Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

поистине велик». Это раздражало. Он теперь стыдился собственной слабости, когда три года после Кадеша и слышать не хотел о новом походе.

Но всё же пришли успехи. Он так никогда и не узнал, что это Меченра сам позволил ему их достичь. Менна не дал узнать и в кои-то веки смог скрыть слова Ассуапи даже от Пасера.

Менна находился здесь же, на ладье, вместе со стражей шардана.

Позади ложа неподвижно, будто статуя, замер Автолик. Ныне он приближен к фараону сильнее других. А причина тому — ночной бой под стенами Тунипа, когда осаждённые устроили вылазку и добрались до самого шатра Величайшего. Рамсес сражался тогда в одной набедренной повязке. Вот тогда, а вовсе не при Кадеше, он остался почти в одиночестве, окружённый врагами. Многие верные пали и лишь Автолик прикрывал спину повелителя. Вдвоём против многих они смогли продержаться до прибытия Менны с помощью.

Рамсес был благодарен. Он умел быть благодарным. Автолик щедро награждён, помимо этого ему обещано исполнение любой просьбы.

Обещано и Менне. Кое-что.

Некоторое время назад Рамсес думал, что Верховный Хранитель уже угомонился. Тот не вспоминал про Таруису пару лет. Да и если бы вспомнил, Величайший просто отмахнулся бы. Его ум занимали куда более важные вещи. Менна ждал. И вот когда на путях Хора наметился перелом в пользу Священной Земли, Менна вновь принялся подбивать клинья. Поначалу Рамсес не скрывал неудовольствия от его речей, но друг детства был на этот раз очень осторожен, дипломатичен. Тщательно, подолгу подбирал нужные слова. Чтобы каждое разило точно в цель.

Когда Рамсес осознал, что не находит слабых мест в рассуждениях Менны, он подумал, что тот, кажется, действительно всё больше начинает походить на своего брата.

Все уши ему Верховный Хранитель прожужжал. О том, как хорошо идут дела, но как они могут пойти ещё лучше. О том, какие малые усилия следует приложить и какой большой успех может быть достигнут. Успех, успех — это слово стало звучать в шатре фараона всё чаще.

Просто не надо больше посылать к акайвашта идиотов.

Сейчас Верховному Хранителю стало сложнее говорить о Таруисе с повелителем. Автолик слишком часто стал торчать безмолвной статуей за спиной фараона. А что ещё хуже — в один не очень прекрасный день Аменеминет с раздражением узнал, что повелитель ведёт с этим возвышенным неудачником беседы. А о чём — Сессу помалкивал.

О чём можно говорить с простым стражем, да ещё и чужеземцем? Фараону никогда прежде не приходило в голову заговорить с Сиваналой или Тарвейей. Да даже с «Храбрейшими» из числа ремту, Нибаменом, например, который ныне также возвышен. Впрочем, они плохо говорили на языке ремту. Ирония в том, что это же можно и про Нибамена сказать. Головы проламывать он горазд, но способностью говорить речи его благие нетеру обделили.

А этот, бывший собутыльник, вообще говорит очень складно. Любят его послушать. Сам же Менна и любил, чему теперь немало досадовал.

Вот уж свалился на голову страж-златоуст. Звучит, как насмешка, как шутка.

Менне всё чаще она начинала казаться не смешной. Он узнал, что Автолика привечает Пасер. Это уж совсем скверно.

Однако вода камень точит и Рамсес всё же мало-помалу, но склонялся к тому, что блажь своего бывшего возничего можно и удовлетворить. Не радовало то, что тот выпрашивал себе дозволение лично отправиться в земли акайвашта. Не радовало, но фараон и с этим постепенно свыкся.

«Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам».

— Мне нужно два года, — говорил Менна.

С Пентаурой он подсчитал, сколько потребуется затрат на всё предприятие. Да, куда больше, чем в прошлый раз. Но, если хочешь сделать что-то хорошо... Ну и так далее.

В общем-то, война на востоке всё равно выходила куда дороже. Нет, Аменеминету не нужно войско. Разве что шардана, они терпеть не могут Таруису и это очень хорошо. Нужно золото. Нужна добрая бронза. В землях акайвашта она, кстати, дешевле, ибо прямо туда упираются оловянные пути. Но, как бы то ни было, царь акайвашта всё же не сравнится богатствами ни с Та-Кем, ни с хета и, хотя доспехи и оружие в его стране весьма неплохи, но имеют их лишь немногие высокородные. Нужно больше. Та-Кем может предоставить их. В Джахи, Ра-Тенну, Амурру взята богатая добыча. Добрые панцири. Можно дать их акайвашта. Убудет ли от нас? Да не существенно. Менна всё подсчитал.

Рамсес слушал, где-то кивал. Думал.

Он слушал и своего внезапно разговорчивого стража.

Тот вещал иное. Дескать, хета устали, они хотят мира. Да, устали, но сие не значит, что они сломлены. Не значит, что надо просто поднажать и добить. Нет, они сильны. Но устали.

Он, Атарик, Автолик, знает высокородных, которые хотят мира. Сам Меченра размышляет о том. Он, Атарик, может привести свидетеля, который говорил с нечестивым царём, свидетель подтвердит.

Нет, до свидетеля не дошло. Рамсес был в походах, Ассуапи дома. Менна сделал всё, чтобы врач никогда не был принят повелителем.

Со свидетелем не срослось. А потом Меченра умер. При дворе даже устроили по сему случаю пир. Не слишком большой, но всё же.

Пасер, который стал всё чаще обращаться в Величайшему с речами, едва ли не слово в слово совпадавшими с теми, что говорил Атарик, продвигал мысль, будто с наследником Меченры, возможно, лучше будет заключить мир.

Этот призрак мира как будто бы даже начал обрастать плотью, но так продолжалось совсем недолго. Шпионы донесли, что новый царь хета весьма воинственен.

— Он хочет продолжать? — хищно оскалился Рамсес, — ну, стало быть, продолжим.

Он, наконец, согласился с Менной.

Сейчас, когда они возвращались из-под стен Аскаруни, уже было всё решено. Но Автолик об этом не знал. Пусть лучше своё место знает. Милость Величайшего уже в том, что чужеземцу дозволено вести беседы с фараоном. Не всякий чужеземец такого удостоен.

Когда фараон вступил в Священную Землю, время как будто ускорило свой бег и вот уже показались стены Пер-Бастет. Здесь Величайший намеревался ненадолго задержаться. Великий праздник, как-никак. Надо почтить богиню.

Флотилию встречало множество лодок, украшенных цветами. Фараона с головой окатила волна народного ликования. Знал ли он, что простолюдины меж собой называли его так же, как дозволялось лишь Верховному Хранителю? Если раньше не знал, что вот теперь услышал.

— Сессу! Сессу! — неслось со всех сторон.

— Да живёт вечно Величайший!

«Нейти» двигалась к пристани, напоминая могучего зверя пахема, плывущего посреди стаи уток. Простолюдины и даже высокородные простирали к Величайшему руки, надеясь