Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Хотя Миухетти прекрасно понимала, что всё у неё из рук валится оттого, что Автолика дома нет. И ему теперь не сладко было на службе. Приезжая в Пер-Бастет, он здесь как на крыльях летел.

Одному Маи привольно жилось на сельских просторах. Кот одичал, совсем от рук отбился. Повадился гусят таскать из домашнего птичника. Хозяйкой признавал одну Миухетти, да и её то и дело царапал.

Потому она стала увещевать хвостатого, ведь поговорить по душам ей сейчас толком и не с кем было:

— Как ты себя ведёшь! Ты же из благородных! Вот, погляди на предков своих!

Миухетти указала на картину, которая украшала стену напротив неё. На ней был изображён прежний хозяин Мерихор. Вельможа охотился на уток в зарослях тростника, стоял на лодке, а у ног его сидел пятнистый ловчий кот — один из предков Маи. А позади приёмного отца художник изобразил совсем юную девушку с букетом водяных лилий в руках.

Сейчас эта самая девушка невольно опустила взгляд — внизу на стене виднелся её детский рисунок. Всё ещё можно было различить картинку, которую углём нарисовала Миухетти в тот самый первый год, когда Мерихор привёз её сюда с Крита.

Мышь, одетая как знатная дама, в парике и пышном платье, восседала на кресле. А прислуживали ей две кошки. Одна подавала на блюде горку зерна, другая обмахивала мышь опахалом.

Как только Мерихор увидел её рисунок, так не только наказывать не стал, а распорядился никогда эту часть стены не штукатурить.

Вот как в жизни бывает, а ведь у её приёмного отца были и жена, и родные дети, но он пережил их всех. И остался совсем один в возрасте не таком уж и преклонном.

Он не взял новую жену, и не надеялся произвести на свет новых наследников. Завещал имущество приёмной дочери, чужеземной девочке.

Кот оказался плохим собеседником, норовил спрыгнуть с коленей и сбежать по своим кошачьим делам. Миухетти вздохнула, осторожно стянула с коленей накидку. Маи только обрадовался свободе, вмиг соскочил с коленей хозяйки, даже хвост распушил.

Да, не ко времени вспомнила Миухетти о прошлом, не время печалится и предаваться горьким мыслям. Ведь сегодня праздник Бастет. Потому и следовало ей почтить богиню, что даёт и красоту, и любовь, и здоровье, а главное потомство.

Приготовила она подарки для храма, чтобы умилостивить богиню. Мёд, вино, кувшинчики с ароматическими настойками и ожерелье из аметистовых бусин. И несколько корзин, наполненных цветами. Вот цветы никогда не подводили землевладелицу, исправно давали урожай, росли в поместье в изобилии. Такие подарки были по сердцу любой женщине, хоть богине, хоть смертной.

— Госпожа! Опаздываем уже! Торопиться надо! — Тамиут, её первая помощница в делах имения, дородная и немолодая уже, уговаривала госпожу побыстрее заканчивать красоту наводить, и отправляться в паломничество.

Миухетти подобрала пышный подол плиссированного платья, и обе женщины направились к лодке.

Сегодня в Дом богини, Пер-Бастет, съезжались жители со всех краёв Страны Реки, а сам город и его храм проживут весь следующий год, вспоминая нынешний праздник и готовясь к новому. Итеру-аа, Великая Река разлилась. Многие улицы Пер-Бастет стали каналами и заполнились лодками богомольцев.

Наступило время веселья, когда бессмертная Кошка, ба Великой Исет[126] обещает людям любовь и радость, а они должны веселиться в её честь. Лодки всевозможных видов и размеров, плыли сейчас по Реке. Люди богатые и бедные соревновались в украшениях лодок. У кого узорчатый навес, у кого цветные ленты. И у всех цветы, целое море, в венках и гирляндах. Цветы украшали борта и мачты, от них шёл божественный аромат, который должна была услыхать даже богиня.

Слух великой богини услаждала и музыка. Флейты, бубны, трещотки, систры, мужские и женские голоса сливались в огромный хор, который двигался сейчас по реке к главному храму. Благоухающие, наряженные в лучшие одежды и украшения, весёлые паломники пели священные песни в честь Бастет.

Сельские женщины вызывали городских на словесный «бой», во время которого каждая из сторон похвалялась своей красотой и отпускала обидные шуточки в адрес соперниц. Некоторые при этом задирали подолы, вертелись и плясали, демонстрируя прелести. Оказавшихся на празднике чужеземцев это шокировало.

Нелегко кого-то расслышать в этом хоре, но можно и знакомых встретить, тех, кого месяцами не видишь. Миухетти заметила, как одна из лодок развернулась и направилась к ним. Её владелец приветливо махал ей, изо всех сил пытался перекричать поющую толпу.

Лодка приблизилась. Её хозяин, Хнумхотеп, начальник над всеми мастерским художников Пер-Бастет, радостно приветствовал Миухетти. То ли потому, что настоящий художник не может быть равнодушным, когда видит красивую женщину. То ли потому, что считал себя немного соплеменником Амфитеи. Ведь один из его далёких предков когда-то покинул Крит и отправился искать счастья в Стране Реки. Покинуть дом его заставил тот давний потоп, после которого и стал клониться к закату остров подданных Миноса. Талантливый художник вскоре обосновался на новой родине, завёл семью. А его потомки в каждом поколении наследовали талант мастера-прародителя.

Здесь, в родном городе Мерихора происхождение его приёмной дочери не было тайной почти ни для кого, разве что для приезжих. Это никак не сказалось на отношении местных жителей к ней. Её никогда не отделяли от своих, но художник оказывал её особое благорасположение. Его тут называли «другом кефтиу и акайвашта». Он оказывал гостеприимство и тем и другим. В его доме нередко останавливались заморские купцы, привозили ему микенскую и критскую роспись, он ей восхищался, видать кровь предков бередила чувства. Собирал целые картины на наборных липовых досках и часто сетовал, что канон ремту слишком строг и хочется ему чего-то иного.

Миухетти всегда удивлялась таким речам и отвечала, что даже во дворце своего деда не видела столько красок, нежели здесь. А он с ней спорил, что дело не в буйстве красок и ничего она не понимает. Она соглашалась, что да, не понимает. Видела — художника легко обидеть.

— А вы дальше нас живёте, но раньше выехали и чуть не опередили! А всё из-за моих кошечек! Прихорашиваются да наряжаются, думал, до вечера не соберёмся, — Хнумхотеп указал на двух дочерей, совсем ещё девчонок.

Они тут же захихикали. Миухетти через силу улыбнулась. Ей сейчас захотелось вернуться назад и стать такой юной, как дочери художника. Не знать ни забот, ни горя. Хотя её беззаботные годы отнял Тесей. В том же возрасте она не была такой же беспечной, как эти юные девицы.