральной

машинке простиралась до белизны, до полной бессмысленности. Нина на некоторое время

задумывается, не понимая о чём, о каком «хватать» он говорит, пока, наконец, не вспоминает свою

утреннюю реплику.

– И ты из-за этого целый день сидел голодным?! Для тебя это так важно? Но я же опаздывала…

Господи, какой ты обидчивый и тонкий.

– Да, я такой. Привыкни к этому, – продолжает он вынужденно откровенно глупить. – Для меня

всё важно. И твоё обещание готовить завтрак для меня тоже что-то значило. Но, видно, ты сказала

тогда какую-то фразу не из той оперы.

У Смугляны, в отличие от Романа, день был неплохим. Она смеётся, забавляясь обидчивостью

такого большого, серьёзного мужчины, уже чуть родного человека. Зачем понимать всё так

буквально? Как было не нашептать ей чего-нибудь приятное в то первое, нереально счастливое

утро? Забавно и то, что её фраза про завтрак и впрямь если не из оперы, то из какого-то спектакля

– в городе Нина пристрастилась к театру. Какой же этот Роман милый и смешной. «Милый, милый,

смешной дуралей», – вертится в голове, кажется, из Есенина, но, в общем-то, тоже не «из той

оперы», уж не говоря о том, что эти строчки вроде бы и вовсе не о человеке, а о жеребёнке. Как же

удивительны эти мужчины. У него сейчас такое жёсткое, переломное время, а он по-детски весь

день дуется из-за какого-то пустяка. Ну как этот взрослый, зрелый человек не понимает, что

главное в семье – это чувства, любовь, а всякие там правила и регламенты – чепуха.

– Ведь всё это пустяки, – говорит она и вслух, – главное, была бы любовь…

– Согласен, любовь – это важно, – виновато уже из-за отсутствия этих самых чувств

соглашается Роман, – но мне хочется от тебя такого же понимания, как и тогда на скамейке. Нельзя

же становиться всё ближе, а друг друга понимать всё меньше. Что же касается любви, то мне пока

не до неё. Давай для начала просто уживёмся. Попробуй жить со мной, ну, если можно так

выразиться, на практической основе. А чувства со временем придут. Конечно, придут… Ну куда им

деваться?

Нину это цепляет. Как это «на практической основе»?! То есть, надо просто во всём ему

угождать? Каждый день рано утром готовить завтраки и ждать его чувств? А с равноправием как?

Вот дома у них раньше всех встаёт отец. Просто он любит маму…

Роман в растерянности. Смугляна вроде бы поманила его новым представлением о семье, где

женщина – действительно женщина, однако и тут уже всплывает какое-то глупое и нелепое

«равноправие», как будто они создают не семью, а государство. Да туда ли он вообще идёт?

На другое утро Нина, всё же пересилив гордыню, поднимается первой.

– Что желаете на завтрак? – заранее уязвленно спрашивает она, надевая халатик. – Чай или

кисель?

– Чай, – невольно улыбнувшись натянутости её тона, отвечает Роман.

Она уходит на кухню и, повторяя ситуацию в общежитии, сообщает, что чая нет. Заваривает

кисель, но такой, что «пить» его приходится ложкой, зачерпывая большие студенистые куски.

Роман молчит. Нина, уже готовая к обиде, ждёт упрёка. Упрёка долго нет.

– Не забудь, пожалуйста, купить чай, – уже в дверях, уходя на работу, напоминает Роман.

Ну наконец-то! Нина поджимает губы, уже уставшие от ожидания ссоры, и хлёстко хлопает за

ним дверью. Роман резко останавливается. Этот выстрел дверью внезапно приводит в бешенство

и одновременно отрезвляет, заставляя взглянуть на ситуацию со стороны. Что же это такое-то, а?!

Да ведь ещё несколько дней назад он и двери своего убежища показывать ей не хотел, но не

оттолкнул, привёл её сюда, а сегодня Смугляна уже хлопает этой самой дверью за его спиной!

Хочется вернуться и строго, холодно попросить: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не смей

больше делать этого!» Однако времени уже нет – на работу можно опоздать. Да и глупо. Для

разрядки хватает и крепкого удара кулаком по загудевшим перилам, так что рука потом долго

отходит от боли.

Нина в своём мнении непреклонна: совместная жизнь строится на чувствах, а не на чаях и

киселях. Чаями-киселями создаётся лишь хозяйственное сосуществование. Знать бы только, как

эти чувства в Романе пробудить… Хотя, вопрос, конечно, смешной. Да как он может не любить её,

если любит она? Разве сама её любовь не стоит ничего? Просто душа его отягощена прежними

чувствами