Белый ворон Одина - Роберт Лоу

Гизур имел все основания выглядеть довольным. Тот факт, что мы не заплутали на бескрайних просторах Степи, а вышли к судоходному участку Дона, являлся исключительно заслугой нашего кормчего. Это даже Абрахам — встревоженный и печальный после пропажи Морута — признавал. Ведь после того, как маленький булгарин ушел выслеживать амазонок и не вернулся, именно Гизур взял на себя роль проводника. Он постоянно что-то высчитывал, делал необходимые поправки и прокладывал наш путь по заснеженной пустыне, лишенной каких-либо ориентиров. И вот теперь, на берегу Дона, предстояло сделать выбор. Собственно, вариантов было всего два: либо долго и мучительно идти берегом реки, либо двинуться напрямик, рискуя увязнуть в смертельных объятьях Великой Белой Зимы.

— Пойдем длинным путем, — решил Добрыня. — И задерживаться в Саркеле не будем.

Спорить никто не стал. Все прекрасно понимали: появись там Владимир во главе шайки подозрительных оборванцев, тут же возникнут нежелательные вопросы. Например, что заставило новгородского князя в самый разгар зимы забраться так далеко от собственных владений? Ведь, что ни говори, а Саркел — или Белая Вежа, как называли город славяне, — лежит на самых границах державы Ярополка. И старший брат Владимира до сих пор пользуется немалой властью в здешних краях.

Все взоры обратились на меня. Где-то там, на бескрайних просторах безликой ледяной пустыни, лежала цель нашего путешествия — клад, к которому стремились все эти люди. И я должен привести их к гробнице Атли, руководствуясь рунами на своем мече. Я постарался изобразить на лице бодрую и уверенную улыбку, хотя сам такой уверенности не испытывал.

Мы с Гизуром снова вернулись к повозкам и уставшим путникам, которые едва переставляли ноги. Ездовые лошади не выдерживали тягот пути, и за последнее время число всадников резко уменьшилось. Теперь почти все шли пешком. Замотанные в кучу одежек, люди напоминали бесформенные кули, и со стороны трудно было отличить мужчину от женщины, воина от тралла.

— И что дальше, Торговец? — спросил Квасир, смахивая слезу со здорового глаза.

Торгунна поспешила к нему с какими-то примочками, но была отослана раздраженным взмахом руки.

— Твой глаз требует лечения, — попробовала она спорить.

— Мой глаз получает все, что ему требуется, — огрызнулся Квасир. — Оставь меня в покое, женщина! Ступай лучше повяжи.

Несколько мгновений Торгунна молча взирала на мужа. В ее темных глазах — цвета овечьего помета — появилось обиженное выражение.

— Похоже, настало время мне умирать, — пожаловалась она. — Какой смысл жить, если я не могу ничего предложить своему единственному мужчине?

Если она хотела разжалобить мужа, то, увы, просчиталась.

— Поступай, как тебе заблагорассудится, — прорычал неумолимый Квасир. — Надоело жить — можешь умирать… Мы как-нибудь справимся с этой потерей. Но в любом случае, не смей лезть в мой глаз со своими грязными тряпками.

Со стороны Финна, сгорбившегося под плащом, донесся хриплый, надтреснутый смех. Торгунна возмущенно взмахнула рукой и удалилась.

— Добрыня неправ, — между тем заявил Финн. — Нам следует идти напрямик через Великую Белую Степь.

Стоявший поблизости Абрахам язвительно рассмеялся. Гизур озабоченно нахмурился и принялся выковыривать ледышки у себя из бороды. Я понимал растерянность старого кормчего. Ведь Великая Белая Степь была единственным морем, где он чувствовал себя неуверенно.

Финн грозно развернулся в сторону хазарина:

— Это кто там блеет?

— Ты глупец, Финн Лошадиная Голова, — устало откликнулся Абрахам, — ибо берешься судить о том, чего не знаешь.

— Все предыдущие испытания — ничто по сравнению с тем, что нас ждет впереди, — добавил проводник, сделав широкий жест в восточном направлении. — Там простирается суровая и бесплодная пустыня, беспощадная к человеку в любое время года.

— А ты сам там был? — полюбопытствовал Гирт.

В ответ Абрахам надменно вскинул бровь.

— Я хазарин, — сказал он. — Мы повсюду бывали.

— А в Степи-то самой бывал?

После неловкого замешательства Абрахам вынужден был признаться: нет, там сам он не бывал.

— Но в этом нет нужды, — заявил он воинственно. — Ни один разумный человек не пойдет туда, где летом не найти воды для его стада. А уж тем более там нечего делать зимой. Все знают, что эти места… прокляты.

Последние слова Абрахам вымолвил с некоторой запинкой, как бы смущаясь своих суеверий. Однако никому и в голову не пришло смеяться над ним. Напротив, окружающие заметно приуныли. А я подумал: ну, что касается того места, где спрятаны сокровища Аттилы, уж оно точно проклято. Достаточно вспомнить, сколько жизней положили на то, чтобы построить гробницу, затем перетащить туда чертову гору серебра и тело гуннского вождя. Там, наверное, до сих пор толпятся духи замученных людей, и каждый порыв ветра разносит их горестные стенания.

— Значит, ты не сможешь нас провести, если мы все же решим идти через Степь? — грустно спросил Иона Асанес.

Абрахам мгновенно ощетинился.

— Я хазарин, и это моя земля, — с гордостью заявил он. — Я могу провести вас, куда угодно… за разумную плату, конечно.

— Ха! — не преминул влезть в беседу Финн. — Это не твоя земля, здесь правят русы. А сам ты всего-навсего обрезанный вымогатель.

— И что тебе видится разумной платой? — поспешил я вмешаться, заметив, как потемнело лицо хазарина.

Несколько мгновений Абрахам пристально глядел Финну в глаза — что, по правде говоря, свидетельствовало о немалой отваге, — затем назвал вслух сумму, за которую можно было купить небольшой хутор с прилегающими угодьями.

Не успел я и рта раскрыть, как Финн взревел раненым тюленем:

— Ах, ты степняк хитрожопый! А ржавчину с моих ятр не желаешь получить?

На лице Абрахама появилась злорадная усмешка.

— Что, совсем заржавели? — с притворным сочувствием поинтересовался он. — То-то мне казалось, будто у тебя при ходьбе что-то дребезжит. Зная тебя, можно было предположить, что это не монеты в мошне звенят.

— Не тебе судить о моих ятрах, хазарское ничтожество, — ответил Финн с широкой зловещей улыбкой. — Наши северные ятра выплавляются в такой жаркой печи, что твои собственные вмиг сгорели бы там… быстрее гагачьего пуха. А закаляются они на таком холоде, что, по сравнению с ним, нынешний мороз покажется летней жарой.

— Никак не возьму в толк, почему ты говоришь во множественном числе, — ухмыльнулся Абрахам. — Я слышал, будто вам, северянам, приходится делить одну пару на двоих.