Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

опубликованных в 1913–1943 гг., и это был итог, хотя и неполный, его научной деятельности за тридцать лет.

Одна из работ, помещенных в «Библиографии» в разделе «Сдано в печать» (№ 269), носила заглавие «Письма молодых фольклористов». Подготовленная еще в 1943 г., она появится в альманахе «Новая Сибирь» в начале 1945 г.

Эта публикация заслуживает особого внимания.

М. К. всегда была свойственна острая, болезненная реакция на уход из жизни его друзей, коллег, сверстников. В свое время в читинском сборнике «Камены» (1922) он посвятил целый раздел своим современникам, погибшим в годы Гражданской войны. Точно так же переживал он человеческие потери с самого начала войны, особенно из близкого ему круга. Почти в каждом из своих писем блокадного времени он сокрушается об утратах, которые понесла филологическая наука, отзываясь с особой болью на гибель фольклористов, своих недавних коллег и учеников.

2 августа 1942 г. М. К. писал Н. К. Гудзию:

О Михаиле Карловиче Клемане я уже знал из письма Ямпольского. Вот не стало и лучшего знатока Тургенева. Что-то сталось с его замечательнейшей картотекой? Ведь он единственный располагал исчерпывающими сведениями по б<иблиогра>фии писем Тургенева. Я даже не представляю себе, как можно будет организовать теперь без него академическое издание Т<ургене>ва. Ведь как больно: с каждым уходит и единственный неповторимый деятель. Разве кто-либо заменит Вас<илия> Васильевича[9]? Разве можно скоро воспитать такого специалиста, каким был Борис Исаакович[10]? Разве скоро появятся эрудиты типа Кагарова и Никифорова? Тревожит меня судьба и лучшего знатока Достоевского – Арк<адия> Семеновича Долинина[11], о к<ото>ром давно не имею никаких сведений.

О нашей несчастной фольклористике нечего и говорить: там нет не только лучших деятелей старого поколения, но погиб и ряд лучших представителей молодежи: вот только что получил известие о Кукулевиче, к<ото>рый пал на фронте. Ведь Вы знаете его статьи о Гнедиче?[12] Это был один из моих лучших учеников. Как тяжело!

М. К. считал своим долгом поддерживать связь со своими учениками – как оказавшимися на фронте, так и оставшимися в тылу или эвакуированными. Его переписка военных лет огромна. Он как будто чувствовал, что молодые фольклористы нуждаются в его письмах. Бывшие студенты или аспиранты сообщали профессору о своих находках и наблюдениях, присылали записи, сделанные ими на войне. Читая и перечитывая в Иркутске эти письма, М. К. укреплялся в мысли о необходимости сделать их общественным достоянием и, в конце концов, составил подборку наиболее ярких фрагментов, объединенных, с одной стороны, фольклорной тематикой, с другой, – патриотическим пафосом. 18 августа 1943 г. он писал Крупянской, что эти письма «замечательны». «Когда я снова перечитал их все подряд, то захотелось сказать словами Тургенева о Некрасове: „жжется“»[13].

В течение летних месяцев 1943 г. М. К. с воодушевлением работал с письмами фольклористов. 24 августа он сообщал И. Я. Айзенштоку:

…я сейчас готовлю к печати любопытную вещь. У меня здесь огромная переписка – в том числе чуть ли не со всеми фольклористами, главным образом моими учениками, младшими товарищами, друзьями и пр. Особенно замечательны (как исторический документ) письма молодежи. Они не только вскрывают и четко характеризуют лицо современной фольклористической (могу с гордостью сказать, воспитанной мной) молодежи, но и вообще лицо нашей молодежи, нашего научного молодняка. Эти письма характеризуются глубоким патриотизмом, энтузиастическим отношением к науке, новым, характерно-советским пониманием науки, ее задач и обязанностей ученого; очень много дают они и в специфическом плане, как материал для истории и теории фольклора: его новые формы, его значение и роль в жизни и, в частности, в современной войне[14].

Столь же восторженно писал М. К. об этих письмах и Гудзию 30 августа 1943 г.:

Получается совершенно изумительная вещь. Изумительный памятник нашей эпохи. Как живая встает наша советская чудная молодежь. Любовь к родине и своей науке так органически сплетены, что часто, перечитывая эти письма, с трудом удерживал я слезы – умиления, радости, гордости. Ведь это все воспитанная мною молодежь. <…> М<ожет> б<ыть>, стоит частично кое-что перевести для западноевропейского читателя (88–9, 33).

Публикации «Писем молодых фольклористов» принадлежит заметное место как в биографии М. К., так и в истории советской фольклористики. В самом замысле этой работы проявляется свойственное М. К. желание видеть в своих учениках и коллегах некий идеальный тип российского гуманитария, преданного своей профессии и любящего родную страну. Его эмоционально насыщенное и свободно (разумеется, в рамках и стилистике военного времени) написанное вступление к «Письмам» насквозь проникнуто этим пафосом:

Эти письма необычайно типичны, они поразительны в своем ярко выраженном духовном единстве. Их сила и прелесть в том, что в них раскрывается чарующий образ советского молодого человека, молодого филолога-гуманиста, страстно преданного своему делу, влюбленного в свою науку, до самозабвения увлеченного литературой и поэзией и превыше всего ставящего интересы своей родины, готового каждую минуту явиться по ее зову, на любой пост, который будет ему предназначен, каждую минуту готового отдать жизнь для ее защиты; раскрывается образ советского гуманиста, умеющего горячо любить и страстно ненавидеть, непримиримого врага тех темных отвратительных сил, которые нашли свое воплощение в фашизме и которые несут гибель всей мировой культуре[15].

Подборка состоит из 60 разных по размеру отрывков. При этом М. К. не раскрывает имена тех, чьи письма он использовал в своей публикации, однако в сохранившейся машинописи им указаны – видимо, для памяти и личного пользования – инициалы всех корреспондентов (в некоторых случаях – только первый инициал). Приведем полностью этот восстановленный нами список, подчеркнув, что окончательная идентификация возможна лишь после обнаружения – в каждом отдельном случае – соответственного архивного источника:

1. А<нна> М<ихайловна> А<стахова>

2. А<лексей> Д<митриевич> С<оймонов>

3. И<ван> И<ванович> К<равченко>

4. Б<орис> И<ванович> Богомолов

5. Д<митрий> М<иронович> Молдавский

6. И<рина> Л<упанова>

7. В<асилий> В<асильевич> Ч<истов>

8. П<елагея> Г<ригорьевна> Ш<иряева>

9. В<ера> А<лександровна> К<равчинская>

10. И<ван> Г<аврилович> Парилов

11. Ф<едор> И<ванович> Л<авров>

12. В<ера> Ю<рьевна> К<рупянская>

13. В<иктор> М<ихайлович> С<идельников>

14. Л<еонид> Д<омановский>

15. А<нна> А<лександровна> Б<огданова>

16. А<настасия> Е<вгеньева>

17. Г<алина> Г<ригорьевна> Ш<аповалова>

18. К<сенофонт> Ч<еткарев>

19. А<лександр> Л<ьвович> Д<ымшиц>

20. К<сения> А<лексеевна> С<ихуралидзе>

21. И<еремия> Я<ковлевич> А<йзеншток>

22. О<льга> Г<речина>

23. Т<еодор> А<брамович> Ш<уб>

24. И<рина> М<ихайловна> К<олесницкая>

Список включает в себя, как видно, не только «молодых фольклористов»,