Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Когда он пришёл на рынок, торговля была уже в самом разгаре. Купцы изо всех стран, далёких и ближних, из великих царств, и торговых городов собирались сюда. Ведь Вилуса стояла на торговых путях, которые шли с севера на юг, находилась как бы посередине пути между Янтарным берегом и Страной Реки. Казалось, не было на свете вещи, которая не продавалась здесь. Иной раз было непонятно, стоило ли везти товары в такую даль. Нет, нужда в них всегда находилась, прибыль они приносили исправно.

С далёкого севера, с берегов холодного моря, на юг везут янтарь. Но не одним солнечным камнем богаты дальние края. Мёд и меха везут сюда отважные купцы, что рискуют добираться до диких краёв. Неважно, что где-нибудь в Угарите нет нужды в меховой одежде. Не из-за холода покупает торговец роскошную волчью шкуру. Она станет украшением богатого дома где-нибудь в Тире или Пер-Рамсес.

Да, Хастияр мог долго бродить по торговым рядам, и, в конце концов, покупал себе что-нибудь диковинное. Правда на проверку вещь оказывалась бесполезной, только занимающей место.

Так у Хастияра уже лежала дома замечательная медвежья шкура, он и представить не мог, что эти зверюги вырастают до таких внушительных размеров. Увидел её на рынке, и не смог устоять, купил. Дома рассмотрел, да и порадовался, что он человек богатый, может тратить деньги на собственные прихоти. В итоге медвежья шкура висела на стене, рядом с ней место заняли ещё две шкурки пушистых зверьков, похожих на лис, только белого цвета с серым отливом. Это добро он решил подарить Хаттусили, как только будет такая возможность.

А вот куда девать янтарь, он и представить себе не мог. Янтаря он накупил много, собралась целая шкатулка. Всех оттенков, от бледно-жёлтого до тёмно-коричневого, прозрачный и тусклый. И в каждом камешке застыла на века, то муха, то комар, а порой просто цветы и обрывки листочков.

Янтарь можно было при случае домой отослать, в Вилусе он стоил значительно дешевле, чем в столице. И жена должно быть обрадуется драгоценным камням.

Хотя, нет. Аллавани терпеть не могла всяких комариков, мошек и иную летающую живность. И вряд ли захотела бы носить украшения с навечно заключёнными в них мухами. Ещё бы и решила — а не повредился ли умом мой супруг?

— Соль! Соль! Самая лучшая! Белая, как снег! — кричал торговец-северянин, одетый в кожаную безрукавку, на груди у него висел бронзовый амулет в виде летящего лебедя.

— Чистая ли у тебя соль, без песка? — спросил у него купец из Угарита.

— Я же говорю, как снег, — подтвердил северянин.

— Да он, верно, снега никогда не видел, — сказал Хастияр.

— Обижаешь, уважаемый. Снег я видеть, не видел, но рассказывали, — угаритянин протянул руку с мешком с солью и попробовал её на вкус.

— Да что же у вас, в Угарите, соли нет? — Хастияру стало любопытно их послушать.

Говорили оба купца на здешнем языке, так как были в Трое частыми гостями.

— Такой нет, — ответил ему северянин.

Угаритянин медленно разжевал маленький комочек соли и поморщился. Соль как соль, ничего особенного.

— Э, с таким товаром тебе надо дома торговать, нечего в такую даль было ездить, — сказал купец из Угарита, — вот, гляди, что я в этот раз привёз!

Он раскрыл мешок, который висел у него на плече и достал настоящую диковину из далёкой страны. Это было опахало, работы мицрим. Четыре прекрасных белых пера, прикреплённых к деревянной ручке.

— Видишь! Вот это птица! С человека ростом, но летать не летает, — угаритянин развернул опахало, чтобы получше разглядел будущий покупатель.

Северянин только руками развёл в восхищении. Да, подобного чуда в его краях отродясь не бывало.

— Есть ли у тебя на обмен что-нибудь, хоть сколько-нибудь подобное? — спросил он у северянина.

— У меня и получше твоего есть!

С этими словами он обернулся к вещам, сложенным у его ног. Порывшись в мешках, северянин достал и вовсе чудесную вещь. Голову с огромными рогами. Череп зверя был тщательно вычищен, и шкура просолена, так что не смердела. А рога были воистину прекрасны. На северную диковину тут же здешний народ поглядеть сбежался.

— Это лось, — сказал северянин, — у вас таких никогда не водилось, а?

— Меняемся? — тут же предложил ему купец из Угарита.

Северянин согласно кивнул, прикоснувшись к своему лебединому амулету. Так диковина с севера и диковина с юга сменили владельцев. И отправились искать новых хозяев, что будут искать не пользы, а чуда. И готовы приобретать вещи, которые на их родине и даром никому не нужны.

Но не только удивительные и бесполезные вещи продавались на рынке Вилусы. Красивые безделушки были лишь малой частью. С севера везли слитки олова, золота и серебра. С юга бронзовые топоры, мечи и кинжалы. А также всё, что нужно в доме — медную и глиняную посуду, ножницы, иголки. Вилуса не была лишь одним торговым перекрёстком. Здешние жители продавали заезжим купцам хлеб и рыбу, множество глиняных горшков и кувшинов всевозможного вида и предназначения. А также шерстяные ткани, сотканные троянскими мастерицами.

Хастияр не заинтересовался этими нужными и полезными товарами. Он прошёл насквозь торговые ряды и отправился к берегу. Здесь, вдалеке от купеческих кораблей, он нашёл пустынный кусок берега. Иногда он таскал с собой тяжеленный мешок с глиняными табличками и здесь, на маленьком пляже читал, но куда чаще ничего не делал, просто смотрел в небо и думал.

Ветер гнал волны к берегу, они плескались, разбиваясь у самых ног. Словно подчиняясь шуму прибоя, в голове крутилась одна и та же мысль. Хастияр пытался думать о чём-то ином, но не мог. Словно волной захлёстывала обида на нового царя, разочарование в собственных целях, и неверие в то, что однажды жизнь изменится к лучшему.

Его попытки объяснить всем, даже собственному отцу и новому лабарне то, что со Страной Реки надо бы мириться, окончились ничем. Никто не поверил, что примирение возможно, что и там найдутся люди, которые понимают безнадёжность войны равного с равным. Слишком давно шла война, слишком застарела ненависть.

Да и бесконечное безделье в Вилусе стало утомлять хуже иного сложного дела. На какие перемены к лучшему можно надеяться? Нет, пока он в опале у царя, ожидать ничего хорошего не приходится.

Отец пишет — надо ждать, сиди в Трое пока и жди. И сам он не в столице. После возвращения из посольства теперь живёт в Аринне. «На заслуженном отдыхе». Так Урхи-Тешшуб теперь ссылку именует. И чего ждать, непонятно. Да и