Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот как только Иван Павлович, не без своих сложностей (как-никак открытое окно находилось на втором этаже и чтобы в него забраться, даже при наличии высокого роста, как у Ивана Павловича, нужно было проявить определённую сноровку и цепкость в руках) и некоторых отступлений во всякую чертовщину на словах, когда он пару раз сорвался с подоконника и прямиком задом на подмятую собой же траву, забрался в дом, а затем натыкаясь в темноте головой на дверные косяки и сами двери (он плохо ориентировался в незнакомой обстановке дома, а схемы расположения комнат у него не было), сумел-таки отыскать гостиную, то здесь-то он и решил остановиться и начать то своё дедуктивное дело, ради которого он и забрался сюда.
Так для начала он для себя сразу намечает, с чего он начнёт свою логическую цепочку по формированию образа Тёзки – с кресла твою мать. Где он демонстрирует своё отменное умение всё подмечать и на анализе данностей, по разрозненным фактам собирать в единую картину событие или поведенческий образ человека, а в данном случае бытовую предпочтительность Тёзки – определённо, вот на этом кресле Тёзка любил просиживать свой зад и жизнь вечерами. С чем он берётся за его кресло и выдвигает его в центр гостиной, чтобы прощупать свой объект изучения.
– Что ж, путём осязания послушаем, что там себе надумывал и надумал этот Тёзка. – Осмотрев кресло со стороны, подвёл итог своему поверхностному осмотру кресла Иван Павлович, принявшись снимать с рук перчатки, которые есть обязательный элемент рук людей вот такого хобби, как у Ивана Павловича. И он без них как без рук. Не может же он в самом деле прикасаться к чему бы то ни было открытыми руками. Он ведь не новичок и не какой-нибудь дилетант, чтобы оставлять за собой следы своего присутствия, по которым его можно будет запросто отыскать.
Ну а сейчас дело другое. Кресло, во-первых, если оно выполнено из матерчатых материалов, а оно здесь такое, не столь податливо для отражения на себе отпечатков пальцев, а во-вторых, Иван Павлович не любит для себя никаких ограничений во время своего обмозгования взятого им на своё усмотрение дела.
И вот как только все дела предварительного характера выполнены и перчатки положены в карман пиджака Ивана Павловича так, что они выглядывают из кармана на половину, как бы находясь в немедленной готовности быть надеты, он направляет свой ход к креслу, и с осторожностью, и с пристальным вниманием к каждому своему ощущению, присаживается в него. Здесь задерживает своё дыхание и внимание на себе и на том, что он сейчас чувствует, и …Начинает располагать себя в удобство сидения.
А как только Иван Павлович выбрал для себя наиболее удобное расположение на кресле, то самое время, так сказать на сленге Ивана Павловича, со всем вниманием приложиться к Тёзке. Ну а чтобы как следует к нему приложиться, нужно для начала к себе приложиться. Это чтобы не возникло потом кривотолков и самокритических обвинений (вот такой Иван Павлович справедливой сущности человек) на собственную необъективность и предвзятость – вот посмотрите, я и себя нисколько не щажу. И не трудно догадаться, откуда взялась вся эта корневая тождественность мысли Ивана Павловича.
Всякий дедукт, к кому причислял себя и Иван Павлович, в своём расследовании всегда должен зрить в самую суть, корень дела, а это как раз и даёт такая однокорневая составляющая его мысли и близость к месту его рассмотрения проблемы. Вот, к примеру, чем мотивировался наш подозреваемый, когда оставлял с носом обладательницу столь непревзойдённой красоты носа, уведя из по него всё добытое нечестным путём богатство? Не думаю, как вы, что стремление не быть первым ею обманутым, и не говорите мне, что его скрупулёзной страстью к единоначалию, в том числе и в деле трат нажитого нечестным путём добра. Здесь дело, одновременно куда сложней и прозаичней – он в своих действиях руководствовался своим, задранным сверх меры вверх носом, которому претило видеть, что ещё кто-то смеет задирать так величаво вверх свой нос. А то, что тот носик, к кому вышла такая претензия, по сути не задирался так вверх и не выказывал претензии на что-то большее, а он всего лишь, указывая на путь к звёздам, грезил мечтами, не принимается в расчёт людьми с задранными в своём самомнении вверх носами, хоть и настоянном на сомнении.
Но вернёмся к Ивану Павловичу, ведущему себя не как новичок в такого рода, за завесой штор и тайн делах, кто, успокоенный располагающей для спокойного времяпровождения обстановкой дома, куда ему пришлось влезть, когда хозяева отсутствовали дома, решит заглянуть в холодильник (вспотел с дорожки, вот и захотелось чего-нибудь выпить), и там-то и попадёт в расставленную по полочкам хозяевами ловушку, – в холодильнике чего только нет, чтобы с дорожки остудить свою жажду, а можно и порадоваться за себя и за хозяев с помощью такого коньяка, который новичок никогда бы себе не позволил (и закусить к тому же есть), – где поддастся искушению, а если вернее, то искушённостью уже не раз учёных горьким опытом владельцев дома, куда новичок забрался без их спроса, чтобы их по приходу сильно удивить перестановкой мебели дома, и без задней мысли посчитав, что до чего же хозяева этого жилища молодцы, – как будто чувствовали, что я сегодня к ним загляну и буду после вчерашнего в большом желании поправить своё здоровье, – прикладывается к обнаруженной бутылке коньяка, само собой с одной рюмки не распробывает весь букет крепости аромата напитка, и…Вот же какая неожиданная встреча и знакомство с кулаками хозяина дома.
А вот Иван Павлович так неразумно не поступает, – и не будем гадать, с чем это связано, мы это уже проходили, или я на чужих ошибках учён, знаете ли, – а он
