Фабрика драконов - Джонатан Мэйберри

Джонатан Мэйберри

«ФАБРИКА ДРАКОНОВ»

Посвящается Рэнди и Фрэн Кирш, Чарли и Джине Миллер, Франку и Мэри Лy Сесса и моему брату по крови Артуру Меншу.

И неизменно моей возлюбленной Саре Джо.

Слово признательности

В исследовательской работе и создании этой книги мне помогала целая плеяда сердечных и истинно талантливых людей, каждый из которых заслуживает благодарности. Это мой агент из «Харви Клингер» Сара Кроу; мой редактор Майкл Хомлер, так же как и я помешанный на поп-культуре; все в «Сен-Мартинс пресс»; Юлия Кац, оказавшая помощь с русским языком, и Алоис Лон — с немецким; члены Международной группы писателей-детективщиков, Ассоциации авторов ужастиков и американских писателей детективных романов, которых я благодарю за неустанную моральную и прочую поддержку; Майк Вицгалл с его пространными консультациями по оружию и приемам рукопашного боя; моя спетая компания по «Клубу выдумщиков» в лице Грегори Фроста, Джона Маккоргана, Денниса Тафойи, Кита Странка, Дона Лафферти, Келли Симмонс, Уильяма Лашнера, Мери Джонс, Мери Ламбры, Эдда Петита, Лоры Шрок и Л. А. Бэкнса; Мишель Сицилия из Департамента внутренней безопасности; Тифф и Шмидт, Нэнси Кайм-Комли и Рэйчел Лавин (редакторская помощь); кафе «Старбакс» в Верхнем Саутгемтоне, штат Пасадена, где я написал почти всю эту книгу, и Аксель Алонсо из «Чудо-комиксов».

Неоценимо важную техническую информацию для данной книги предоставил целый ряд генетиков мирового уровня (любые ошибки здесь — исключительно вина автора); доктор Янру Чен-Цай, директор «Трансгеник ресерч фасилити» и замдиректора Стэнфордского онкологического центра; доктор Яннис Драгастис, доцент кафедры физиологии университета Теннесси; доктор Лоренс Бужон из отделения клеточно-молекулярной биологии (модель CMMI) факультета естественных наук лондонского Империал-колледжа; доктор Г. Томас Кальтажироне, президент компании «Аптаген»; доктор Аурора Бердс Коннор, директор центра изучения трансгенных мутаций «Риппель Маус» и директор по предклиническим исследованиям мышей для института Коха по совокупному изучению раковых опухолей МТИ.

ПРОЛОГ

1

НЕДЕЛЮ НАЗАД

Можно сказать, что Отто Вирц — второй по значимости массовый убийца в мировой истории. В сравнении с ним Гитлер, Сталин, гунн Аттила и даже Александр Македонский — жалкие шалопаи и позеры, недостойные держать возле Отто свечку для подсчета оставленных им мертвых тел.

Уступал он, пожалуй, только Сайрусу Джекоби.

Это имя — псевдоним, а настоящего у него, по сути, и не было. Как и Отто, Сайрус был чудаковат. Как и Отто, Сайрус являлся монстром.

С неделю назад я о них и не слышал, как, собственно, и все остальное человечество. Тогда они не значились в списках Интерпола, их не разыскивали мировые правительства, их имена не звучали в бросаемых наспех проклятиях и гневливых молитвах нигде на планете Земля.

Тем не менее вместе они сотворили больше злодеяний, чем кто-либо за всю историю. Сообща они неброско и тихо истребили десятки миллионов людей.

Усаживаясь поздним вечером за ужин, эта парочка не размышляла о прошлых достижениях: истинный атлет и чемпион не думает о том, как он пришел к финишу. Для них суть всегда составляло дальнейшее, то, что случится вскоре. Неделю назад — за семь дней до того, как я впервые о них услышал, — Отто Вирц поместил на стену большие электронные часы, прямо над причудливого вида рабочей станцией, перед которой они с Сайрусом засели с утра пораньше. Часы установили на обратный отсчет времени. Отто выставил цифру 10 080. Десять тысяч восемьдесят минут. Сто шестьдесят восемь часов. Семь дней. Одна неделя.

После нажатия кнопки «пуск» Отто с Сайрусом звонко чокнулись фужерами с «Перье Жуэ» — самым дорогим в мире шампанским, шесть с лишним тысяч долларов за бутылку.

Неспешно смакуя искристый напиток, они улыбчиво наблюдали, как истекают первые шестьдесят секунд, затем еще и еще.

Часы вымирания были запущены.

2

СЕЙЧАС

Я стоял скорчась в темноте, весь в крови, внутри что-то явно сломано. А может, и в голове.

Вход был загорожен тем, что попало под руку. У меня осталось три патрона. Три пули и еще нож.

Дверь содрогалась под громовыми ударами — понятно, что долго не продержится. И тогда ворвутся они.

Где-то дотикивают свое Часы вымирания.

Если я все еще буду находиться в этой комнате, когда стрелка остановится на овальчике нуля, людей погибнет больше, чем во время Великой чумы и всех пандемий, вместе взятых.

Я рассчитывал, что смогу их остановить. Я должен их остановить. Или я, или никто.

В том, что я оказался здесь так поздно, моей вины нет.

Они нас преследовали, морочили голову, заставляли бегать по кругу — и к тому моменту, когда мы поняли, что нам грозит, часы уже заканчивали обратный отсчет.

А мы старались. За истекшую неделю след из тел протянулся за мной из Денвера в Коста-Рику и на Багамы. Некоторые из них выглядели как люди, другие… черт, мне даже в голову не приходит, как их назвать.

Грохот становился все сильнее. Дверь уже шаталась, гнулись ригеля. Интересно, что не выдержит первым, замок или петли, прежде чем они с воем ворвутся сюда? И тогда я окажусь с ними наедине, лицом к лицу.

Как же больно, и кровь идет не переставая.

У меня три пули и нож.

Выпрямившись, я повернулся лицом к двери — пистолет в левой руке, клинок в правой — и улыбнулся.

Что ж, пусть заходят.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОХОТНИКИ

Ничто не сравнится с охотой на человека; те, кто долгое время занимался охотой на вооруженных людей и вошел во вкус, с той поры ни о чем ином уже не помышляют.

Эрнест Хемингуэй. На голубой струе.

«Эсквайр», апрель 1936 г.

Глава 1

Кладбище Святого Искупителя, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 8.04.

Остаток времени на Часах вымирания:

99 часов 56 минут.

— Детектив Леджер? — спросил он, предъявляя раскрытое удостоверение. — Департамент внутренней безопасности.

— А как оно пишется, через «а» или через «о»?

Гранитную глыбу лица не тронула даже тень улыбки. Ростом он был с меня (а я, надо сказать, не из мелких); трое же громил рядом с ним выглядели, пожалуй, еще крупнее. Все как один в темных очках, на груди звездно-полосатые значки. Ну почему подобное всегда происходит именно со мной?

— Прошу вас следовать с нами, — сказал Глыба.

— Зачем?

Мы стояли на парковке кладбища Святого Искупителя, в Балтиморе. Я держал в руках ярко-желтый букет нарциссов и бутылочку с водой. В заднем кармане джинсов под рубахой внапуск — пистолет. Раньше я никогда не брал с собой пушку на могилу к Хелен, но за последние несколько месяцев многое изменилось. Жизнь пошла сложная, так что не расставаться с оружием круглые сутки семь дней в неделю вошло в привычку. Даже здесь.

Взвод громил — трое праворуких, один левша — был определенно упакован: различались характерные вздутия под ладно сидящими костюмами. Левак в этой стае был, пожалуй, самым крупным — лось с накачанными плечами и носом, по которому в свое время хоть разок, да врезали под любым из возможных углов. Если встреча добром не кончится, самым ретивым определенно окажется он, а те двое, что от него по бокам, будут наседать, удерживая дистанцию, — вежливые ребятки. Сейчас они стояли метрах в пяти, все как один в расстегнутых пальто. На элеганте.

— Просим вас пройти с нами, — повторил Глыба.

— Вы же слышали, я спросил: зачем?

— Прошу вас, детектив…

— В общем-то, по званию я капитан, — с нарочитым холодком, хотя и улыбчиво, заметил я.

Он в ответ промолчал.

— Желаю приятно провести время, — сказал я, собираясь повернуться.

Тут на плечо мне легла рука стоявшего рядом с Глыбой Лося — того, с перебитым носом. Остановившись, я молча прошелся взглядом по его лапе, затем по физиономии. Руку он при этом не убрал. Их здесь четверо, я один. Возможно, Лось таким образом показывал свои опрятные манеры — у ребят из ДВБ принята эта нарочитая обходительность: демонстрация собственной крутизны; знак того, что любезность может превратиться в свою противоположность. На многих это производит впечатление. Не знаю, насколько тщательно они навели обо мне справки, но, судя по тому, как беспечно этот клоун возложил длань, знали меня плохо.

Я легонько постучал букетом по его запястью:

— Вы позволите?

Руку Лось убрал, но при этом угрожающе надвинулся:

— До вас, видно, не доходит?

— Что именно? — Я улыбнулся. — Что здесь непонятного?

— Внутренняя бе-зо-пас-ность, — чуть скривив в улыбке рот, выговорил он со значением.