Драма лихих 90-х - Юрий Николаевич Безелянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А все-таки – выпьем за вечер,
родной, городской, на Тверской,
Который, по счастью, не вечен,
поскольку настанет другой…
Ремарка спустя годы. И настал другой. И наши пути с Быковым разошлись: он прямиком шагнул в классики и стал, пожалуй, лучшим современным прозаиком и публицистом. Ну, а я – в силу разных причин, – съехал со своего пика популярности (даже Хазанов относился ко мне «с пиетететом», как он выразился). Книг выпустил много, но национальной премии не удостоился. За Димой так и не угнался. Он – молодой и прыткий, несмотря на избыточный вес, а я старый-старый… (29 июня, 2011)
4 января в «Вечерней Москве» вышла первая публикация – новая рубрика – «Частный взгляд в контексте истории» и подзаголовок – «Листая дневники и письма». Стрижев сказал: «Интересно, раскованно, свободно».
Вышел справочник «На пороге XX века». Впервые попал в писатели.
Первая книга года: Константин Сомов «Письма. Дневники. Суждения современников». Жаль: дневники кастрированные… Новое знакомство: мой ровесник – Леонид Гуревич, сценарист, критик, преподаватель ВГИКа. Очень удивился, узнав, что я делаю и в каких объемах…
11 января
6-го вышла «Москвичка» с моей рубрикой «Лабиринты чувств. Третья запущенная рубрика. Дочитал том дневников и писем Сомова. «О Сомов-чародей! – как восклицал Вячеслав Иванов. – И граций больше нет, нет милого разврата… Играет в куклы жизнь…».
Как интересно читать чужие дневники и письма и находить совпадения со своими мыслями и чувствами. Проводить параллели и видеть разницу. «В этом году мне стукнет 60, – писал Сомов сестре, – а мне кажется, что я и не жил, так пролетело время, так мало им воспользовался. Может быть, это кажется. Если бы можно было начать жизнь снова, я бы лучше ею воспользовался, больше бы работал, большему бы научился. А теперь я только знаю, что ничего не знаю…». (1 сентября 1929).
«А мне на днях, старик, увы, стукнет 61. Возмутительно скоро бежит время. Ведь того и гляди, будет и 70! Не могу помириться со старостью. И все мои мысли и чувства не старческие. Не запасся до сих пор никакой философией и, пуще того, религией, чтобы мудро переносить эти годы…» (21 ноября 1930).
«Все эти дни я без устали работал… А работаешь, и вдруг все мысли сосредоточиваются на ней – легче…» (3 апреля 1932). Таких записей в дневнике Константина Андреевича Сомова много. Работа, как палочка-выручалочка от бремени возраста и от гнета времени. Я поступаю так же, оглушая себя работой. Очнулся – и остается только вздыхать вместе с Георгием Адамовичем:
Пора печали, юность – вечный бред…
Ну, а Сомов вместе с уже написанными Репиным, Левитаном, Крамским и Серовым, надеюсь, когда-нибудь составят книжечку.
18 января
Печатал про Сомова и про Голландию. По приглашению Хазанова были в театре эстрады на «Летучей мыши» (Хазанов в роли Иоганна Штрауса) с концертными номерами. Пародист Жигалкин пел под Зыкину, Войнаровский – под Лучано Паваротти. Угощали шампанским. А потом был банкет, но мы с Ще ушли – не захотели быть рядом с Коржаковым, Язовым и прочими «деятелями». Подарил свою книгу Злате, жене Хазанова, она: «А мы ее купили и прочитали с удовольствием». Мне осталось только сказать: «А теперь будет с автографом».
Вышло двойное интервью с Быковым – «Счет? Пожалуйста». В преамбуле Дима написал: «Вальяжный, жирный Быков и высохший Безелянский… Известный матершинник Быков и, покрытый архивной пылью, Безелянский, сделавший своей профессией перелопачивание чужого постельного белья столетней несвежести…». И что обижаться? Я бы, конечно, что-то поправил, но Дима не показал мне предварительно интервью: писал сам. Ну, а далее все по серьезу. Вот маленький кусочек:
Ю.Б. – …Пишу, как вы знаете, заметки о великих страстях, великих заблуждениях и разных исторических курьезах. Но и такая ниша перестает спасать! Вообразите, недавно приношу в один журнал заметку, а меня спрашивают, кто такая Комиссаржевская?!
Д.Б. – По идее, мне полагается воскликнуть: «Да что вы! Быть не может». Но я отвечу: эк, чем вздумали удивить! Мне недавно один такой же мальчик говорит: «Напишите нам, пожалуйста, о Некрасове. Hо только ни слова о стихах! Главное, акцент: на охоте, картах и отношениях с Панаевой.
Ю.Б. – Написали?
Д.Б. – Выкрутился… Нам со всех сторон говорят, что мерзость и желтизна как раз востребованы читателем…
Ю.Б. – Клевета! Не верьте!.. Наглые элитные мальчики полагают, что читателя в эпоху рынка надо закармливать светской хроникой, эротикой, хамским тоном, идиотскими интимностями, кровью, грязью… Не поддавайтесь, Дима! Читатель у нас самый умный, самый честный, на наш век хватит! Мы не имеем права его бросать…
Но хватит цитировать. Интервью получилось большое. И в этот же день, 15 января, когда оно вышло, напечатаны – в «Вечерней Москве» моя полоса «Жизнь и смерть кумира» о Джанни Версаче, и в «Москвичке» – «Лабиринты чувств». Ще сказала: «Бенефис!..».
5 января
Издательские войны. Забрал рукописи из «Континент-пресс». Мироненко: «Я надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся еще». «Никогда!» – ответил я. Nevermore, как ворон. Так же попрощался с «Присцельсом». Только вот с Песковой никак: «Потерпите еще немного…». Но расстраиваться некогда: я погрузился в новые персоны и, соответственно, в поиски материалов – Шаляпин, Бертольт Брехт. В «Рипол-классике» редактор Гера попросила вставить в «Лабиринт чувств» несколько строчек ее подруги Вероники Долиной:
И не всегда ж я буду молодой –
С горящим взором, с поступью победной…
Звонок из журнала «Рейс», просят Фаину Раневскую. Тут же начал начитывать досье.
«Я родилась недоношенной и ухожу из жизни недопоказанной и недоявленной. Я недоеб…, милый мой! И в этом творческом смысле тоже», – сказала Фаина Георгиевна Андрею Зоркому, не стесняясь ненормативной лексики.
1 февраля
Когда-то тщательно следил, как пребывает время, сколько минут прибавилось к светлому дню, а сейчас некогда за этим следить. Уже февраль грянул – январь пролетел. Время спрессовано. «Дни летят, как экспресс», как написал Сомов.
На Татьянин день к Татьяне Лариной за Сокольнический вал. Обратно возвращались с Асей. Лебель сострила: «Бальзак и леди Винтер, она же Миледи…». В обществе «Мемориал» оформлял членский билет. Наслушался рассказов о том, как «жертвы репрессий» просят бесплатные макароны, билеты в театр и т.д. Между жертвами идут споры, кто больше
