Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

вы все лесом. – Послав от себя и от греха подальше всё своё начальство, а сейчас эту настырную девушку, направившую свой ход на выход из кафе, официант вроде как Антон, выдвинулся в сторону кабинета директора, чтобы поговорить с ним на равных, как гражданин с гражданином. И раз так и его больше ничего не сдерживает, то он будет по настоящему откровенным с директором кафе, и скажет ему в лицо, как он недоволен им и всеми тут порядками. А тот пусть только попробует возразить, официант так настроен крепко быть недовольным им, что он готов расстаться с расчётом, лишь бы только довести до сведения этого негодяя всю свою боль души и правду на его счёт; хоть и за свой счёт.

– Посмотрим, что он мне скажет, когда я к нему обращусь: «Ну что козёл, дождался?». И только пусть попробует не спросить: «Чего?». – Выдвинув вперёд челюсть, официант Антон выдвинулся в директорскую обустраивать свою дальнейшую жизнь.

А Клава, выйдя из кафе не в простом состоянии, на каком-то особенном подъёме, со своим вдохновением, которое отсеча все в ней по его мысленном уразумению ненужные мысли, оставив только ту самую, вдохновившую её, и давай её водить за собой не разбирая ногами Клавы дорог. И так пока она не натолкнулась на другую мысль. – А не пора ли мне домой? – И как ей видится по потемневшему окружению, – а небе рассыпались звёзды, – то даже очень пора. А как это поняла и решила, то для неё всё стало тревожно, и возвращаться домой было страшно.

– Может позвать кого-нибудь из знакомых? – Клава обратилась за поддержкой на сторону. Но разве она кого-то сейчас позовёт к себе, находясь в такой сложной для себя ситуации. Так что ей ничего другого не остаётся делать, как набраться мужества и сил, чтобы передвигать ноги, не дать дёру при первом же незнакомом звуке, и идти домой.

– Домой, так домой. – Тяжело вздохнула Клава и вперёд, домой.

Глава 12

Новые открытия и прозрения.

– Есть кто? – и вот спрашивается, для чего и какие цели преследовала Клава, задаваясь этим вопросом по заходу к себе домой так тихо, что, пожалуй, кроме неё этого вопроса никто и не смог бы услышать.

Хотя не будем столь пристрастны к Клаве, на которую в последнее время столько всего сложного и необъяснимого навалилось, а сейчас ей очень страшно, хоть она и оказалась у себя дома, который на неё сейчас смотрит не прежней приветливостью домашней обстановки и комфортом, а он поглядывает из каждого мало освещённого угла чужими глазами, и так и ждёт, когда она оступится, даже несмотря на то, что она здесь всё знает. Правда, она уже это своё знание не будет категорично отстаивать, интуитивно чувствуя, что в доме произошли пока для неё незримые изменения. А вот какие, то это она сейчас, вот таким интересным способом (с помощью подсказчика со стороны) и пытается выяснить.

Ну а то, что в доме кто-то побывал, то это не плод её воспалённого страхом сознания, а для этого есть и буквальные основания – Иван Павлович ведь обещался к ней заглянуть через окно в ванной. Так что вполне вероятно, что он уже заглянул, и ещё не ушёл. Вот она и рассчитывает, что на её вопрос откликнется именно он, а не кто-то ещё другой. А вероятность того, что ей в ответ будет отклик кого-то другого, – ожидаемо крайне неприятного и пугающего Клаву до нервной тряски в теле человека, – не только не меньшая, а даже большая, чем обнаружить в доме Ивана Павловича. Который хоть и обещал ей злым и ледяным голосом (а это что-то, да значит; как минимум, Иван Павлович самоуверенно на себя смотрит), что присмотрит за теми невыносимыми людьми, кто решил не давать ей покоя, но кто знает этих людей. И не окажутся они более самоуверенными и проворными людьми по сравнению с Иваном Павловичем.

И только он соберётся за этими людьми присмотреть (что это на самом деле означает, Клаве доподлинно неизвестно), как они, раз, и опередили его в этом деле, хорошенько приложив биту к его голове. После чего Ивану Павловичу и нет никакого дела до окна на втором этаже Клавиного дома, через который он собирался незаметно для этих, как оказывается, дальновидных и предусмотрительных парней-костоломов, пробраться в дом. И теперь какой ему интерес о Клаве думать, ему бы сейчас о себе подумать, что тоже уже запоздалое решение – нечем, весь мозг вытек.

И Клава, что-то подобное предполагая и, подозревая за этими людьми, – а встреченный ею в автобусе жуткого вида тип, а затем те двое в кафе, чем не подтверждение самых страшных её опасений и догадок насчёт тёмной сущности тех людей, кто так взял в осаду её дом и теперь не даёт ей и шага вступить без своего присмотра, а позволь она оступиться и не в ту сторону свернуть, – в сторону правоохранительных органов, – то они ни перед чем не остановятся, чтобы убедить её в ошибочности своих действий, – палец Тёзки отдельно от него ей пришлют, – стараясь не дышать и быть невидимо потише, на ватных ногах шла к дому. Где у неё была ещё мизерная надежда на свет в окне дома, указывающей ей на её не одинокость в этом мире, в противостоянии со всей этой тёмной силой, которая затаилась в чаще лесополосы и со зверином оскалом мрачной чащи ведёт за ней наблюдение.

Но света в окне нет, и Клаве, сглотнувшей холодного вечернего воздуха, только и остаётся, как во всём положиться на собственные силы. – А если бы свет горел, то я бы и не знала, как на него реагировать. – Подумала Клава вполне для себя резонно. Что говорило о том, что она уже устала отчаиваться, видя, как на все её не пожелания сбываются самые грустные и жестокие ожидания и не пойми кого (ясно, что проведения, а никак не человека, которого в итоге всегда выставляют за человека, кто всё это и ожидал).

И хотя в Клаве наметилась рецессия мысли, всё-таки она не самый отважный человек, и она просто боится всей этой стоящей перед ней и вокруг неизвестности. И она, чтобы сильно её не распугивать, и не давать повод ей оформиться в такую для Клавы известность, с которой она не желает иметь никакого дела (и убежать от неё не сможет), подойдя к входной двери, вначале прислушивается к происходящему в доме, а уж только затем,