Жизнь волшебника - Александр Гордеев

назиданием о национальной незрелости его личности, но

Роман лишь плотнее прикрывает эту дверь. Если бывший тесть постучится в окно, то придётся

закрыть и его. Не надо мне сейчас этого, не надо. Послушаться сейчас этого умного человека –

значит отказаться от первой женщины в жизни, признавшейся в любви.

– Я понимаю… Я сделаю всё, чтобы и ты меня полюбил, – словно отвечая его мыслям, шепчет

Смугляна. – Я буду ждать твоей любви хоть сто лет. .

Такое у Нины и в самом деле впервые. Обычно на неё как раз и действуют те ласковые слова и

шоколадки, от которых она так легко отрекается теперь. Её плавит любое приятное слово даже

незнакомого мужчины. А изучая себя перед зеркалом, она всякий раз убеждается, что ей с её

достоинствами нелепо принадлежать лишь кому-то одному. Для одного – это чересчур. К тому же,

если на тебя с четырнадцати лет засматривается всё мужское население деревни, то почему бы и

самой не иметь права влюбляться во многих? Смугляне кажется, что если мужчины так

требовательно смотрят на неё, значит, она уже чем-то обязана им. А уж тем, кто нравится ей

самой, она не вправе отказывать ни в чём. Правда, осознавая, что такие представления способны

увести её ой как далеко, Нина пытается установить твёрдые критерии своего мужчины. Только

ничего это не даёт: образ идеала всегда остаётся портретом в рамочке на стенке, в то время как

реальные мужчины продолжают возникать лишь по одному критерию – по степени их

напористости. Какие бы принципы недоступности и гордости ни создавала для себя Смугляна, да

только всё бесполезно: где взять стойкий материал для их воплощения, если внутри тебя один

стеарин? Потому-то её принципы, идущие лишь от ума, легко оплавляются теплом первого же

ласкового взгляда.

Потеря целомудренности на второй день городской жизни ничуть её не расстроила, потому что

не очень гладко стыковалась с родительскими наставлениями об альтруизме, взаимовыручке,

доброте, патриотизме и интернационализме. Со смущением обнаружив в общежитии свою

катастрофически губительную податливость, Нина задним числом благодарит судьбу за то, что

ещё дома, в селе, не нашлось мужиков, догадавшихся быть настойчивыми. Иначе её репутация

строгой учительской дочки окончилась бы прямо там. Хорошо, что настойчивых и нахрапистых

негусто и в городе. Но если бы все мужчины знали ключик, каким она открывается, то, кажется, она

не успевала бы перед ними даже закрываться. Лишь их спасительная неотёсанность позволяет ей

иногда, для поддержки хоть какого-то самомнения, демонстрировать даже некоторую свою

неприступность. Чтобы добиться её, кавалеры начинают петушиться, расхваливая себя, и тут же

проигрывают, потому что Смугляну напрочь сшибает только одно – напор и искреннее признание

её притягательности.

А вот с Романом всё по-другому. Впервые она уступает мужчине без всякого напора и

признаний. Впервые именно после близости с ним она не чувствует себя использованной (хотя, в

принципе, это никогда не угнетало её). Впервые в близости не имеют большого значения слова,

комплименты и взгляды. Но главное – здесь она впервые чувствует себя по-настоящему нужной,

понимая, что Романа может спасти лишь яркая, испепеляющая любовь, на которую она, как ей

кажется, способна.

Эмоциональная уверенность Нины невольно заражает и Романа. Правда, теперь он уже и сам

не понимает, куда движется. С ощущением полного душевного дискомфорта он видит, как его

буквально тащит, прёт в новую несвободу. Как всё легко и просто было в тот славный «период

полёта» или в период Большого Гона. Почему же теперь простая близость тел так сильно

подорожала? Почему она сходу превращается в путы? Или, может быть, это какой-то частный

случай, возможный только со Смугляной? «Насочинял я о ней всякого, – теперь уже куда

уверенней думает он, – ну ошиблась она однажды – с кем не бывает. .»

120

– Только знаешь что, – просит он свою новую женщину, – не расспрашивай меня и ничего не

говори о моей жене. Во всем виноват только я, и отзываться о ней плохо я не имею права. Я

виноват и ещё не знаю, как искупить свою вину… *6

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Прекрасная пара

Теперь, когда чемодан Романа плотно и заботливо обжат тремя чемоданами Смугляны под их

общим, подковообразо прогнутым ложем, жизнь Нины радостно усложняется. Ещё ни одно её

знакомство не было таким весомым и настоящим. Нестыковка душевного воздушного настроения

Смугляны с хмурой, насупленной погодой этих дней, с серым от городской сажи снегом вызывает

даже мимолётное недоумение. Конечно же, у неё остаётся и прежняя жизнь с институтом и

преподавателями, с лекциями и сокурсниками, с теми же льнущими мужскими взглядами и

комплиментиками, но между той и этой жизнью есть некая переходная полоса, которую она

дважды в день преодолевает, уходя и возвращаясь к своему мужчине. Находясь рядом с Романом,

Смугляна обнаруживает проклёвывание в себе лучших качеств, привитых родителями и домом,

которые, на самом-то деле, вполне актуальны и пригодны, которые, более того, куда душевней и

притягательней тех, что легкомысленно нахватаны в городе. Впервые, например, она открывает в

себе желание верности, осознав её как цельное, истинно женское качество. «Клянусь, я буду самой

верной женой!» – тут же провозглашает она для себя, отчего её воображаемое будущее как по

мановению волшебной палочки расписывается яркими масляными красками. Эту картину какой-то

диссонансной графикой портит лишь виноватая оговорка Романа, что новая, более прочная и

удачная семья нужна ему вроде как для оправдания и искупления боли, которую он приносит

родным и близким. Обидно быть лишь неким материалом для внутреннего самооправдания

другого. Хотя, конечно, со временем всё это уляжется, уйдёт в почву, а семья, которую Смугляна

теперь просто жаждет, останется.

В субботу, как и обычно по субботам, хозяйка раным-рано убегает на рынок, и они очень долго

валяются в постели. У Романа выходной, ради которого Нина решает прогулять первую пару. В эти

первые свои дни они постоянно испытывают друг друга и всякими мелкими вопросами, и такими,

как «в чём смысл жизни?», «как надобно правильно жить?», «к чему стремиться?» Конечно,

полностью, так, чтобы стык в стык, их взгляды не совпадают, однако в этих-то несовпадениях и

есть главный вкус общения.

– Ну и что? Не пора ли завтракать? – предлагает наконец Роман, чувствуя, что с этими

утренними разговорами он уже навалялся до мути в голове.

Нина гибко тянется, изображая некую томную пантеру. Роман невольно с улыбкой наблюдает.

Поначалу Смугляна привлекала экзотичностью, шоколадной кожей, отточенной стройностью, а,

чуть привыкнув к ней за эту совместную неделю, Роман теперь вроде как заново спрашивает себя:

так красива