Фабрика драконов - Джонатан Мэйберри

— Ну, говорят, отвага — это когда ты что-то делаешь, даже если боишься. Боишься, а все равно делаешь.

Руди опять кивнул.

— Представляю, как тебе было страшно. Ты, возможно, очень боялся, но все равно выслал нам ту информацию.

Мальчик промолчал.

— Зачем ты это сделал?

— Вопрос какой-то дурацкий.

— Почему дурацкий?

— Дурацкий, потому что я должен был это сделать.

— Зачем ты должен был это сделать?

Мальчик молчал. Глаза у него увлажнились.

— Так зачем? — снова спросил Руди.

— Затем.

— Для чего?

— Потому что я боюсь.

— Чего боишься?

На глаза мальчика навернулись слезы, он снова насупленно отвернулся и долго сидел, уставясь на свое отражение. Неяркий свет отбрасывал на ту сторону комнаты тени. От этого отражение мальчика несколько искажалось, делая его старше, будто зеркало было неким окном, через которое он различал свое будущее «я». По его щеке скатилась слеза.

— Я боюсь попасть в ад, — наконец вымолвил мальчик.

Руди помолчал.

— В ад? Почему? С чего вдруг тебе в ад?

— Потому что я злой, — тихо ответил мальчик.

Глава 111

Чертог мифов.

Вторник, 31 августа, 2.22.

Остаток времени на Часах вымирания:

33 часа 38 минут (время местное).

Геката с Парисом растерянно стояли в окружении созданных ими чудес, чувствуя, что мир вытянули у них из-под ног, будто коврик.

— Менгеле? — прошептал Парис. — Я не… — Он покачал головой, не закончив фразу.

— Что, все еще не усвоил? — блеснув глазами, спросил Сайрус. — Все, что я ни делал, было направлено к одной цели: очистить мир от скверны. Завтра я запущу кодовую команду агентам по всему миру. Одни займутся раздачей бутилированной воды, другие выпустят в водохранилища патогены, третьи запустят компьютерные вирусы, которые разбомбят Центр контроля заболеваний и другие организации. Одним движением запустится процесс, который уже не остановить. Ничто не остановит патогены, внедренные в гнездилища посконных народов.

— Посконных народов, — машинально повторила Геката. Она была как будто не в себе, глаза остекленели.

— А… з-зачем? — чуть запнувшись, произнес Парис. — Зачем такое… делать?

— Чтоб завершить работу, которую начали вот уж больше полувека назад мы с Отто. Так моего товарища звали в детстве дворовые мальчуганы. Настоящее же, исконное его имя — Эдуард Вирц. Главврач всего лагеря. Бывший мой начальник. Да, Отто? — Сайрус хохотнул.

— Ну, это только тогда, — заскромничал австриец. — Ваш отец был и остается истинным бриллиантом, столь же сияющим и твердым. Когда он еще молодым шарфюрером прибыл в лагерь, я уже тогда оказался покорен его видением, его глубиной. Дни у нас проходили в работе над заключенными, а вечерами мы засиживались допоздна, суммируя свои исследования, — все время на подъеме, все время в радостном волнении оттого, какое направление все это обретает и какие возможности нам открываются. Мы осуществляли работу, которой суждено было воплотить живую мечту евгеники. Но и тогда мы понимали, что имеющиеся у нас в распоряжении научные методы неадекватны нашим задачам. А потому мы планировали. Мы собрали группу ученых и единомышленников, которые должны были продолжить дело, идущее куда дальше, чем задумывал фюрер, когда начинал войну. В том, что Германия войну неминуемо проиграет, мы с вашим отцом не сомневались с самого начала. Но не в том дело. Наш план нового миропорядка простирался куда дальше, чем амбиции одной отдельно взятой нации.

— И мы знали, что делать, — перехватил нить повествования Сайрус. — Мы наняли шпионов, чтобы держать под колпаком всех, кто делает работу, так или иначе способствующую нашему делу. Не одних лишь немцев, а и русских, и американцев. И даже евреев. Всех, кто осуществляет прогрессивные исследования. Когда ход войны стал складываться не в нашу пользу, наш друг Генрих Хекель тайно вывез материалы всех исследований из страны. К сожалению, впоследствии он перенес несколько инфарктов и инсульт, так что не сумел передать нам, где именно хранится тот архив. Но и тогда мы не дрогнули, не остановились. Мы создали «Конклав» — законспирированную сеть из ученых, шпионов и наемных убийц; такую, какой не видел мир. Даже и сегодня щупальца нашего славного спрута проникают в каждую страну, в состав каждого правительства. Взять вашего патрона, Сандерленда… Его брат — член «Конклава». В членах состоит и тот, кого вы зовете Гансом Брукером, — егерь по найму для ваших охот. Брукер — продукт нашей программы клонирования, наряду со многими другими, разделяющими уникальный, нажитый подкоркой опыт.

При этом Сайрус метнул взгляд на Конрада Ведера, но тот сейчас смотрел в другую сторону. Он следил за Тонтоном, который осторожно, бочком продвигался к внутреннему телефону на стене. Еще два шага, и надо будет в детину стрелять.

Парис покачал головой.

— Это все… просто не умещается в голове. Зачем? Что тебе лично даст убийство такого множества людей?

— Мне? — Сайрус усмехнулся. — Перемену. Волна вымирания напрочь сотрет всех небелых. Поголовно. А из белых те, кто выживет, вынуждены будут бороться за право господствовать и переустраивать мир.

— Да ты, блядь, рехнулся! — взревел Парис. — Вы оба! Вы что, хотите ни за что ни про что угробить десятки миллионов?!

— Мелко ты плаваешь, — вздохнул папик. — Зачем миллионы? Миллиарды! Миллионы-то мы уже угробили.

— То есть… То есть как это?

— Волна вымирания — это не первая наша попытка, — пояснил Отто. — Если учитывать более скромные потуги, то это уже наша девятая фаза. Самым большим успехом, мне кажется, была шестая.

— Ну да ничего, — успокоил соратника Сайрус. — Сейчас-то недочеты мы исправим. С лихвой.

— А что было на шестой фазе? — задала вопрос Геката.

Отто, моргнув, горделиво выгнул шею — чисто гриф.

— Ваш отец взял за основу болезнь, проявившуюся у нескольких шимпанзе и макак-резусов, и усовершенствовал, чтобы она срабатывала на людях. Ее он в конце семидесятых запустил для эксперимента в нескольких взятых на пробу ареалах обитания небелых. Так хорошо, как мы хотели, она поначалу не взялась, но зато аукнулась в восьмидесятые.

— Вот так! — Парис заметно побледнел. — Вы говорите о СПИДе? Боже правый.

— ВИЧ будет все-таки правильнее, — подкорректировал Отто. — Но в целом да. Она была привита гомосексуалистам США и Канады; плацдармом же была выбрана в основном Африка. И оказалось очень даже ничего.

— Вы безумцы.

— Что ты мне все «безумцы», «безумцы», — обиделся Сайрус. — Лично у меня, допускаю, действительно иногда перемыкает, но если будешь обзываться, возьму и руки тебе поотрубаю.

— Почему ты нам раньше об этом не рассказывал? — спросила Геката.

Сайрус пожал плечами.

— Ждал, покуда вы созреете. Мы-то надеялись, что у вас прорежутся те качества, которых мы ожидали. Мы же их в вас встраивали.

Губы Гекаты приоткрывались по мере того, как в ней оседал смысл этих слов.

— Так мы, получается, часть твоего эксперимента?

— Все, что я делаю, направлено на служение Новому Порядку.

Парис, расширив глаза, поперхнулся: сказанное дошло и до него.

Геката задумчиво оглядела свою белую гладкую руку.

— Сколько я себя помню, мы всегда были особенные. Космические дети… все такое. А получается, мы часть программы новой породы. Расы высших существ.

— Всего лишь выведения новой породы, — опять поправил Отто. — Давайте называть вещи своими именами.

Парис, резко повернувшись, побежал в кусты, спугнув при этом крылатого змея, который с шипением сорвался с сука.

— Я всегда говорил, что у него нутро слабое, — сказал Сайрус Отто, который не замедлил согласиться. — Слышишь, Парис? — обратился он к кустам. — Мы уже лет пятнадцать как поняли, что ты слабак. Наглядное свидетельство, что программой разведения ничего толком не решишь. Сколько генетикой ни манипулировали, сколько силы и ума в тебя ни вкачивали, а ты все равно рохля. Вот почему так важны сигомы.

— Сигомы? — эхом откликнулась Геката. — Ты о том похожем на тебя мальчишке, которого мы как-то видели в «Деке»? И кажется, еще одного, на него очень похожего. Да-да, я точно помню. Они что, твои сыновья?

— Никаких сыновей. Дети, как я убедился, сплошное разочарование.

— Тогда что же?

— Он-то? Он — это я, — обыденным голосом ответил Сайрус. — Потому я и зову его «сигом». И его, и всех остальных. Акроним такой.

— Какой? — опешила Геката.

— Сие имя гоминида, однозначного мне, — выдал папаша.

У Гекаты округлились глаза. Все становилось ясно.

— Они твои… клоны?

— Да, — величаво кивнул Сайрус. — И у меня их множество. Целое семейство. Клоны с трансгенными улучшениями. Высшие создания. Они зададут начало новой расе. Расе, что проявится из хаоса после того, как Волна вымирания очистит мир.