Сокровище Чингисхана - Клайв Касслер

— Монастырь Булангийн, — возвестил водитель. — Оби­тель с двенадцатью монахами, одним ламой и семнадцатью вер­блюдами, к которым иногда присоединяются один-два изго­лодавшихся добровольца из Соединенных Штатов и прочей Америки. Он въехал на избитую колею и подвел автобус к од­ной из юрт.

— А вот и школа, — сказал водитель Питту и Джордино, наблюдавшим, как дети выпрыгивают из автобуса.

Нойон, пробегая мимо них, махнул рукой и устремился к двери.

— Боюсь, я должен вас покинуть, — сообщил водитель, ког­да дети убежали. — У меня скоро начинается урок географии. А вы, ребята, отправляйтесь к большому зданию с драконом на свесе крыши и там найдите ламу Сантанаи. Он говорит по-анг­лийски и охотно приютит вас до утра.

— Тебя можно будет увидеть попозже?

— Скорее всего нет. Мне еще нужно детей по домам разво­зить. И потом, я обещал в одну деревушку заехать, поболтать с жителями о западных демократиях. Так что давайте прощать­ся. В любом случае я рад был встретиться с вами. Приятного ночлега.

— Громадное спасибо за информацию и за то, что подвез, — ответил Питт.

Одной рукой водитель сгреб в охапку беспробудно спящую таксу, другой достал из-под сиденья учебник географии и лег­кой пружинистой походкой зашагал к школе, такому же гэру, как и остальные, только покрупнее, в которой его уже ждали ученики.

—  Приятный парень, — заметил Джордино, вылезая из ав­тобуса.

Выходя вслед за ним, Питт заметил рядом с верхним зерка­лом небольшой плакатик: «Добро пожаловать. Вашего водите­ля зовут Клайв Касслер».

—  Очень приятно. Зато водит он как Марио Андретти, — проговорил он.

Они двинулись по поселку к трем зданиям, формой напоми­навшим пагоды, загнутые края крыш которых были выложены старинной керамической плиткой голубого оттенка. В цент­ральном, самом крупном, здании находился главный храм, по бокам стояли усыпальница и склад. Питт и Джордино поднялись по короткой лестнице, ведущей в храм, полюбовались ис­кусно вырезанными из камня драконами, венчавшими карниз и обвивавшими своими длинными хвостами всю крышу с кру­то уходящими вниз углами. Друзья задумчиво вошли в храм че­рез очень широкие, распахнутые настежь ворота, и их сразу приветствовал тихий хор поющих голосов.

Когда глаза Питта и Джордино постепенно привыкли к по­лутьме храма, они смогли разглядеть две широкие, разделенные проходом скамейки, тянувшиеся вдоль всего здания и закан­чивавшиеся алтарем. На каждой скамейке, поджав под себя ноги, сидели лицом друг к другу по полдюжине старых мона­хов, все с наголо выбритыми головами, в ярких одеяниях. Си­дели они недвижимо и пели. Питт и Джордино на цыпочках обошли помещение храма по часовой стрелке и, присев у зад­ней стены, стали наблюдать за окончанием молитвы.

Тибетский ламаизм — практическая форма монгольского буддизма. Религиозные связи между регионами образовались много веков назад. До начала правительственной антирелиги­озной кампании практически треть монгольских мужчин были действующими ламами и вели аскетическую жизнь в каком- нибудь скромном монастыре, во множестве рассыпанных по стране. Во время коммунистического правления буддизм прак­тически исчез, и сейчас новые поколения монголов фактиче­ски заново знакомятся с духовными началами религии своих предков.

Наблюдая за действом, мало изменившимся на протяжении десятков веков, ибо ритуал веками оставался неизменным, Питт и Джордино не могли не поддаться царившей в храме мисти­ческой обстановке. Экзотический аромат курившихся благово­ний очаровывал их, успокаивал и вызывал приятные ощуще­ния. Внутреннее убранство храма, озаренное слабым пламенем свечей, испускало умиротворяющий теплый свет. Переливались разноцветными пятнами выкрашенный красной охрой потолок и ярко-малиновые знамена, свисавшие со стен. Десятки сверкающих статуй реинкарнаций Будды украшали алтарь и все свободные места храма. Навязчивый, заунывный мотив, непре­станный, тягучий и обволакивающий, лился с губ достопочтен­ных лам.

Ламы, аскетического вида, со строгими морщинистыми лицами, глядя в молитвенные книги, разложенные перед ними, повторяли строка за строкой мантры. К концу молитвы пение становилось все громче и громче, и когда голоса набрали пол­ную силу, самый старый из них, в очках с толстыми стеклами, принялся колотить в барабан из козлиной шкуры. Остальные ламы присоединились к нему — кто зазвенел крошечным ла­тунным колокольчиком, кто загудел в белые раковины. Звук постепенно нарастал, и вскоре Питту с Джордино показалось, что от него затряслись стены храма. И вдруг, словно чья-то невидимая рука выключила звук, крещендо оборвалось и воца­рилась полная тишина, в которой монахи еще медитировали несколько мгновений, поле чего начали подниматься со ска­меек.

Лама в очках с толстыми стеклами отложил в сторону бара­бан, затем подошел к Питту и Джордино. Лет ему было под де­вяносто, но по его сильным и легким движениям ему никак нельзя было дать больше сорока пяти. Его темные глаза лучи­лись добротой и мудростью.

— Значит, вы и есть те самые американцы, путешествовав­шие по пустыне? — спросил он на хорошем английском, но с сильным акцентом. — Меня зовут Сантанаи. Добро пожаловать в наш храм. В нашу сегодняшнюю молитву мы включили бла­годарность за ваше счастливое возвращение из песков.

— Простите нас за вторжение, — сказал Питт, крайне удив­ленный странной осведомленностью ламы об их предполагае­мом прибытии в монастырь.

— Путь к просветлению открыт для всех, — улыбнулся лама. — Пойдемте, я покажу вам наш дом.

Вслед за Питом и Джордино старый лама вышел на улицу, затем, обогнув здание храма, повел их по деревне.

— Наш монастырь был открыт в двадцатых годах девятна­дцатого века, — начал объяснять он. — Обитатели его пережили все перипетии антирелигиозной кампании относительно спо­койно. Правительственные войска уничтожили жилища, раз­грабили продовольственные лавки, увели верующих, но по при­чинам, мне до сих пор непонятным, храм не тронули. Так он и простоял много десятилетий, хоть и пустой, но в целости и со­хранности. Священные тексты, статуи и реликвии сберегли скотоводы, закопав их в песках неподалеку. Когда новое пра­вительство провозгласило принцип терпимости к вере, мы от­крыли храм, ставший вскоре центром нашего монастыря.

— Здания выглядят неплохо, — заметил Джордино. — Осо­бых следов разрушений не видно.

— Да, за ними следили пастухи и спрятавшиеся неподалеку монахи. Ремонтировали по возможности. Монастырь отчасти спасла его удаленность от центра. Не каждый правительствен­ный атеист, даже самый оголтелый, соглашался тащиться в та­кую глушь. Это нас и выручило. Но все равно работ по восста­новлению монастыря хватает, — произнес лама, кивнув на шта­бели досок и прочего строительного материала. — Пока прихо­дится жить в гэрах, но, надеюсь, скоро переедем в постоянные каменные и деревянные здания.